— А почему дикарь лепит себе идола из глины, выстругивает из дерева, выдалбливает из камня, отливает из металла? Ведь это продолжение
детской куклы, в которой человек ищет самого себя… Он помещает именно в ней самую лучшую часть самого себя и в ней же ищет ответа на вечные вопросы жизни. Вот и моя кукла помогла мне узнать хоть немного самого себя, оглянуться на свою безобразную жизнь, задуматься над самым главным… Ведь она говорит со мной… Вот почему она мне так и дорога. В ней мой двойник…
Неточные совпадения
— Представьте себе, что вы угадали… В этой смешной
кукле, т. е. смешной для вас — для меня вся жизнь… да. Она меня спасла… В ней еще сохраняется теплота тех
детских рук, которые ее держали… Она слышала первый лепет просыпавшегося
детского сознания… На нее пал первый луч
детского чувства… Она думает, она говорит… В ней сосредоточился весь мир. Понимаете вы меня?!
Не помню, в который раз, но мне казалось, что я попал в
детскую в первый раз и в первый раз увидел, что моя девочка сидит вот с этой самой
куклой на руках, улыбается и что то наговаривает ей бессвязное и любовное, как живому человеку.
Какая то бессмысленная
кукла и бессмысленный
детский лепет.
— Да, да, я мысленно простился со всем и совсеми, — продолжал Половецкий. — В сущности, это был хороший момент… Жил человек и не захотел жить. У меня оставалось доброе чувство ко всем, которые оставались жить, даже к жене, которую ненавидел. Все было готово… Я уже хотел уйти из дома, когда вспомнил о
детской, освященной воспоминаниями пережитых страданий. Я вошел туда… Комната оставалась даже неубранной, и в углу валялась вот эта
кукла…
— Это — невероятно! — выкрикивала и шептала она. — Такое бешенство, такой стихийный страх не доехать до своих деревень! Я сама видела все это. Как будто забыли дорогу на родину или не помнят — где родина? Милый Клим, я видела, как рыжий солдат топтал каблуками
детскую куклу, знаешь — такую тряпичную, дешевую. Топтал и бил прикладом винтовки, а из куклы сыпалось… это, как это?
Неточные совпадения
Наказанный сидел в зале на угловом окне; подле него стояла Таня с тарелкой. Под видом желания обеда для
кукол, она попросила у Англичанки позволения снести свою порцию пирога в
детскую и вместо этого принесла ее брату. Продолжая плакать о несправедливости претерпенного им наказания, он ел принесенный пирог и сквозь рыдания приговаривал: «ешь сама, вместе будем есть… вместе».
Но
куклы даже в эти годы // Татьяна в руки не брала; // Про вести города, про моды // Беседы с нею не вела. // И были
детские проказы // Ей чужды: страшные рассказы // Зимою в темноте ночей // Пленяли больше сердце ей. // Когда же няня собирала // Для Ольги на широкий луг // Всех маленьких ее подруг, // Она в горелки не играла, // Ей скучен был и звонкий смех, // И шум их ветреных утех.
Услышишь о свадьбе, пойдешь посмотреть — и что же? видишь прекрасное, нежное существо, почти ребенка, которое ожидало только волшебного прикосновения любви, чтобы развернуться в пышный цветок, и вдруг ее отрывают от
кукол, от няни, от
детских игр, от танцев, и слава богу, если только от этого; а часто не заглянут в ее сердце, которое, может быть, не принадлежит уже ей.
Глафира Львовна сама купила в магазине на Кузнецком Мосту
детское платье, разодела Любоньку, как
куклу, потом прижала ее к сердцу и заплакала.
Я играл с ней в
куклы, строил городки из чурочек, а иногда читывал и растолковывал ей
детские сказочки.