Неточные совпадения
У Татьяны почти каждый год рождался ребенок, но, на ее счастье, дети больше умирали, и в живых
оставалось всего шесть человек, причем дочь старшая, Окся, заневестилась давно.
— Да ты что так о чужом добре плачешься, дедушка? — в шутливом тоне заговорил Карачунский, ласково хлопая Родиона Потапыча по плечу. —
У казны еще много
останется от нас с тобой…
Молодой умерла Марфа Тимофеевна и в гробу лежала такая красивая да белая, точно восковая. Вместе с ней белый свет закрылся для Родиона Потапыча, и на всю жизнь его брови сурово сдвинулись. Взял он вторую жену, но счастья не воротил, по пословице: покойник
у ворот не стоит, а свое возьмет. Поминкой по любимой жене Марфе Тимофеевне
остался беспутный Яша…
— А время-то какое?.. — жаловался Родион Потапыч. — Ведь в прошлом году
у нас стоном стон стоял… Одних старателишек неочерпаемое множество, а теперь они и губу на локоть. Только и разговору: Кедровская дача, Кедровская дача. Без рабочих совсем
останемся, Степан Романыч.
— О чем говорить-то? Весь тут. Дома ничего не
осталось… А где
у тебя змей-то кривой?
— Хуже смерти… Как цепной пес
у конуры хожу. Ежели бы не тятенька Родивон Потапыч, одного часу не
остался бы.
— А что Родион-то Потапыч скажет, когда узнает? — повторяла Устинья Марковна. — Лучше уж Фене
оставаться было в Тайболе: хоть не настоящая, а все же как будто и жена. А теперь на улицу глаза нельзя будет показать…
У всех на виду наше-то горе!
Мыльников действительно отправился от Зыковых прямо к Карачунскому. Его подвез до господского дома Кожин, который
остался у ворот дожидаться, чем кончится все дело.
— Ну-ну, без тебя знаю, — успокоил его Кишкин. — Только вот тебе мой сказ, Петр Васильич… Видал, как рыбу бреднем ловят: большая щука уйдет, а маленькая рыбешка вся тут и
осталась. Так и твое дело… Ястребов-то выкрутится:
у него семьдесят семь ходов с ходом, а ты влопаешься со своими весами как кур во щи.
От летней работы
у него
оставалось около ста рублей, но на них далеко не уедешь.
Нужно было ехать через Балчуговский завод; Кишкин повернул лошадь объездом, чтобы оставить в стороне господский дом.
У старика кружилась голова от неожиданного счастья, точно эти пятьсот рублей свалились к нему с неба. Он так верил теперь в свое дело, точно оно уже было совершившимся фактом. А главное, как приметы-то все сошлись: оба несчастные, оба не знают, куда голову приклонить. Да тут золото само полезет. И как это раньше ему Кожин не пришел на ум?.. Ну, да все к лучшему.
Оставалось уломать Ястребова.
— Я тебе покажу баушку! Фенька сбежала, да и ты сбежишь, а я с кем тут
останусь? Ну диви бы молоденькая девчонка была,
у которой ветер на уме, а то… тьфу!.. Срам и говорить-то… По сеням женихов ловишь, срамница!
У ней в голове
остались такие слова, как «богачество» и «девица в годках», а остального она не поняла.
— Когда же ты помрешь, Дарья? — серьезно спрашивал Ермолай свою супругу. — Этак я с тобой всех невест пропущу…
У Злобиных было две невесты, а теперь ни одной не
осталось. Феня с пути сбилась, Марья замуж выскочила. Докуда я ждать-то буду?
— Простому рабочему везде плохо: что
у конпании нашей работать, что
у золотопромышленников… — жаловался иногда Яша Малый, когда
оставался с зятем Прокопием с глазу на глаз. — На что Мыльников, и тот вон как обул нас на обе ноги.
Денег
у Матюшки
оставалось всего рублей триста, и он боялся ими рискнуть.
— Дура она, вот что надо сказать! Имела и силу над Кишкиным, да толку не хватило… Известно, баба-дура. Старичонка-то подсыпался к ней и так и этак, а она тут себя и оказала дурой вполне. Ну много ли старику нужно? Одно любопытство
осталось, а вреда никакого… Так нет, Марья сейчас на дыбы: «Да
у меня муж, да я в законе, а не какая-нибудь приисковая гулеванка».
Петр Васильич
остался, а Матюшка пошел к конторе. Он шел медленно, развалистым мужицким шагом, приглядывая новые работы. Семеныч теперь
у своей машины руководствует, а Марья управляется в конторе бабьим делом одна. Самое подходящее время, если бы еще старый черт не вернулся. Под новеньким навесом
у самой конторы стоял новенький тарантас, в котором ездил Кишкин в город сдавать золото, рядом новенькие конюшни, новенький амбар — все с иголочки, все как только что облупленное яичко.
— Ну, вот еще! Куда бы я ни отправился, что бы со мной ни случилось, — ты бы
остался у них провидением. Я, так сказать, передаю их тебе, Разумихин. Говорю это, потому что совершенно знаю, как ты ее любишь и убежден в чистоте твоего сердца. Знаю тоже, что и она тебя может любить, и даже, может быть, уж и любит. Теперь сам решай, как знаешь лучше, — надо иль не надо тебе запивать.
Неточные совпадения
Чуть дело не разладилось. // Да Климка Лавин выручил: // «А вы бурмистром сделайте // Меня! Я удовольствую // И старика, и вас. // Бог приберет Последыша // Скоренько, а
у вотчины //
Останутся луга. // Так будем мы начальствовать, // Такие мы строжайшие // Порядки заведем, // Что надорвет животики // Вся вотчина… Увидите!»
И скатерть развернулася, // Откудова ни взялися // Две дюжие руки: // Ведро вина поставили, // Горой наклали хлебушка // И спрятались опять. // Крестьяне подкрепилися. // Роман за караульного //
Остался у ведра, // А прочие вмешалися // В толпу — искать счастливого: // Им крепко захотелося // Скорей попасть домой…
У батюшки,
у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда
останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
В краткий период безначалия (см."Сказание о шести градоначальницах"), когда в течение семи дней шесть градоначальниц вырывали друг
у друга кормило правления, он с изумительною для глуповца ловкостью перебегал от одной партии к другой, причем так искусно заметал следы свои, что законная власть ни минуты не сомневалась, что Козырь всегда
оставался лучшею и солиднейшею поддержкой ее.
Начались подвохи и подсылы с целью выведать тайну, но Байбаков
оставался нем как рыба и на все увещания ограничивался тем, что трясся всем телом. Пробовали споить его, но он, не отказываясь от водки, только потел, а секрета не выдавал. Находившиеся
у него в ученье мальчики могли сообщить одно: что действительно приходил однажды ночью полицейский солдат, взял хозяина, который через час возвратился с узелком, заперся в мастерской и с тех пор затосковал.