Неточные совпадения
— Матрена, голубчик, беги сейчас же к Агриппине Филипьевне… — торопливо говорила Заплатина своей горничной. —
Да постой… Скажи ей только одно слово: «приехал». Понимаешь?..
Да ради бога, скорее…
— Ах, господи… что же это такое?..
Да Виктор Николаич… Ах, господи!.. — причитала Заплатина, бестолково бросаясь из угла в угол.
—
Да ведь ты слышал: при-е-хал…
— Болван!
Да ведь Привалов — миллионер, пойми ты это… Мил-ли-онер!.. Ах, господи, где же мой корсет… где мой корсет?
Ведь говорила я Агриппине Филипьевне, уж сколько раз говорила: «Mon ange, [Мой ангел (фр.).] уж поверьте, что недаром приехал этот ваш братец…» Да-с!..
—
Да отвяжись ты от меня, ржавчина! «Приехал, приехал», — передразнивал он жену. — Нужно, так и приехал. Такой же человек, как и мы, грешные… Дай-ка мне миллион,
да я…
— Бабы — так бабы и есть, — резонировал Заплатин, глубокомысленно рассматривая расшитую цветным шелком полу своего халата. — У них свое на уме! «Жених» — так и было… Приехал человек из Петербурга, —
да он и смотреть-то на ваших невест не хочет! Этакого осетра женить… Тьфу!..
Все, конечно, знали скудные размеры жалованья Виктора Николаича и, когда заходила речь об их широкой жизни, обыкновенно говорили: «Помилуйте,
да ведь у Хионии Алексеевны пансион; она знает отлично французский язык…».
Другие говорили просто: «
Да, Хиония Алексеевна очень умная женщина».
— Ах
да, это совсем другое дело: если вы наденете русский сарафан, тогда… Марья Степановна дома? Я приехала по одному очень и очень важному делу, которое, mon ange, немного касается и вас…
— Ах! коза, коза… — разжимая теплые полные руки, шептала Хиония Алексеевна. — Кто же, кроме тебя, будет у вас шутить? Сейчас видела Nadine… Ей, кажется, и улыбнуться-то тяжело. У нее и девичьего ничего нет на уме… Ну, здравствуй, Верочка, ma petite, ch###vre!.. [моя маленькая козочка!.. (фр.).] Ax, молодость, молодость, все шутки на уме, смехи
да пересмехи.
—
Да о чем же горевать, Хиония Алексеевна? — спрашивала Верочка, звонко целуя гостью. Верочка ничего не умела делать тихо и «всех лизала», как отзывалась об ее поцелуях Надежда Васильевна.
— О
да, мне ее непременно нужно видеть, — серьезно проговорила Хиония Алексеевна, поправляя смятые ленты. — Очень и очень нужно, — многозначительно прибавила она.
— Ты бы, Верочка, сходила в кладовую, — проговорила она, усаживаясь на диван. — Там есть в банке варенье…
Да скажи по пути Досифеюшке, чтобы нам подали самоварчик.
— Ах, Марья Степановна, какую я вам новость привезла! — торжественно заговорила Хиония Алексеевна, поднимая вылезшие брови чуть не до самой шляпы. — Вчера приехал При-ва-лов… Сергей Александрыч Привалов… Разве вы не слыхали?..
Да, приехал.
Дом у Привалова, конечно, свой,
да ведь в нем жильцы.
К вам Привалову было ближе приехать,
да ведь он понимает, что у вас дочери — невесты…
—
Да, может быть, Привалов без нас с вами женился?
— Ах, Марья Степановна!.. Уж я не стала бы напрасно вас тревожить. Нарочно пять раз посылала Матрешку, а она через буфетчика от приваловского человека всю подноготную разузнала. Только устрой, господи, на пользу!.. Уж если это не жених, так весь свет пройти надо: и молодой, и красивый, и богатый. Мил-лио-нер…
Да ведь вам лучше это знать!
— Ах, помилуйте, что вы?!
Да ведь после матери досталось ему пятьсот тысяч…
—
Да ведь он их, наверно, давно прожил там, в своем Петербурге-то.
— Ах, господи, господи!.. — Хиония Алексеевна. — И что вам за охота противоречить, когда всем, решительно всем известно, что Привалов получит три миллиона. Да-с, три, три, три!..
— Ах, молодость, молодость! — шептала сладким голосом Хиония Алексеевна, закатывая глаза. —
Да… Вот что значит молодость: и невинна, и пуглива, и смешна Кому не было шестнадцати лет!..
— Вот еще где наказание-то, — вслух подумала Надежда Васильевна, —
да эта Хина кого угодно сведет с ума!
—
Да,
да, позови ее, — согласилась Марья Степановна. — Как же это?.. У нас и к обеду ничего нет сегодня. Ах, господи! Вы сказали, что ночью приехал, я и думала, что он завтра к нам приедет… У Нади и платья нового, кажется, нет. Портнихе заказано,
да и лежит там…
—
Да что с тобой, Верочка?
—
Да,
да… То есть… Ах, чего я мелю!.. Пожалуйте, батюшка, позвольте, только я доложу им. В гостиной чуточку обождите… Вот где радость-то!..
— Вот он, — проговорил Лука, показывая глазами на молодого красивого лакея с английским пробором. — Ишь, челку-то расчесал! Только уж я сам доложу о вас, Сергей Александрыч…
Да какой вы из себя-то молодец… а! Я живой ногой… Ах ты, владычица небесная!..
— Устрой, милостивый господи, все на пользу… — вслух думал старый верный слуга, поплевывая на суконку. — Уж, кажется, так бы хорошо, так бы хорошо… Вот думать, так не придумать!.. А из себя-то какой молодец… в прероду свою вышел. Отец-от вон какое дерево был: как, бывало, размахнется
да ударит, так замертво и вынесут.
— Теперь уж ничего не поделаешь… А вот вы, козочка, кушайте поменьше — и талия будет. Мы в пансионе уксус пили
да известку ели, чтобы интереснее казаться…
—
Да откуда это ты… вы… Вот уж, поистине сказать, как снег на голову. Ну, здравствуй!..
—
Да,
да, ночью, — бормотал старик, точно стараясь что-то припомнить. —
Да, сегодня ночью…
—
Да, потому что я так много обязан вам, Василий Назарыч.
— Гм… я думал, лучше. Ну,
да об этом еще успеем натолковаться! А право, ты сильно изменился… Вот покойник Александр-то Ильич, отец-то твой, не дожил…
Да. А ты его не вини. Ты еще молод,
да и не твое это дело.
Так умеют смеяться только дети
да слишком серьезные и энергичные старики.
Кажется, взял бы крылья,
да и полетел…
Один сын умнее отца хочет быть, другой…
да вот сам увидишь!
— Послушай,
да ты надолго ли к нам-то приехал? — спрашивал Бахарев, останавливаясь в дверях. — Болтаю, болтаю, а о главном-то и не спрошу…
— Никого уж и в живых, почитай, нет, — печально проговорила Марья Степановна, подпирая щеку рукой. — Старая девка Размахнина кое-как держится,
да еще Колпакова… Может, помнишь их?..
—
Да, кто встает в двенадцать часов дня, — заметил Привалов.
Он часто говаривал, что лучше в одной рубашке останется, а с бритоусами
да табашниками из одной чашки есть не будет.
—
Да вам с Давидом Ляховским и головы не сносить до старости-то, — проговорил Василий Назарыч.
— Право, я еще не успел подумать об этом, — отвечал Привалов. —
Да вообще едва ли и придется бывать в клубе…
—
Да,
да… Я понимаю, что вы заняты, у вас дела. Но ведь молодым людям отдых необходим. Не правда ли? — спрашивала Хиония Алексеевна, обращаясь к Марье Степановне. — Только я не советую вам записываться в Благородное собрание: скучища смертная и сплетни, а у нас, в Общественном клубе, вы встретите целый букет красавиц. В нем недостает только Nadine… Ваши таланты, Nadine…
—
Да что я говорю? — спохватилась Хиония Алексеевна. — Ведь Половодов и Ляховский ваши опекуны, Сергей Александрыч, — вам лучше их знать.
—
Да,
да… A Nicolas Веревкин… ведь вы, кажется, с ним вместе в университете учились, если не ошибаюсь?
—
Да, и они перенесены на нас, потому что деньги были выданы правительством Масману на усиление заводского действия.
—
Да, зимой в Петербурге, а летом в Крыму, в собственном имении.