Неточные совпадения
Время летело быстро, и Устинья Марковна совсем упала духом: спасенья
не было. В другой бы день, может, кто-нибудь вечером завернул, а
на людях Родион Потапыч и укротился бы, но теперь об этом нечего было и думать:
кто же пойдет в банный день по чужим дворам.
На всякий случай затеплила она лампадку пред Скорбящей и положила перед образом три земных поклона.
— Пустой человек, — коротко решил Зыков. — Ничего из того
не будет, да и дело прошлое… Тоже и в живых немного уж осталось,
кто после воли
на казну робил.
На Фотьянке найдутся двое-трое, да в Балчуговском десяток.
Впрочем, никто
не знал
на Балчуговских промыслах,
кто первый догадался относительно фискала.
— Что мы, разве невольники какие для твоего Родиона-то Потапыча? — выкрикивал Петр Васильич. — Ему хорошо, так и другим тоже надо… Как собака лежит
на сене: сам
не ест и другим
не дает. Продался конпании и знать ничего
не хочет… Захудал народ вконец, взять хоть нашу Фотьянку, а
кто цены-то ставит? У него лишнего гроша никто еще
не заработал…
Это была, во всяком случае, оригинальная компания: отставной казенный палач, шваль Мыльников и Окся. Как ухищрялся добывать Мыльников пропитание
на всех троих, трудно сказать; но пропитание, хотя и довольно скудное, все-таки добывалось. В котелке Окся варила картошку, а потом являлся ржаной хлеб. Палач Никитушка, когда был трезвый, почти
не разговаривал ни с
кем — уставит свои оловянные глаза и молчит. Поест, выкурит трубку и опять за работу. Мыльников часто приставал к нему с разными пустыми разговорами.
Заручившись заключенным с Ястребовым условием, Кишкин и Кожин,
не теряя времени, сейчас же отправились
на Мутяшку. Дело было в январе. Стояли страшные холода, от которых птица замерзала
на лету, но это
не удержало предпринимателей. Особенно торопил Кожин, точно за ним
кто гнался по пятам.
Мысль о деньгах засела в голове Кишкина еще
на Мутяшке, когда он обдумал весь план, как освободиться от своих компаньонов, а главное, от Кожина, которому необходимо было заплатить деньги в первую голову. С этой мыслью Кишкин ехал до самой Фотьянки, перебирая в уме всех знакомых, у
кого можно было бы перехватить
на такой случай. Таких знакомых
не оказалось, кроме все того же секретаря Ильи Федотыча.
— Ну, тогда придется идти к Ермошке. Больше
не у
кого взять, — решительно заявил Кишкин. — Его счастье — все одно, рубль
на рубль барыша получит
не пито —
не едено.
Выгнав зазнавшегося мальчишку, Карачунский долго
не мог успокоиться. Да, он вышел из себя, чего никогда
не случалось, и это его злило больше всего. И с
кем не выдержал характера — с мальчишкой, молокососом. Положим, что тот сам вызвал его
на это, но чужие глупости еще
не делают нас умнее. Глупо и еще раз глупо.
— А
кто его знает… Мне
не показывает.
На ночь очень уж запираться стал; к окнам изнутри сделал железные ставни, дверь двойная и тоже железом окована… Железный сундук под кроватью, так в ем у него деньги-то…
— Да вы, черти, белены объелись? — изумился Петр Васильич. — Я к вам, подлецам, с добром, а они
на дыбы…
На кого ощерились-то, галманы?.. А ты, Матюшка,
не больно храпай… Будет богатого из себя показывать. Побогаче тебя найдутся… А что касаемо Окси, так к слову сказано. Право, черти… Озверели в лесу-то.
Одним словом, дело
не склеилось, хотя непоколебимая уверенность старого штейгера повлияла
на недоверчивого Оникова. А
кто его знает, может все случиться, чем враг
не шутит! Положим, этот Зыков и сумасшедший человек, но и жильное дело тоже сумасшедшее.
Старики разговорились про старину и
на время забыли про настоящее, чреватое непонятными для них интересами, заботами и пакостями. Теперь только поняла баушка Лукерья, зачем приходил Родион Потапыч: тошно ему, а отвести душу
не с
кем.
Действительно, горел дом Петра Васильича, занявшийся с задней избы. Громадное пламя так и пожирало старую стройку из кондового леса, только треск стоял, точно
кто зубами отдирал бревна. Вся Фотьянка была уже
на месте действия. Крик, гвалт, суматоха — и никакой помощи. У волостного правления стояли четыре бочки и пожарная машина, но бочки рассохлись, а у машины
не могли найти кишки. Да и бесполезно было: слишком уж сильно занялся пожар, и все равно сгорит дотла весь дом.
В ту же ночь в бригадировом доме случился пожар, который, к счастию, успели потушить в самом начале. Сгорел только архив, в котором временно откармливалась к праздникам свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и пало оно
не на кого другого, а на Митьку. Узнали, что Митька напоил на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника изловили и стали допрашивать с пристрастием, но он, как отъявленный вор и злодей, от всего отпирался.
Остаются, стало быть, подсудимый и Смердяков, и вот обвинитель с пафосом восклицает, что подсудимый потому указывает на Смердякова, что
не на кого больше ему указать, что будь тут кто-нибудь шестой, даже призрак какого-либо шестого, то подсудимый сам бы тотчас бросил обвинять Смердякова, устыдившись сего, а показал бы на этого шестого.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери
кто хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать
на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Городничий. Жаловаться? А
кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост и написал дерева
на двадцать тысяч, тогда как его и
на сто рублей
не было? Я помог тебе, козлиная борода! Ты позабыл это? Я, показавши это
на тебя, мог бы тебя также спровадить в Сибирь. Что скажешь? а?
Городничий. Скажите! такой просвещенный гость, и терпит — от
кого же? — от каких-нибудь негодных клопов, которым бы и
на свет
не следовало родиться. Никак, даже темно в этой комнате?
О! я шутить
не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я
не посмотрю ни
на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть
не шлепается
на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
А уж Тряпичкину, точно, если
кто попадет
на зубок, берегись: отца родного
не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим,
кто кого!