Неточные совпадения
Кишкин достал берестяную тавлинку, сделал жестокую понюшку
и еще раз оглядел шахты. Ах, много тут денежек
компания закопала — тысяч триста, а то
и побольше. Тепленькое местечко досталось: за триста-то тысяч
и десяти фунтов золота со всех шахт не взяли. Да, веселенькая игрушка, нечего сказать… Впрочем, у денег глаз нет: закапывай, если лишних много.
— Так я насчет
компании… Может,
и ты согласишься. За этим
и шел к тебе… Верное золото.
Между балчуговскими строгалями
и Фотьянкой была старинная вражда, переходившая из поколения в поколение. Затем поводом к размолвке служила органическая ненависть вольных рабочих ко всякому начальству вообще, а к
компании — в частности. Когда объездной уехал, Кишкин укоризненно заметил...
Они расстались большими друзьями. Петр Васильич выскочил провожать дорогого гостя на улицу
и долго стоял за воротами, — стоял
и крестился, охваченный радостным чувством. Что же, в самом-то деле, достаточно всякого горя та же Фотьянка напринималась: пора
и отдохнуть. Одна казенная работа чего стоит, а тут
компания насела
и всем дух заперла. Подшибся народ вконец…
Яша тяжело вздохнул, принимая первую рюмку, точно он продавал себя. Эх,
и достанется же от родителя!.. Ну, да все равно: семь бед — один ответ…
И Фени жаль,
и родительской грозы не избежать. Зато Мыльников торжествовал, попав на даровое угощение… Любил он выпить в хорошей
компании…
И нынешнюю, грит,
компанию заодно подведу, потому, грит, мне заодно пропадать.
Золотопромышленная
компания «Генерал Мансветов
и К°» имела громадную силу
и совершенно исключительные полномочия.
Самая
компания возникла на развалинах упраздненных казенных работ, унаследовав от них всю организацию, штат служащих, рабочих
и территорию в пятьдесят квадратных верст.
Рабочие не имели даже собственного выгона, не имели усадеб — тем
и другим они пользовались от
компании условно, пока находившаяся под выгоном
и усадьбами земля не была надобна для работ.
Это совершенно исключительное положение создало натянутые отношения между
компанией и местным промысловым населением.
Правда, что население давно вело упорную тяжбу с
компанией из-за земли, посылало жалобы во все щели
и дыры административной машины, подавало прошения, засылало ходоков, но шел год за годом, а решения на землю не выходило.
Непременный член по крестьянским делам выбивался из сил
и ничего не мог поделать: рабочие стояли на своем,
компания на своем.
Но что поделаешь, когда
и тут приходилось только сводить концы с концами, потому что
компания требовала только дивидендов
и больше ничего знать не хотела, да
и главная сила Балчуговских промыслов заключалась не в жильном золоте, а в россыпном.
Водворение
компании сразу подняло дело,
и Родион Потапыч ожил, перенеся на компанейское дело все свои крепостные симпатии.
Не было внешнего давления, как в казенное время, но «вольные» рабочие со своей волчьей волей не знали, куда деваться,
и шли работать к той же
компании на самых невыгодных условиях, как вообще было обставлено дело: досыта не наешься
и с голоду не умрешь.
Совещания составлявшейся
компании не представляли тайны ни для кого, потому что о Мутяшке давно уже говорили как о золотом дне,
и все мечтали захватить там местечко, как только объявится Кедровская дача свободной.
Раз вечером, когда Матюшка сидел таким образом у огонька
и разговаривал на излюбленную тему о деньгах, случилось маленькое обстоятельство, смутившее всю
компанию, а Матюшку в особенности.
Соберется такая
компания где-нибудь около огонька
и балагурит.
Кривушок кончил скорее, чем предполагал. Его нашли мертвым около кабака. Денег при Кривушке не оказалось,
и молва приписала его ограбление Фролке. Вообще все дело так
и осталось темным. Кривушка похоронили, а его жилку взяла за себя
компания и поставила здесь шахту Рублиху.
Был тут
и подштейгер Лучок,
и Мина Клейменый,
и Яша,
и Турка,
и Мыльников — одним словом, вся
компания.
Компания Кишкина
и существовала,
и как будто не существовала.
Зачем шатался на прииски Петр Васильич, никто хорошенько не знал, хотя
и догадывались, что он спроста не пойдет время тратить. Не таковский мужик… Особенно недолюбливал его Матюшка, старавшийся в
компании поднять на смех или устроить какую-нибудь каверзу. Петр Васильич относился ко всему свысока, точно дело шло не о нем. Однако он не укрылся от зоркого
и опытного взгляда Кишкина. Раз они сидели
и беседовали около огонька самым мирным образом. Рабочие уже спали в балагане.
Дело усложнялось тем, что промысловый год уже был на исходе, первоначальная смета на разработку Рублихи давно перерасходована,
и от одного Карачунского зависело выхлопотать у
компании дальнейшие ассигновки.
Это была, во всяком случае, оригинальная
компания: отставной казенный палач, шваль Мыльников
и Окся. Как ухищрялся добывать Мыльников пропитание на всех троих, трудно сказать; но пропитание, хотя
и довольно скудное, все-таки добывалось. В котелке Окся варила картошку, а потом являлся ржаной хлеб. Палач Никитушка, когда был трезвый, почти не разговаривал ни с кем — уставит свои оловянные глаза
и молчит. Поест, выкурит трубку
и опять за работу. Мыльников часто приставал к нему с разными пустыми разговорами.
— Ну, это все пустяки! — успокаивал Карачунский. — Другой делянки никому не дадим… Пусть Мыльников, по условию, до десятой сажени дойдет,
и конец делу. Свои работы поставим… Да
и убытка
компании от этой жилки нет никакого: он обязан сдавать по полтора рубля золотник… Даже расчет нам иметь даровую разведку. Вот мы сами ничего не можем найти, а Мыльников нашел.
Поднялись разговоры о земельном наделе, как в других местах, о притеснениях
компании, которая собакой лежит на сене, о других промыслах, где у рабочих есть
и усадьбы,
и выгон,
и покосы,
и всякое угодье, о посланных ходоках «с бумагой», о «члене», который наезжал каждую зиму ревизовать волостное правление.
Рабочая масса так срослась со своим исконным промысловым делом, что не могла отделить себя от промыслов, несмотря на распри с
компанией и даже тяжелые воспоминания о казенном времени.
Карачунский рассказывал подробно, как добывают золото в Калифорнии, в Африке, в Австралии, какие громадные
компании основываются, какие страшные капиталы затрачиваются, какие грандиозные работы ведутся
и какие баснословные дивиденды получаются в результате такой кипучей деятельности. Родион Потапыч только недоверчиво покачивал головой, а с другой стороны, очень уж хорошо рассказывал барин, так хорошо, что даже слушать его обидно.
— Господин Карачунский, вы не могли, следовательно, не знать, что принимаете приисковый инвентарь только по описи, не проверяя фактически, — тянул следователь, записывая что-то, — чем, с одной стороны, вы прикрывали упущения
и растраты казенного управления промыслами, а с другой — вводили в заблуждение собственных доверителей, в данном случае
компанию.
Вот о чем задумывался он, проводя ночи на Рублихе. Тысячу раз мысль проходила по одной
и той же дороге, без конца повторяя те же подробности
и производя гнетущее настроение. Если бы открыть на Рублихе хорошую жилу, то тогда можно было бы оправдать себя в глазах
компании и уйти из дела с честью: это было для него единственным спасением.
В то время пока Карачунский все это думал
и передумывал, его судьба уже была решена в глубинах главного управления
компании Балчуговских промыслов: он был отрешен от должности, а на его место назначен молодой инженер Оников.
Старательские работы сведены были на нет,
и этим самым уничтожено было в корне хищничество, но вместе с тем
компания лишилась
и главной части своих доходов, которые получались раньше от старателей.
Дело в том, что собственно рабочим Кедровская дача дала только призрак настоящей работы, потому что здесь вместо одного хозяина, как у
компании, были десятки, — только
и разницы. Пока благодетелями являлись одни скупщики вроде Ястребова. Затем мелкие золотопромышленники могли работать только летом, а зимой прииски пустовали.
Родион Потапыч сидел на своей Рублихе
и ничего не хотел знать. Благодаря штольне углубление дошло уже до сорок шестой сажени. Шахта стоила громадных денег, но за нее поэтому так
и держались все. Смертельная болезнь только может подтачивать организм с такой последовательностью, как эта шахта. Но Родион Потапыч один не терял веры в свое детище
и боялся только одного: что
компания не даст дальнейших ассигновок.
И это в такой местности, где при правильном хозяйстве могло благодействовать стотысячное население
и десяток таких
компаний…