Неточные совпадения
Нужно отдать полную справедливость Хионии Алексеевне, что она
не отчаивалась относительно будущего:
кто знает, может быть, и на ее улице будет праздник — времена переменчивы.
— Нет, постой. Это еще только одна половина мысли. Представь себе, что никакого миллионера Привалова никогда
не существовало на свете, а существует миллионер Сидоров, который является к нам в дом и в котором я открываю существо, обремененное всеми человеческими достоинствами, а потом начинаю думать: «А ведь
не дурно быть madame Сидоровой!» Отсюда можно вывести только такое заключение, что дело совсем
не в том,
кто явится к нам в дом, а в том, что я невеста и в качестве таковой должна кончить замужеством.
— Вот, Вася, и на нашей улице праздник, — говорил Гуляев своему поверенному. — Вот
кому оставлю все, а ты это помни: ежели и меня
не будет, — все Сергею… Вот мой сказ.
Нет слов, что для Nadine Привалов самая выгодная партия, но ведь все-таки к нему необходимо присмотреться, —
кто знает, чтобы
не пожалеть после.
«А там женишок-то
кому еще достанется, — думала про себя Хиония Алексеевна, припоминая свои обещания Марье Степановне. — Уж очень Nadine ваша нос кверху задирает.
Не велика в перьях птица: хороша дочка Аннушка, да хвалит только мать да бабушка! Конечно, Ляховский гордец и кощей, а если взять Зосю, — вот эта, по-моему, так действительно невеста: всем взяла… Да-с!..
Не чета гордячке Nadine…»
Он рассматривал потемневшее полотно и несколько раз тяжело вздохнул: никогда еще ему
не было так жаль матери, как именно теперь, и никогда он так
не желал ее видеть, как в настоящую минуту. На душе было так хорошо, в голове было столько мыслей, но с
кем поделиться ими,
кому открыть душу! Привалов чувствовал всем существом своим, что его жизнь осветилась каким-то новым светом, что-то, что его мучило и давило еще так недавно, как-то отпало само собой, и будущее было так ясно, так хорошо.
Виктор Васильич сейчас же сделал самый подробный обзор квартиры Привалова и проговорил,
не обращаясь, собственно, ни к
кому...
— Нет, для вас радость
не велика, а вот вы сначала посоветуйтесь с Константином Васильичем, — что он скажет вам, а я подожду. Дело очень важное, и вы
не знаете меня. А пока я познакомлю вас, с
кем нам придется иметь дело… Один из ваших опекунов, именно Половодов, приходится мне beau fr####re'ом, [зятем (фр.).] но это пустяки… Мы подтянем и его. Знаете русскую пословицу: хлебцем вместе, а табачком врозь.
— Как
не понять!.. Даже оченно хорошо понимаю. Обыграете хоть
кого…
— Я никому
не навязываю своих убеждений, — обиженным голосом проговорил Половодов. — Можно
не соглашаться с чужими мнениями и вместе уважать их… Вот если у
кого нет совсем мнений…
Видите ли, необходимо было войти в соглашение кое с
кем, а затем
не поскупиться насчет авансов, но Привалов ни о том, ни о другом и слышать
не хочет.
Этот молодой человек был
не кто другой, как единственный сын Ляховского — Давид; он слишком рано познакомился с обществом Виктора Васильича, Ивана Яковлича и Лепешкина, и отец давно махнул на него рукой.
Тятенька, обнаковенно, прибежал с ливольвером и сейчас Виктора Васильича за ногу и, с позволения сказать, как кошку, в номер к себе утащил: «
Кто таков человек есть?» А Виктор Васильич,
не будь плох, отвечает: «Моисей».
Когда они вошли в гостиную, Привалов в первую минуту
не заметил,
кого искал глазами.
— Поправимся?! Нет, я тебя сначала убью… жилы из тебя вытяну!! Одно только лето
не приехал на прииски, и все пошло кверху дном. А теперь последние деньги захватил Работкин и скрылся… Боже мой!! Завтра же еду и всех вас переберу… Ничего
не делали, пьянствовали, безобразничали!! На
кого же мне положиться?!
— Я один, один… — стонал Василий Назарыч, закидывая голову на спинку кресла. —
Не на
кого положиться… Ох, хоть бы умереть скорее!.. Нищета, позор… О, боже мой!!!
— Цветет-то она цветет, да кабы
не отцвела скоро, — с подавленным вздохом проговорила старуха, — сам знаешь, девичья краса до поры до время, а Надя уж в годах, за двадцать перевалило. Мудрят с отцом-то, а вот счастья господь и
не посылает… Долго ли до греха — гляди, и завянет в девках. А Сережа-то прост, ох как прост, Данилушка. И в
кого уродился, подумаешь… Я так полагаю, што он в мать, в Варвару Павловну пошел.
— Видишь, Надя, какое дело выходит, — заговорил старик, —
не сидел бы я, да и
не думал, как добыть деньги, если бы мое время
не ушло. Старые друзья-приятели
кто разорился,
кто на том свете, а новых трудно наживать. Прежде стоило рукой повести Василию Бахареву, и за капиталом дело бы
не стало, а теперь…
Не знаю вот, что еще в банке скажут: может, и поверят. А если
не поверят, тогда придется обратиться к Ляховскому.
— Понимаю, Надя, все понимаю, голубчик. Да бывают такие положения, когда
не из чего выбирать. А у меня с Ляховским еще старые счеты есть кое-какие. Когда он приехал на Урал, гол как сокол,
кто ему дал возможность выбиться на дорогу? Я
не хочу приписывать все себе, но я ему помог в самую трудную минуту.
—
Кто же вам мешает
не быть ими?
— О! пани Марина,
кто же
не знает, что вы первая красавица… во всей Польше первая!.. Да… И лучше всех танцевали мазурочки, и одевались лучше всех, и все любили пани Марину без ума. Пани Марина сердится на меня, а я маленький человек и делал только то, чего хотел пан Игнатий.
Антонида Ивановна слишком хорошо знала заячью натуру своего мужа и поэтому сомнительно покачала головой. Александр Павлыч хвалил Верочку, чтобы отвести глаза. Его увлечение Зосей
не было тайной ни для
кого.
— Вот уж этому никогда
не поверю, — горячо возразила Половодова, крепко опираясь на руку Привалова. — Если человек что-нибудь захочет, всегда найдет время.
Не правда ли? Да я, собственно, и
не претендую на вас, потому что
кому же охота скучать. Я сама ужасно скучала все время!.. Так, тоска какая-то… Все надоело.
Привалов ничего
не отвечал. Он думал о том, что именно ему придется вступить в борьбу с этой всесильной кучкой. Вот его будущие противники, а может быть, и враги. Вернее всего, последнее. Но пока игра представляла закрытые карты, и можно было только догадываться, у
кого какая масть на руках.
— И тщеславие… Я
не скрываю. Но знаете,
кто сознает за собой известные недостатки, тот стоит на полдороге к исправлению. Если бы была такая рука, которая… Ах да, я очень тщеславна! Я преклоняюсь пред силой, я боготворю ее. Сила всегда оригинальна, она дает себя чувствовать во всем. Я желала бы быть рабой именно такой силы, которая выходит из ряду вон, которая
не нуждается вот в этой мишуре, — Зося обвела глазами свой костюм и обстановку комнаты, — ведь такая сила наполнит целую жизнь… она даст счастье.
—
Кто умер, Игнатий Львович? — спросил Привалов, но Ляховский
не слыхал вопроса и бежал вперед, схватив себя за волосы.
— Нет, ты
не уйдешь… О господи! Надя, Надя!.. И
кто тебя обманул?!
Кто?..
Я, право,
не знаю, как описать, что произошло дальше. В первую минуту Хиония Алексеевна покраснела и гордо выпрямила свой стан; в следующую за этим минуту она вернулась в гостиную, преисполненным собственного достоинства жестом достала свою шаль со стула, на котором только что сидела, и, наконец,
не простившись ни с
кем, величественно поплыла в переднюю, как смертельно оскорбленная королева, которая великодушно предоставила оскорбителей мукам их собственной совести.
Ляховский чувствовал, как он проваливается точно в какую-то пропасть. Ведь все дела были на руках у Альфонса Богданыча, он все на свете знал, везде поспевал вовремя, и вдруг Альфонса Богданыча
не стало…
Кого Ляховский найдет теперь на его место? Вдобавок, он сам
не мог работать по-прежнему. Фамилия Пуцилло-Маляхинский придавила Ляховского, как гора. Впереди — медленное разорение…
—
Кого там принесло? — сердито заворчала она, когда раздался звонок. — Матрешка,
не принимай… Здесь
не родильный дом, чтобы врываться во всякое время дня и ночи…
Теперь он
не знал, о
ком больше сокрушаться, о потерянной навсегда дочери или о Привалове.
Напрасно старик искал утешения в сближении с женой и Верочкой. Он горячо любил их, готов был отдать за них все, но они
не могли ему заменить одну Надю. Он слишком любил ее, слишком сжился с ней, прирос к ней всеми старческими чувствами, как старый пень, который пускает молодые побеги и этим протестует против медленного разложения. С
кем он теперь поговорит по душе? С
кем посоветуется, когда взгрустнется?..
Даже богатство, которое прилило широкой волной, как-то
не радовало старика Бахарева, и в его голове часто вставал вопрос: «Для
кого и для чего это богатство?» Оно явилось, точно насмешка над упавшими силами старика, напрасно искавшего вокруг себя опоры и поддержки.
Приходилось жить с такими людьми, с которыми он
не имел ничего общего, и оттолкнуть от себя тех,
кого он ценил и уважал больше всего на свете.
На другой день после своего разговора с Бахаревым Привалов решился откровенно обо всем переговорить с Ляховским. Раз, он был опекуном, а второе, он был отец Зоси;
кому же было ближе знать даже самое скверное настоящее. Когда Привалов вошел в кабинет Ляховского, он сидел за работой на своем обычном месте и даже
не поднял головы.
Если
кто виноват, так виноват именно я, я и в ответе; у меня просто
не поднялась рука расстроить счастье Зоси…
— А
кто же больше?.. Он… Непременно он. У меня положительных данных нет в руках, но я голову даю на отсечение, что это его рук дело. Знаете, у нас, практиков, есть известный нюх. Я сначала
не доверял этому немцу, а потом даже совсем забыл о нем, но теперь для меня вся картина ясна: немец погубил нас… Это будет получше Пуцилло-Маляхинского!.. Поверьте моей опытности.
Теперь для него было ясно все, до последнего штриха; его женитьбу на Зосе устроил
не кто другой, как тот же Половодов.
Привалов перезнакомился кое с
кем из клубных игроков и, как это бывает со всеми начинающими, нашел, что, право, это были очень хорошие люди и с ними было иногда даже весело; да и самая игра, конечно, по маленькой, просто для препровождения времени, имела много интересного, а главное, время за сибирским вистом с винтом летело незаметно;
не успел оглянуться, а уж на дворе шесть часов утра.
— Гусей по осени считают. Выигрывает всегда тот,
кому сначала
не везет.
—
Кого я вижу?.. — кричал он, обнимая Привалова. — Ну, батенька, вот
не ожидал… Нечего сказать, удивил мир злодейством!
— Да Лепешкин с Данилушкой… Вот уж про
кого можно сказать, что два сапога — пара: другой такой
не подобрать. Ха-ха!..
Даже обыгранные им купчики разделяли это общее настроение; они были довольны уже тем, что проиграли
не кому другому, а самому Ивану Яковличу.
— Нельзя, голубчик, нельзя… Теперь вон у Бахаревых какое горе из-за моей Кати. А была бы жива, может, еще
кому прибавила бы и
не такую печаль. Виктор Васильич куда теперь? Ох-хо-хо. Разве этот вот Веревкин выправит его —
не выправит… Марья Степановна и глазыньки все выплакала из-за деток-то! У меня одна была Катя — одно и горе мое, а погорюй-ка с каждым-то детищем…
— Для
кого как, а для нас вы барышня, Надежда Васильевна. Я так и молюсь за вас: «Господи, помилуй нашу барышню Надежду Васильевну…» Вот сейчас провалиться,
не вру… Пожалуйте ручку, барышня!
«Милый и дорогой доктор! Когда вы получите это письмо, я буду уже далеко… Вы — единственный человек, которого я когда-нибудь любила, поэтому и пишу вам. Мне больше
не о
ком жалеть в Узле, как, вероятно, и обо мне
не особенно будут плакать. Вы спросите, что меня гонит отсюда: тоска, тоска и тоска… Письма мне адресуйте poste restante [до востребования (фр.).] до рождества на Вену, а после — в Париж. Жму в последний раз вашу честную руку.
—
Не может быть!.. Вы все меня обманываете… С
кем же она уехала?
— Скажу тебе прямо, Надя… Прости старика за откровенность и за то, что он суется
не в свои дела. Да ведь ты-то моя,
кому же и позаботиться о дочери, как
не отцу?.. Ты вот растишь теперь свою дочь и пойми, чего бы ты ни сделала, чтобы видеть ее счастливой.
Да и
не только его и нас, а и всех тех, для
кого теперь трудишься из последних сил.
Второй жизни у меня
не будет, и мой капитал пойдет прахом, все равно,
кому бы он ни достался: Косте, Виктору, Веревкину или Марье Степановне.