Неточные совпадения
Из кабака Кишкин отправился к Петру Васильичу, который сегодня случился дома. Это был испитой мужик, кривой на один
глаз. На сходках он был первый крикун. На Фотьянке у него был лучший дом, единственный новый дом и даже с новыми воротами. Он принял гостя честь честью и все поглядывал на него
своим уцелевшим оком. Когда Кишкин объяснил, что ему было нужно, Петр Васильевич сразу смекнул, в чем дело.
Родион Потапыч почему-то делал такой вид, что совсем не замечает этого покорного зятя, а тот, в
свою очередь, всячески старался не попадаться старику на
глаза.
Яша моргал
глазами, гладил
свою лысину и не смел взглянуть на стоявшую посреди избы старуху.
Вошла Феня, высокая и стройная девушка, конфузившаяся теперь
своего красного кумачного платка, повязанного по-бабьи. Она заметно похудела за эти дни и пугливо смотрела на брата и на зятя
своими большими серыми
глазами, опушенными такими длинными ресницами.
Феня ужасно смущалась
своего первого визита с мужем в Балчуговский завод и надвинула новенький шерстяной платок на самые
глаза.
— Нет, мы этим не занимаемся, — продолжал отводить
глаза отпетый городской человек. — Я по
своим делам…
Разговор оказался короче воробьиного носа: баушка Лукерья говорила
свое, Кожин
свое. Он не стыдился
своих слез и только смотрел на старуху такими страшными
глазами.
Окся решительно ничего не понимала и глядела на
своего мучителя совсем дикими
глазами.
Ему приходилось делать большие обходы, чтобы не попасть на
глаза Шишке, а Мина Клейменый вел все вперед и вперед
своим ровным старческим шагом. Петр Васильич быстро утомился и даже вспотел. Наконец Мина остановился на краю круглого болотца, которое выливалось ржавым ручейком в Мутяшку.
— Ужо будет летом гостей привозить на Рублиху — только его и дела, — ворчал старик, ревновавший
свою шахту к каждому постороннему
глазу. — У другого такой
глаз, что его и близко-то к шахте нельзя пущать… Не больно-то любит жильное золото, когда зря лезут в шахту…
Следователь сидел в чистой горнице и пил водку с Ястребовым, который подробно объяснял приисковую терминологию — что такое россыпь, разрез, борта россыпи, ортовые работы, забои, шурфы и т. д. Следователь был пожилой лысый мужчина с рыжеватой бородкой и темными умными
глазами. Он испытующе смотрел на массивную фигуру Ястребова и в такт его объяснений кивал
своей лысой прежде времени головой.
Свои собственные вопросы следователь проверял по выражению лиц Ястребова и Кишкина, которые не спускали
глаз с Родиона Потапыча.
Появление отца для Наташки было настоящим праздником. Яша Малый любил
свое гнездо какой-то болезненной любовью и ужасно скучал о детях. Чтобы повидать их, он должен был сделать пешком верст шестьдесят, но все это выкупалось радостью свиданья. И Наташка, и маленький Петрунька так и повисли на отцовской шее. Особенно ластилась Наташка, скучавшая по отце более сознательно. Но Яша точно стеснялся радоваться открыто и потихоньку уходил с ребятишками куда-нибудь в огород и там пестовал их со слезами на
глазах.
— А ежели она у меня с ума нейдет?.. Как живая стоит… Не могу я позабыть ее, а жену не люблю. Мамынька женила меня, не
своей волей… Чужая мне жена. Видеть ее не могу… День и ночь думаю о Фене. Какой я теперь человек стал: в яму бросить — вся мне цена. Как я узнал, что она ушла к Карачунскому, — у меня свет из
глаз вон. Ничего не понимаю… Запряг долгушку, бросился сюда, еду мимо господского дома, а она в окно смотрит. Что тут со мной было — и не помню, а вот, спасибо, Тарас меня из кабака вытащил.
Это была, во всяком случае, оригинальная компания: отставной казенный палач, шваль Мыльников и Окся. Как ухищрялся добывать Мыльников пропитание на всех троих, трудно сказать; но пропитание, хотя и довольно скудное, все-таки добывалось. В котелке Окся варила картошку, а потом являлся ржаной хлеб. Палач Никитушка, когда был трезвый, почти не разговаривал ни с кем — уставит
свои оловянные
глаза и молчит. Поест, выкурит трубку и опять за работу. Мыльников часто приставал к нему с разными пустыми разговорами.
Окся открыла
глаза, села и решительно ничего не могла сказать в
свое оправдание, а только что-то такое мычала несуразное.
— Это от Кривушка отшиблась жила-то, — объяснял Мыльников, отчаянно жестикулируя. — Он сам сказывал: «Так, — грит, — самоваром золото-то и ушло вглыбь…» Ну, конпания
свою Рублиху наладила, а самовар-то вон куда отшатился. Из
глаз ушло золото-то у Родиона Потапыча…
Больше: Карачунский с ужасом почувствовал, что он теряет
свою опытную волю и что делается тем жалким рабом, который в его
глазах всегда возбуждал презрение.
Он бережно собрал всю пробу в бумажку и замер над ней, не веря
своим старым
глазам. Да, это было богатство, страшное богатство.
Мыльников хотя и хвастался
своими благодеяниями родне, а сам никуда и
глаз не показывал. Дома он повертывался гостем, чтобы сунуть жене трешницу.
— Господин следователь, я желаю взять назад
свой донос… — заявил Кишкин в конце концов, виновато опуская
глаза.
Кишкин жил в
своей конторе и сам смотрел за всем, не доверяя постороннему
глазу.
Марья вертелась на
глазах целый вечер и сумела угодить Илье Федотычу. Она подала и сливок к чаю, и ягод, а на ужин состряпала такие пельмени, что язык проглотишь. Кишкин только поморщился, что разгулялась баба на чужую провизию, но Марья успокоила его: она все делала из
своего.
Она не жаловалась, не стонала, не плакала, а только смотрела
своими большими
глазами, как смертельно раненная птица.
Петр Васильич по пальцам начал вычислять, сколько получили бы они прибыли и как все это легко сделать, только был бы
свой прииск, на который можно бы разнести золото в приисковую книгу. У Матюшки даже голова закружилась от этих разговоров, и он смотрел на змея-искусителя осовелыми
глазами.
Как теперь, видел Родион Потапыч
своего старого начальника, когда он приехал за три дня и с улыбочкой сказал: «Ну, дедушка, мне три дня осталось жить — торопись!» В последний роковой день он приехал такой свежий, розовый и уже ничего не спросил, а
глазами прочитал
свой ответ на лице старого штейгера.
Эта болтовня не встретила никакого ответа. Матюшка упорно отворачивался от дорогого тестюшки, Ганька шмыгал
глазами, подыскивая предлог, чтобы удрать, а Петр Васильич вызывающе смотрел на Мыльникова
своим единственным оком, точно хотел его съесть.
Марья болтает, а сама смеется и
глазами в Матюшку так упирается, что ему даже жутко делается. Впрочем, он встряхивает
своими кудрями и подсаживается на завалинку, чтобы выкурить цигарку, а потом уж идет в Марьину горенку; Марья вдруг стихает, мешается и смотрит на Матюшку какими-то радостно-испуганными
глазами. Какой он большой в этой горенке — Семеныч перед ним цыпленок.
Неточные совпадения
Да сказать Держиморде, чтобы не слишком давал воли кулакам
своим; он, для порядка, всем ставит фонари под
глазами — и правому и виноватому.
И точно: час без малого // Последыш говорил! // Язык его не слушался: // Старик слюною брызгался, // Шипел! И так расстроился, // Что правый
глаз задергало, // А левый вдруг расширился // И — круглый, как у филина, — // Вертелся колесом. // Права
свои дворянские, // Веками освященные, // Заслуги, имя древнее // Помещик поминал, // Царевым гневом, Божиим // Грозил крестьянам, ежели // Взбунтуются они, // И накрепко приказывал, // Чтоб пустяков не думала, // Не баловалась вотчина, // А слушалась господ!
Помещик так растрогался, // Что правый
глаз заплаканный // Ему платочком вытерла // Сноха с косой распущенной // И чмокнула старинушку // В здоровый этот
глаз. // «Вот! — молвил он торжественно // Сынам
своим наследникам // И молодым снохам. — // Желал бы я, чтоб видели // Шуты, врали столичные, // Что обзывают дикими // Крепостниками нас, // Чтоб видели, чтоб слышали…»
Гремит на Волге музыка. // Поют и пляшут девицы — // Ну, словом, пир горой! // К девицам присоседиться // Хотел старик, встал на ноги // И чуть не полетел! // Сын поддержал родителя. // Старик стоял: притопывал, // Присвистывал, прищелкивал, // А
глаз свое выделывал — // Вертелся колесом!
И рассказали странники, // Как встретились нечаянно, // Как подрались, заспоривши, // Как дали
свой зарок // И как потом шаталися, // Искали по губерниям // Подтянутой, Подстреленной, // Кому живется счастливо. // Вольготно на Руси? // Влас слушал — и рассказчиков //
Глазами мерял: — Вижу я, // Вы тоже люди странные! — // Сказал он наконец. — // Чудим и мы достаточно. // А вы — и нас чудней! —