Неточные совпадения
— А что, Сергей Александрыч, — проговорил Бахарев, хлопая Привалова по плечу, — вот ты теперь третью неделю живешь в
Узле, поосмотрелся? Интересно знать, что ты надумал… а? Ведь твое дело молодое, не то что наше, стариковское:
на все четыре стороны скатертью дорога. Ведь не сидеть же такому молодцу сложа руки…
— Я тебе серьезно говорю, Сергей Александрыч. Чего киснуть в Узле-то? По рукам, что ли? Костя
на заводах будет управляться, а мы с тобой
на прииски; вот только моя нога немного поправится…
Небольшая головка была украшена самою почтенною лысиною, точно все волосы
на макушке были вылизаны коровой или другим каким животным, обладающим не менее широким и длинным языком; эта оригинальная головка была насажена
на длинную жилистую шею с резко выдававшимся кадыком, точно горло было завязано
узлом.
Агриппина Филипьевна посмотрела
на своего любимца и потом перевела свой взгляд
на Привалова с тем выражением, которое говорило: «Вы уж извините, Сергей Александрыч, что Nicolas иногда позволяет себе такие выражения…» В нескольких словах она дала заметить Привалову, что уже кое-что слышала о нем и что очень рада видеть его у себя; потом сказала два слова о Петербурге, с улыбкой сожаления отозвалась об
Узле, который, по ее словам, был уже
на пути к известности, не в пример другим уездным городам.
Узле он отделал свой дом
на английский манер и года два корчил из себя узловского сквайра.
— Все это в пределах возможности; может быть, я и сам набрел бы
на дядюшкину идею объявить этого сумасшедшего наследника несостоятельным должником, но вот теория удержания Привалова в
Узле — это, я вам скажу, гениальнейшая мысль.
Дальше Половодов задумался о дамах узловского полусвета, но здесь
на каждом шагу просто была мерзость, и решительно ни
на что нельзя было рассчитывать. Разве одна Катя Колпакова может иметь еще временный успех, но и это сомнительный вопрос. Есть в
Узле одна вдова, докторша, шустрая бабенка, только и с ней каши не сваришь.
Антонида Ивановна, по мнению Бахаревой, была первой красавицей в
Узле, и она часто говорила, покачивая головой: «Всем взяла эта Антонида Ивановна, и полнотой, и лицом, и выходкой!» При этом Марья Степановна каждый раз с коротким вздохом вспоминала, что «вот у Нади, для настоящей женщины, полноты недостает, а у Верочки кожа смуглая и волосы
на руках, как у мужчины».
— Альфонс Богданыч, Альфонс Богданыч… вы надеваете мне петлю
на шею и советуете успокоиться! Да… петлю, петлю! А Привалов здесь, в
Узле, вы это хорошо знаете, — не сегодня завтра он явится и потребует отчета. Вы останетесь в стороне…
Привалов свободно вздохнул, когда они вышли
на широкий балкон, с которого открывался отличный вид
на весь
Узел,
на окрестности и
на линию Уральских гор, тяжелыми силуэтами тянувшихся с севера
на юг.
— Может, и болесть, а может, и нет, — таинственно ответила Марья Степановна и, в свою очередь, оглядевшись кругом, рассказала Данилушке всю историю пребывания Привалова в
Узле, причем, конечно, упомянула и о контрах, какие вышли у Василия Назарыча с Сережей, и закончила свой рассказ жалобами
на старшую дочь, которая вся вышла в отца и, наверно, подвела какую-нибудь штуку Сереже.
В
Узле Привалов появлялся только
на время, отчасти по делам опеки, отчасти для своей мельницы. Nicolas Веревкин, конечно, ничего не выхлопотал и все сидел со своей нитью,
на которую намекал Привалову еще в первый визит. Впрочем, Привалов и не ожидал от деятельности своего адвоката каких-нибудь необыкновенных результатов, а, кажется, предоставил все дело его естественному течению.
В доме Ляховского шли деятельные приготовления к балу, который ежегодно давался по случаю рождения Зоси четвертого января.
На этом бале собирался весь
Узел, и Ляховский мастерски разыгрывал роль самого гостеприимного и радушного хозяина, какого только производил свет.
Весь
Узел, то есть узловский beau monde, был поднят
на ноги с раннего утра.
— Я не решаюсь советовать тебе, Сергей, но
на твоем месте сделала бы так: в Петербург послала бы своего поверенного, а сама осталась бы в
Узле, чтобы иметь возможность следить и за заводами и за опекунами.
Стены номера и весь пол были покрыты ташкентскими коврами; слабая струя света едва пробивалась сквозь драпировки окон, выхватывая из наполнявшего комнату полумрака что-то белое, что лежало
на складной американской кровати, как
узел вычищенного белья.
Оставаться в
Узле,
на развалинах погибшей пансионской дружбы, было выше даже ее сил, и она решилась отдохнуть
на лоне природы.
Хина в самых живых красках очертила собравшуюся
на воды публику и заставила хохотать свою юную собеседницу до слез; затем последовал ряд портретов общих знакомых в
Узле, причем Бахаревым и Веревкиным досталось прежде всего. А когда Заплатина перешла к изображению «гордеца» Половодова, Зося принялась хохотать, как сумасшедшая, и кончила тем, что могла только махать руками.
Она все время проводила
на воздухе: нарочно были приведены из
Узла Тэке и Батырь.
Прямо из церкви молодые отправились в
Узел, где их ожидала
на первый раз скромная семейная встреча: сам Ляховский, пани Марина и т. д.
Дела
на приисках у старика Бахарева поправились с той быстротой, какая возможна только в золотопромышленном деле. В течение весны и лета он заработал крупную деньгу, и его фонды в
Узле поднялись
на прежнюю высоту. Сделанные за последнее время долги были уплачены, заложенные вещи выкуплены, и прежнее довольство вернулось в старый бахаревский дом, который опять весело и довольно глядел
на Нагорную улицу своими светлыми окнами.
На первый раз для Привалова с особенной рельефностью выступили два обстоятельства: он надеялся, что шумная жизнь с вечерами, торжественными обедами и парадными завтраками кончится вместе с медовым месяцем, в течение которого в его доме веселился весь
Узел, а затем, что он заживет тихой семейной жизнью, о какой мечтал вместе с Зосей еще так недавно.
При первой возможности Привалов бросил все дела
на мельнице и уехал в
Узел.
Вообще в результате получился тот вывод, что необходимо бежать из
Узла, хотя
на время.
Привалов привез брата в
Узел и отвел ему несколько комнат в доме,
на прежней половине Ляховских.
Привалов съездил
на мельницу, прожил там с неделю и вернулся в
Узел только по последнему зимнему пути.
Здоровье Лоскутова не поправлялось, а, напротив, делалось хуже. Вместе с весной открывались работы
на приисках, но Лоскутову нечего было и думать самому ехать туда; при помощи Веревкина был приискан подходящий арендатор, которому прииски и были сданы
на год. Лоскутовы продолжали оставаться в
Узле.
Собственно, ей давно хотелось куда-нибудь подальше уехать из
Узла, где постоянно приходилось наталкиваться
на тяжелые воспоминания, но когда доктор заговорил о приваловской мельнице, Надежде Васильевне почему-то не хотелось воспользоваться этим предложением, хотя она ни
на мгновение не сомневалась в том, что Привалов с удовольствием уступит им свой флигелек.
Устроив
на скорую руку свои дела в
Узле, Привалов уехал с Веревкиным в Мохов и прямо обратился к губернатору, который принял в этом вопиющем деле самое деятельное участие. Веревкин составил докладную записку для губернатора и не пожалел красок для описания подвигов Половодова. Губернатор, старый николаевский служака, круто повернул все дело, и благодаря его усилиям журнальным постановлением дворянской опеки Половодов устранялся от своего звания поверенного от конкурса.
В
Узел Привалов вернулся ночью, в страшную осеннюю слякоть, когда в двух шагах хоть глаз выколи. Не успел он умыться после дороги, как в кабинет вошел доктор, бледный и взволнованный. Привалова удивил и даже испугал этот полуночный визит, но доктор предупредил его вопрос, подавая небольшую записку, торопливо набросанную
на розовом почтовом листке.
«Милый и дорогой доктор! Когда вы получите это письмо, я буду уже далеко… Вы — единственный человек, которого я когда-нибудь любила, поэтому и пишу вам. Мне больше не о ком жалеть в
Узле, как, вероятно, и обо мне не особенно будут плакать. Вы спросите, что меня гонит отсюда: тоска, тоска и тоска… Письма мне адресуйте poste restante [до востребования (фр.).] до рождества
на Вену, а после — в Париж. Жму в последний раз вашу честную руку.
Неточные совпадения
«Там видно будет», сказал себе Степан Аркадьич и, встав, надел серый халат
на голубой шелковой подкладке, закинул кисти
узлом и, вдоволь забрав воздуха в свой широкий грудной ящик, привычным бодрым шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну, поднял стору и громко позвонил.
На звонок тотчас же вошел старый друг, камердинер Матвей, неся платье, сапоги и телеграмму. Вслед за Матвеем вошел и цирюльник с припасами для бритья.
«Да, гордость», сказал он себе, переваливаясь
на живот и начиная завязывать
узлом стебли трав, стараясь не сломать их.
Взяв
на плечи каждый по
узлу, они пустились вдоль по берегу, и скоро я потерял их из вида.
Наконец он остановился, будто прислушиваясь к чему-то, присел
на землю и положил возле себя
узел.
«Ну-ка, слепой чертенок, — сказал я, взяв его за ухо, — говори, куда ты ночью таскался, с
узлом, а?» Вдруг мой слепой заплакал, закричал, заохал: «Куды я ходив?.. никуды не ходив… с
узлом? яким
узлом?» Старуха
на этот раз услышала и стала ворчать: «Вот выдумывают, да еще
на убогого! за что вы его? что он вам сделал?» Мне это надоело, и я вышел, твердо решившись достать ключ этой загадки.