Неточные совпадения
Яша сразу обессилел: он совсем забыл про существование Наташки и сынишки Пети. Куда он с ними денется, ежели родитель выгонит на улицу?.. Пока большие бабы судили да рядили, Наташка не принимала
в этом никакого участия. Она пестовала своего братишку смирненько где-нибудь
в уголке, как и следует сироте, и все ждала, когда вернется отец. Когда
в передней избе поднялся крик, у ней тряслись руки и
ноги.
Мыльников презрительно фыркнул на малодушного Яшу и смело отворил дверь
в переднюю избу. Там шел суд. Родион Потапыч сидел по-прежнему на диване, а Устинья Марковна, стоя на коленях, во всех подробностях рассказывала, как все вышло. Когда она начинала всхлипывать, старик грозно сдвигал брови и топал на нее
ногой. Появление Мыльникова нарушило это супружеское объяснение.
Старик редко даже улыбался, а как он хохочет — Яша слышал
в первый раз. Ему вдруг сделалось так страшно, так страшно, как еще никогда не было, а
ноги сами подкашивались. Родион Потапыч смотрел на него и продолжал хохотать. Спрятавшаяся за печь Устинья Марковна торопливо крестилась: трехнулся старик…
Зыков переминался с
ноги на
ногу, косясь на стоявшую
в зале горничную. Карачунский сделал ей знак уйти.
Балчуговское воскресенье отдалось и на шахтах: коморник Мутовка, сидевший
в караулке при шахте, усиленно моргал подслеповатыми глазами, у машиниста Семеныча, молодого парня-франта, язык заплетался, откатчики при шахте мотались на
ногах, как чумная скотина.
— Милости просим, — приглашал Тарас. — Здесь нам много способнее будет разговоры-то разговаривать, а
в кабаке еще, того гляди, подслушают да вызнают… Тоже народ ноне пошел, шильники. Эй, Окся, айда к Ермошке. Оборудуй четверть водки… Да у меня смотри: одна
нога здесь, а другая там. Господа, вы на нее не смотрите: дура набитая. При ней все можно говорить, потому, как стена, ничего не поймет.
Канун первого мая для Фотьянки прошел
в каком-то чаду. Вся деревня поднялась на
ноги с раннего утра, а из Балчуговского завода так и подваливала одна партия за другой. Золотопромышленники ехали отдельно
в своих экипажах парами. Около обеда вокруг кабака Фролки вырос целый табор. Кишкин толкался на народе и прислушивался, о чем галдят.
— Ой, врешь! — усомнился Петр Васильич. — Поди, опять у Ермошки
в кабаке ноги-то завязил? У всех у вас, строгалей, одна вера-то…
Опохмелившись, Мыльников соврал еще что-то и отправился
в кабак к Фролке, чтобы послушать, о чем народ галдит. У кабака всегда народ сбивался
в кучу, и все новости собирались здесь, как
в узле. Когда Мыльников уже подходил к кабаку, его чуть не сшибла с
ног бойко катившаяся телега. Он хотел обругаться, но оглянулся и узнал любезную сестрицу Марью Родионовну.
— Я тебя, курву, вниз головой спущу
в дудку! — орал Мыльников, устав от внушения. — Палач, давай привяжем ее за
ногу к канату и спустим.
Кожин не замечал, как крупные слезы катились у него по лицу, а Марья смотрела на него, не смея дохнуть. Ничего подобного она еще не видала, и это сильное мужское горе, такое хорошее и чистое, поразило ее. Вот так бы сама бросилась к нему на шею, обняла, приголубила, заговорила жалкими бабьими словами, вместе поплакала… Но
в этот момент вошел
в избу Петр Васильич, слегка пошатывавшийся на
ногах… Он подозрительно окинул своим единственным оком гостя и сестрицу, а потом забормотал...
— Ах, сестричка Анна Родивоновна: волка
ноги кормят. А что касаемо того, что мы испиваем малость, так ведь и свинье бывает праздник.
В кои-то годы Господь счастья послал… А вы, любезная сестричка, выпейте лучше с нами за конпанию стаканчик сладкой водочки. Все ваше горе как рукой снимет… Эй, Яша, сдействуй насчет мадеры!..
Кишкин с трудом поднялся на
ноги, поохал для «прилику», взял ковш и выплеснул пробу
в шурф.
Услужливая молва из этой случайной стычки сделала именно то, чего боялся
в настоящую минуту Карачунский: ничтожный по существу случай мог поднять на
ноги всю рабочую массу бестолково и глупо, как это бывает при таких обстоятельствах.
Встревоженный Мыльников спустился
в дудку: Окси не было. Валялись кайло и лопатка, а Окси и след простыл. Такое безобразие возмутило Мыльникова до глубины души, и он «на той же
ноге» полетел на Рублиху — некуда Оксе деваться, окромя Родиона Потапыча. Появление Мыльникова произвело на шахте общую сенсацию.
Первым делом он пошел посоветоваться с Дарьей: особенное дело выходило совсем, Дарья даже расплакалась, напутствуя Ермошку на подвиг. Чтобы не потерять времени и не делать лишней огласки, Ермошка полетел
в город верхом на своем иноходце. Он проникся необыкновенной энергией и поднял на
ноги и прокурорскую власть, и жандармерию, и исправника.
Феня тихо крикнула и едва удержалась на
ногах. Она утащила Мыльникова к себе
в комнату и заставила рассказать все несколько раз. Господи, да что же это такое? Неужели Акинфий Назарыч мог дойти до такого зверства?..
Марья плохо помнила, как ушел Матюшка. У нее сладко кружилась голова, дрожали
ноги, опускались руки… Хотела плакать и смеяться, а тут еще свой бабий страх. Вот сейчас она честная мужняя жена, а выйдет
в лес — и пропала… Вспомнив про объятия Матюшки, она сердито отплюнулась. Вот охальник! Потом Марья вдруг расплакалась. Присела к окну, облокотилась и залилась рекой. Семеныч, завернувший вечерком напиться чаю, нашел жену с заплаканным лицом.
Еще при покойном Карачунском одному рабочему придавило
в шахте
ногу.
— Нарочно, Степан Романыч,
ногу подставил, чтобы
в больнице полежать, а потом пенсию будет клянчить… Известно, какой наш народ.
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там
в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под
ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете,
в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с
ног. Только бы мне узнать, что он такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать
в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает
ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Городничий. Не гневись! Вот ты теперь валяешься у
ног моих. Отчего? — оттого, что мое взяло; а будь хоть немножко на твоей стороне, так ты бы меня, каналья! втоптал
в самую грязь, еще бы и бревном сверху навалил.
Аммос Федорович (строит всех полукружием).Ради бога, господа, скорее
в кружок, да побольше порядку! Бог с ним: и во дворец ездит, и государственный совет распекает! Стройтесь на военную
ногу, непременно на военную
ногу! Вы, Петр Иванович, забегите с этой стороны, а вы, Петр Иванович, станьте вот тут.