Неточные совпадения
Привалова поразило
больше всего
то, что в этом кабинете решительно ничего не изменилось за пятнадцать лет его отсутствия, точно он только вчера вышел из него. Все было так же скромно и просто, и стояла все
та же деловая обстановка. Привалову необыкновенно хорошо казалось все: и кабинет, и старик, и даже самый воздух, отдававший дымом дорогой сигары.
Привалов поздоровался с девушкой и несколько мгновений смотрел на нее удивленными глазами, точно стараясь что-то припомнить. В этом спокойном девичьем лице с
большими темно-серыми глазами для него было столько знакомого и вместе с
тем столько нового.
Сергей Привалов прожил в бахаревском доме до пятнадцати лет, а затем вместе с своим другом Костей был отправлен в Петербург, где и прожил безвыездно до настоящего времени,
то есть
больше пятнадцати лет.
Голос Марьи Степановны раздавался в моленной с
теми особенными интонациями, как читают только раскольники: она читала немного в нос, растягивая слова и произносила «й» как «и». Оглянувшись назад, Привалов заметил в левом углу, сейчас за старухами, знакомую высокую женскую фигуру в
большом платке, с сложенными по-раскольничьи на груди руками. Это была Надежда Васильевна.
— Я делаю только
то, что должен, — заметил Привалов, растроганный этой сценой. — В качестве наследника я обязан не только выплатить лежащий на заводах государственный долг, но еще гораздо
больший долг…
От нечего делать он рассматривал красивую ореховую мебель, мраморные вазы, красивые драпировки на дверях и окнах, пестрый ковер, лежавший у дивана, концертную рояль у стены, картины, — все было необыкновенно изящно и подобрано с
большим вкусом; каждая вещь была поставлена так, что рекомендовала сама себя с самой лучшей стороны и еще служила в
то же время необходимым фоном, объяснением и дополнением других вещей.
Привалов раскланялся, Алла ограничилась легким кивком головы и заняла место около мамаши. Агриппина Филипьевна заставила Аллу рассказать о нынешней рыбной ловле, что последняя и выполнила с
большим искусством,
то есть слегка картавым выговором передала несколько смешных сцен, где главным действующим лицом был дядюшка.
Вообще домик был устроен с
большим вкусом и был
тем, что называется полная чаша.
Этой практической девушке
больше всего нравилось
то, что в их доме появился наконец настоящий мужчина со всеми признаками жениха.
— Вы замечательно смело рассуждаете… — задумчиво проговорил Привалов. — И знаете, я тысячу раз думал
то же, только относительно своего наследства… Вас мучит одна золотопромышленность, а на моей совести, кроме денег, добытых золотопромышленностью,
большою тяжестью лежат еще заводы, которые основаны на отнятых у башкир землях и созданы трудом приписных к заводам крестьян.
— Как вам сказать: и верю и не верю… Пустяки в нашей жизни играют слишком
большую роль, и против них иногда мы решительно бессильны. Они опутывают нас по рукам и по ногам, приносят массу самых тяжелых огорчений и служат неиссякаемым источником других пустяков и мелочей. Вы сравните: самый страшный враг —
тот, который подавляет нас не единичной силой, а количеством. В тайге охотник бьет медведей десятками, — и часто делается жертвой комаров. Я не отстаиваю моей мысли, я только высказываю мое личное мнение.
Единственным живым местом во всем доме была
та половина, которую занимал Ляховский, да еще
большой флигель, где помещалась контора; оранжерея и службы были давно обращены в склады водки и спирта.
Ведь вместе с своими миллионами Привалов получил еще
большое наследство в лице
того темного прошлого, какое стоит за его фамилией.
— Я не буду говорить о себе, а скажу только о вас. Игнатий Львович зарывается с каждым днем все
больше и
больше. Я не скажу, чтобы его курсы пошатнулись от
того дела, которое начинает Привалов; но представьте себе: в одно прекрасное утро Игнатий Львович серьезно заболел, и вы… Он сам не может знать хорошенько собственные дела, и в случае серьезного замешательства все состояние может уплыть, как вода через прорванную плотину. Обыкновенная участь таких людей…
О странностях Ляховского, о его страшной скупости ходили тысячи всевозможных рассказов, и нужно сознаться, что
большею частью они были справедливы. Только, как часто бывает в таких случаях, люди из-за этой скупости и странностей не желают видеть
того, что их создало. Наживать для
того, чтобы еще наживать, — сделалось
той скорлупой, которая с каждым годом все толще и толще нарастала на нем и медленно хоронила под своей оболочкой живого человека.
Небольшая, но плотная фигура Лоскутова, с медленными, усталыми движениями, обличала
большую силу и живучесть; короткая кисть мускулистой руки отвечала Привалову крепким пожатием, а светло-карие глаза,
того особенного цвета, какой бывает только у южан, остановились на нем долгим внимательным взглядом.
— Очень редко… Ведь мама никогда не ездит туда, и нам приходится всегда тащить с собой папу. Знакомых мало, а потом приедешь домой, — мама дня три дуется и все вздыхает. Зимой у нас бывает бал… Только это совсем не
то, что у Ляховских. Я в прошлом году в первый раз была у них на балу, — весело, прелесть! А у нас
больше купцы бывают и только пьют…
Эти серые
большие глаза глядели к нему прямо в душу, где с страшной силой поднялось
то чувство, которое он хотел подавить в себе.
Он старался забыть ее, старался не думать о ней, а между
тем чувствовал, что с каждым днем любит ее все
больше и
больше, любит с безумным отчаянием.
Зося, конечно, давно уже заметила благородные усилия Половодова, и это еще
больше ее заставляло отдавать предпочтение Лоскутову, который ничего не подозревал. Последнее, однако, не мешало ему на всех пунктах разбивать Половодова каждый раз, когда
тот делал против него ученую вылазку. Даже софизмы и самые пикантные bons mots [остроты (фр).] не помогали, а Зося заливалась самым веселым смехом, когда Половодов наконец принужденно смолкал.
— Рабство… а если мне это нравится? Если это у меня в крови — органическая потребность в таком рабстве? Возьмите
то, для чего живет заурядное большинство: все это так жалко и точно выкроено по одной мерке. А стоит ли жить только для
того, чтобы прожить, как все другие люди… Вот поэтому-то я и хочу именно рабства, потому что всякая сила давит…
Больше: я хочу, чтобы меня презирали и… хоть немножечко любили…
Nicolas Веревкин согласился ехать в Петербург с
большим удовольствием, — раз, затем чтобы добраться наконец до
тех злачных мест, где зимуют настоящие матерые раки, а затем — ему хотелось немного встряхнуть свою засидевшуюся в провинциальной глуши натуру.
Половодова теперь играла в опасную игру, и чем
больше представлялась опасность,
тем сильнее она доставляла ей удовольствие.
Обед был подан в номере, который заменял приемную и столовую. К обеду явились пани Марина и Давид. Привалов смутился за свой деревенский костюм и пожалел, что согласился остаться обедать. Ляховская отнеслась к гостю с
той бессодержательной светской любезностью, которая ничего не говорит. Чтобы попасть в тон этой дамы, Привалову пришлось собрать весь запас своих знаний
большого света. Эти трогательные усилия по возможности разделял доктор, и они вдвоем едва тащили на себе тяжесть светского ига.
Но чем
больше проказил Шайтан,
тем сильнее привязывалась к нему Зося.
Но
больше всего Зосе не нравилось в муже
то, что он положительно не умел себя держать в обществе — не в меру дичился незнакомых, или старался быть развязным, что выходило натянуто, или просто молчал самым глупейшим образом.
Приходилось жить с такими людьми, с которыми он не имел ничего общего, и оттолкнуть от себя
тех, кого он ценил и уважал
больше всего на свете.
— Вы простите меня за
то, что я слишком много говорю о самом себе, — говорил Привалов останавливаясь. — Никому и ничего я не говорил до сих пор и не скажу
больше… Мне случалось встречать много очень маленьких людей, которые вечно ко всем пристают со своим «я», — это очень скучная и глупая история. Но вы выслушайте меня до конца; мне слишком тяжело,
больше чем тяжело.
— Мне странным кажется только
то, — говорил Привалов, — почему Половодов сразу зарвался, тогда как ему гораздо выгоднее было обобрать заводы в течение нескольких лет на гораздо
большую сумму…
— В добрый час… Жена-то догадалась хоть уйти от него, а
то пропал бы парень ни за грош… Тоже кровь, Николай Иваныч… Да и
то сказать: мудрено с этакой красотой на свете жить… Не по себе дерево согнул он, Сергей-то… Около этой красоты
больше греха, чем около денег. Наш брат, старичье, на стены лезут, а молодые и подавно… Жаль парня. Что он теперь: ни холост, ни женат, ни вдовец…
— Теперь все… Компания приобрела заводы с рассрочкой платежа на тридцать семь лет,
то есть немного
больше, чем даром. Кажется, вся эта компания — подставное лицо, служащее прикрытием ловкой чиновничьей аферы.
В дочери старик любил самого себя,
те именно душевные качества, какие уважал в людях
больше всего: прямоту характера, честность и
тот особенный склад душевности, какая так редко встречается.
Трудовая, почти бедная обстановка произвела на Василия Назарыча сильное впечатление, досказав ему
то, чего он иногда не понимал в дочери. Теперь, как никогда, он чувствовал, что Надя не вернется
больше в отцовский дом, а будет жить в
том мирке, который создала себе сама.