И он быстрым, невольным жестом руки указал мне на туманную перспективу улицы, освещенную слабо мерцающими в
сырой мгле фонарями, на грязные дома, на сверкающие от сырости плиты тротуаров, на угрюмых, сердитых и промокших прохожих, на всю эту картину, которую обхватывал черный, как будто залитый тушью, купол петербургского неба.
Короткий день осени быстро таял в
сырой мгле. В переплёт оконной рамы стучалась голая ветка рябины; ветер взмывал, кропя стёкла мелкими слезами, сквозь стены просачивался плачевный шёпот.
— Есть хочу, — сказал Артамонов; ему не ответили. Синеватая,
сырая мгла наполняла сад; перед беседкой стояли, положив головы на шеи друг другу, две лошади, серая и тёмная; на скамье за ними сидел человек в белой рубахе, распутывая большую связку верёвок.
На улице, все еще окутанной туманом, стены домов сочились мутными слезами. Не спеша, одиноко плутали в
сырой мгле темные фигуры людей. Где-то работают кузнецы, — мерно стучат два молота, точно спрашивая: «Это — люди? Это — жизнь?»
Дуют ветры, // Ветры буйные, // Ходят тучи, // Тучи темные. // Не видать в них // Света белого, // Не видать в них // Солнца красного. // Во
сырой мгле — // За туманами, // Только ночка // Лишь чернеется… // В эту пору // Непогожую // Одному жить // Сердцу холодно…
Неточные совпадения
За маленьким высоким оконцем шумят каштаны густого сада, в
сырых, холодных углах таится и густеет
мгла ранних сумерек…
Погода была мерзкая.
Сырой снег, разносимый холодным, резким ветром, слепил глаза. Фонари издавали бледно-желтый свет, который еле освещал на небольшое пространство
сырую туманную
мглу.
Проходя между барьером и первым рядом кресел, режиссер мог различить сквозь мрак только арену цирка, обозначавшуюся круглым мутно-желтоватым пятном; остальное все: опустевшие ряды кресел, амфитеатр, верхние галереи — уходило в темноту, местами неопределенно чернея, местами пропадая в туманной
мгле, крепко пропитанной кисло-сладким запахом конюшни, аммиака,
сырого песку и опилок.
Едем мы тихо: сначала нас держали неистовые морозные метели, теперь держит Михайло Иванович. Дни коротки, но ночи светлы, полная луна то и дело глядит сквозь морозную
мглу, да и лошади не могут сбиться с проторенной «по торосу» узкой дороги. И однако, сделав станка два или три, мой спутник, купчина
сырой и рыхлый, начинает основательно разоблачаться перед камельком или железной печкой, без церемонии снимая с себя лишнюю и даже вовсе не лишнюю одежду.