Неточные совпадения
Надежда Васильевна, старшая дочь Бахаревых, была высокая симпатичная
девушка лет двадцати. Ее, пожалуй, можно было назвать красивой, но на Маргариту она уже совсем не походила. Сравнение Хионии Алексеевны вызвало на ее полном лице спокойную улыбку, но темно-серые
глаза, опушенные густыми черными ресницами, смотрели из-под тонких бровей серьезно и задумчиво. Она откинула рукой пряди светло-русых гладко зачесанных волос, которые выбились у нее из-под летней соломенной шляпы, и спокойно проговорила...
«Вот этой жениха не нужно будет искать: сама найдет, — с улыбкой думала Хиония Алексеевна, провожая
глазами убегавшую Верочку. — Небось не закиснет в девках, как эти принцессы, которые умеют только важничать… Еще считают себя образованными
девушками, а когда пришла пора выходить замуж, — так я же им и ищи жениха. Ох, уж эти мне принцессы!»
Молодой человек и
девушка в костюмах Первой французской революции сидели под развесистым деревом и нежно смотрели друг другу в
глаза.
Привалов поздоровался с
девушкой и несколько мгновений смотрел на нее удивленными
глазами, точно стараясь что-то припомнить. В этом спокойном девичьем лице с большими темно-серыми
глазами для него было столько знакомого и вместе с тем столько нового.
Надежда Васильевна ничего не ответила, а только засмеялась и посмотрела на Привалова вызывающим, говорившим взглядом. Слова
девушки долго стояли в ушах Привалова, пока он их обдумывал со всех возможных сторон. Ему особенно приятно было вспомнить ту энергичную защиту, которую он так неожиданно встретил со стороны Надежды Васильевны. Она была за него: между ними, незаметно для
глаз, вырастало нравственное тяготение.
Если бы он стал подробнее анализировать свое чувство, он легко мог прийти к тому выводу, что впечатление носило довольно сложное происхождение: он смотрел на
девушку глазами своего детства, за ее именем стояло обаяние происхождения…
В дверях гостиной, куда оглянулся Привалов, стоял не один дядюшка, а еще высокая, худощавая
девушка, которая смотрела на Привалова кокетливо прищуренными
глазами.
— Вы иногда бываете, Александр Павлыч, очень умным и проницательным человеком, — заметила
девушка, останавливая
глаза на одушевленной физиономии Половодова.
— Послушайте… — едва слышно заговорила
девушка, опуская
глаза. — Положим, есть такая
девушка, которая любит вас… а вы считаете ее пустой, светской барышней, ни к чему не годной. Что бы вы ответили ей, если бы она сказала вам прямо в
глаза: «Я знаю, что вы меня считаете пустой
девушкой, но я готова молиться на вас… я буду счастлива собственным унижением, чтобы только сметь дышать около вас».
— Послушайте, доктор, ведь я не умру?.. — шептала Зося, не открывая
глаз. — Впрочем, все доктора говорят это своим пациентам… Доктор, я была дурная
девушка до сих пор… Я ничего не делала для других… Не дайте мне умереть, и я переменюсь к лучшему. Ах, как мне хочется жить… доктор, доктор!.. Я раньше так легко смотрела на жизнь и людей… Но жизнь так коротка, — как жизнь поденки.
«Моисей» показал на проходившую под руку с каким-то инженером среднего роста
девушку с голубыми
глазами и прекрасными золотистыми волосами, точно шелковой рамкой окаймлявшими ее бойкое матовое лицо, с легкими веснушками около носа. Она слегка покачивалась на высоких каблуках.
Девушка осмотрела кругом комнату, точно заранее прощаясь с дорогими стенами, а потом остановила
глаза на отце. Этот пристальный, глубокий взгляд, полный какой-то загадочной решимости, окончательно смутил Василья Назарыча, и он нерешительно потер свое колено.
Слабое движение руки, жалко опустившейся на одеяло, было ответом, да
глаза раскрылись шире, и в них мелькнуло сознание живого человека. Привалов посидел около больного с четверть часа; доктор сделал знак, что продолжение этого безмолвного визита может утомить больного, и все осторожно вышли из комнаты. Когда Привалов начал прощаться,
девушка проговорила...
Одним словом, Зося являлась в
глазах Хионии Алексеевны идеалом молодой
девушки.
Зося, конечно, относилась к ней хорошо, но она не хотела ронять своего достоинства в
глазах этой
девушки благодаря неприличному поведению остальных членов семьи.
Через минуту в кош вошел Половодов. Он с минуту стоял в дверях, отыскивая
глазами сидевшую неподвижно
девушку, потом подошел к ней, молча поцеловал бледную руку и молча поставил перед ней на маленькую скамеечку большое яйцо из голубого атласа на серебряных ножках.
Иногда он со страхом смотрел в темные
глаза любимой
девушке, точно стараясь разгадать по ним будущее.
— Что вы на меня так смотрите? — с улыбкой спрашивала
девушка, быстро поднимая на Привалова свои большие темно-серые
глаза. — Я вас встречала, кажется, в клубе…
Неточные совпадения
Степан Аркадьич вздохнул, отер лицо и тихими шагами пошел из комнаты. «Матвей говорит: образуется; но как? Я не вижу даже возможности. Ах, ах, какой ужас! И как тривиально она кричала, — говорил он сам себе, вспоминая ее крик и слова: подлец и любовница. — И, может быть,
девушки слышали! Ужасно тривиально, ужасно». Степан Аркадьич постоял несколько секунд один, отер
глаза, вздохнул и, выпрямив грудь, вышел из комнаты.
Он знал очень хорошо, что в
глазах этих лиц роль несчастного любовника
девушки и вообще свободной женщины может быть смешна; но роль человека, приставшего к замужней женщине и во что бы то ни стало положившего свою жизнь на то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье, что роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда не может быть смешна, и поэтому он с гордою и веселою, игравшею под его усами улыбкой, опустил бинокль и посмотрел на кузину.
Сквозь сон он услыхал смех и веселый говор Весловекого и Степана Аркадьича. Он на мгновенье открыл
глаза: луна взошла, и в отворенных воротах, ярко освещенные лунным светом, они стояли разговаривая. Что-то Степан Аркадьич говорил про свежесть
девушки, сравнивая ее с только что вылупленным свежим орешком, и что-то Весловский, смеясь своим заразительным смехом, повторял, вероятно, сказанные ему мужиком слова: «Ты своей как можно домогайся!» Левин сквозь сон проговорил:
Девушка, уже давно прислушивавшаяся у ее двери, вошла сама к ней в комнату. Анна вопросительно взглянула ей в
глаза и испуганно покраснела.
Девушка извинилась, что вошла, сказав, что ей показалось, что позвонили. Она принесла платье и записку. Записка была от Бетси. Бетси напоминала ей, что нынче утром к ней съедутся Лиза Меркалова и баронесса Штольц с своими поклонниками, Калужским и стариком Стремовым, на партию крокета. «Приезжайте хоть посмотреть, как изучение нравов. Я вас жду», кончала она.
Обе
девушки встречались в день по нескольку раз, и при каждой встрече
глаза Кити говорили: «кто вы? что вы?