Неточные совпадения
— Шишка и есть: ни конца ни краю
не найдешь. Одним словом, двухорловый!.. Туда же, золота захотел!.. Ха-ха!.. Так я ему и сказал,
где оно спрятано. А у меня есть местечко… Ох какое местечко, Яша!.. Гляди-ка, ведь это кабатчик Ермошка на своем виноходце закопачивает? Он… Ловко. В город погнал с краденым золотом…
Яша сразу обессилел: он совсем забыл про существование Наташки и сынишки Пети. Куда он с ними денется, ежели родитель выгонит на улицу?.. Пока большие бабы судили да рядили, Наташка
не принимала в этом никакого участия. Она пестовала своего братишку смирненько где-нибудь в уголке, как и следует сироте, и все ждала, когда вернется отец. Когда в передней избе поднялся крик, у ней тряслись руки и ноги.
Три ночи
не спал мужик: все маялся и удумал штуку: взял да самородок и закопал в ширп,
где его нашел.
Когда все было готово, он вывел дочь во двор, усадил с собой в пошевни и выехал со двора, но повернул
не направо,
где дожидался Акинфий, а влево.
— О чем говорить-то? Весь тут. Дома ничего
не осталось… А
где у тебя змей-то кривой?
Ровно через неделю Кожин разыскал,
где была спрятана Феня, и верхом приехал в Фотьянку. Сначала, для отвода глаз, он завернул в кабак, будто собирается золото искать в Кедровской даче. Поговорил он кое с кем из мужиков, а потом послал за Петром Васильичем. Тот
не заставил себя ждать и, как увидел Кожина, сразу смекнул, в чем дело. Чтобы
не выдать себя, Петр Васильич с час ломал комедию и сговаривался с Кожиным о золоте.
— В оба глядим, баушка,
где плохо лежит, — пошутил Ястребов и даже похлопал старуху по плечу. —
Не бойся, а только живи веселее — скорее повесят…
— Вот что, Мыльников, валяй и ты в Фотьянку, — шепнул Кишкин, — может, скорее придешь… Да
не заплутайся на Маяковой слани,
где повертка на кордон.
— Эх, кабы раздобыть
где ни на есть рублей с триста! — громко говорил Матюшка, увлекаясь несбыточной мечтой. — Сейчас бы сам заявку сделал и на себя бы робить стал…
Не велики деньги, а так и помрешь без них.
Сейчас следователь, напримерно, ко мне: «Вы Тарас Мыльников?» — «Точно так, ваше высокородие…» — «Можете себя оправдать по делу отставного канцелярского служителя Андрона Кишкина?» — «Точно так-с…» — «А
где Кишкин?» Тут уж я совсем испугался и брякнул: «
Не могу знать, ваше высокородие…
— Старайся, милушка, и полушалок куплю, — приговаривала хитрая старуха, пользовавшаяся простотой Фени. —
Где нам, бабам, взять денег-то!.. Небось любезный сынок Петр Васильич
не раскошелится, а все норовит себе да себе… Наше бабье дело совсем маленькое.
А баушка Лукерья все откладывала серебро и бумажки и смотрела на господ такими жадными глазами, точно хотела их съесть. Раз, когда к избе подкатил дорожный экипаж главного управляющего и из него вышел сам Карачунский, старуха ужасно переполошилась, куда ей поместить этого самого главного барина. Карачунский был вызван свидетелем в качестве эксперта по делу Кишкина. Обе комнаты передней избы были набиты народом, и Карачунский
не знал,
где ему сесть.
Где же одной старухе управиться, да и
не умела она потрафить постояльцам, как Феня.
Мыльников с намерением оставил до следующего дня рассказ о том, как был у Зыковых и Карачунского, — он рассчитывал опохмелиться на счет этих новостей и
не ошибся. Баушка Лукерья сама послала Оксю в кабак за полштофом и с жадным вниманием прослушала всю болтовню Мыльникова, напрасно стараясь отличить,
где он говорит правду и
где врет.
— Может, ты скупаешь здесь золото-то, тебе это сподручнее?.. Охулки на руку
не положишь, а уж
где нам, дуракам!..
Баушка Лукерья выбивалась из сил, чтобы утишить блажившего сынка, но из этого ничего
не выходило, потому что и Ястребов тоже лез на стену и несколько раз собирался поколотить сварливого кривого черта. Но особенно ругал жильца Петр Васильич в кабаке Фролки,
где народ помирал со смеху.
Известие о бегстве Фени от баушки Лукерьи застало Родиона Потапыча в самый критический момент, именно когда Рублиха выходила на роковую двадцатую сажень,
где должна была произойти «пересечка». Старик был так увлечен своей работой, что почти
не обратил внимания на это новое горшее несчастье или только сделал такой вид, что окончательно махнул рукой на когда-то самую любимую дочь. Укрепился старик и
не выдал своего горя на посмеянье чужим людям.
Посмеялся секретарь Каблуков над «вновь представленным» золотопромышленником, а денег все-таки
не дал. Знаменитое дело по доносу Кишкина запало где-то в дебрях канцелярской волокиты, потому что ушло на предварительное рассмотрение горного департамента, а потом уже должно было появиться на общих судебных основаниях. Именно такой оборот и веселил секретаря Каблукова, потому что главное — выиграть время, а там хоть трава
не расти. На прощанье он дружелюбно потрепал Кишкина по плечу и проговорил...
— Желаю попробовать счастья, Марья Родионовна:
где наше
не пропадало. Вот с Кишкиным в конпанию вступаю…
Эта скромная и
не поднимавшая голоса женщина молча собралась и отправилась прямо на Ульянов кряж,
где и накрыла мужа на самом месте преступления: он сидел около дудки и пил водку вместе с другими.
— Уползла, видно, она к Мыльникову, — подшутил Турка. — Мы ее здесь достигаем, а она вон
где обозначилась: зарылась в Ульяновом кряжу, еще и
не одна, а с поросятами вместе…
За Кишкиным уже следили. Матюшка первый заподозрил, что дело нечистое, когда Кишкин прикинулся больным и бросил шурфовку. Потом он припомнил, что Кишкин выплеснул пробу в шурф и
не велел бить следующих шурфов по порядку. Вообще все поведение Кишкина показалось ему самым подозрительным. Встретившись в кабаке Фролки с Петром Васильичем, Матюшка спросил про Кишкина,
где он ночует сегодня. Слово за слово — разговорились. Петр Васильич носом чуял,
где неладно, и прильнул к Матюшке, как пластырь.
—
Где же Окся? — грозно накинулся на них Мыльников. — Эй, Окся,
не слышишь без очков-то!.. Уж
не задавило ли ее грешным делом?
Кожин сам отворил и провел гостя
не в избу, а в огород,
где под березой, на самом берегу озера, устроена была небольшая беседка. Мыльников даже обомлел, когда Кожин без всяких разговоров вытащил из кармана бутылку с водкой. Вот это называется ударить человека прямо между глаз… Да и место очень уж было хорошее. Берег спускался крутым откосом, а за ним расстилалось озеро, горевшее на солнце, как расплавленное. У самой воды стояла каменная кожевня, в которой летом работы было совсем мало.
— Да ты-то разе прокурор?.. Ах, Ермолай, Ермолай… Дыра у тебя, видно, где-нибудь есть в башке,
не иначе я это самое дело понимаю. Теперь в свидетели потащат… ха-ха!.. Сестра милосердная ты, Ермошка…
В первое время все были как будто ошеломлены. Что же, ежели такие порядки заведутся, так и житья на промыслах
не будет. Конечно, промысловые люди
не угодники, а все-таки и по человечеству рассудить надобно. Чаще и чаще рабочие вспоминали Карачунского и почесывали в затылках. Крепкий был человек, а умел
где нужно и
не видеть и
не слышать. В кабаках обсуждался подробно каждый шаг Оникова, каждое его слово, и наконец произнесен был приговор, выражавшийся одним словом...
Пока реформы нового управляющего
не касались одной шахты Рублихи,
где по-прежнему «руководствовал» один Родион Потапыч, и все с нетерпением ждали момента, когда встретятся старый штейгер и новый главный управляющий.
А уж
где же старателю совладать, когда у него сроду четвертной бумажки в руках
не бывало!
— Мамынька, а
где у тебя деньги… а?.. Скажи, а то,
не ровен час, помрешь, мы и
не найдем опосле тебя…
— И то сделает… Подсылала уж ко мне, — тихо проговорил Матюшка, оглядываясь. — А только мне она, Марья-то, совсем
не надобна, окромя того, чтобы вызнать,
где ключи прячет Шишка… Каждый день, слышь, на новом месте. Потом Марья же сказывала мне, что он теперь зачастил больше к баушке Лукерье и Наташку сватает.
Дух захватывает, глядя на такую работу,
не то что на Сиротке,
где копнуто там, копнуто в другом месте, копнуто в третьем, а настоящего ничего.
—
Где взял-то? — спросила она, чувствуя, что говорит совсем
не то.
— Ага… а
где ты раньше-то была? Нет, теперь ты походи за мной, а мне твоих денег
не надо…
Баушка Лукерья угнетенно молчала. В лице Родиона Потапыча перед ней встал позабытый старый мир,
где все было так строго, ясно и просто и
где баба чувствовала себя только бабой. Сказалась старая «расейка», несшая на своих бабьих плечах всяческую тяготу. Разве можно применить нонешнюю бабу, особенно промысловую? Их точно ветром дует в разные стороны. Настоящая беспастушная скотина…
Не стало, главное, строгости никакой, а мужик измалодушествовался. Правильно говорит Родион-то Потапыч.