Неточные совпадения
За убегом Фени с Марьей точно что сделалось, и она постоянно приставала к
матери, чего раньше и в помине не
было.
—
Будь ей заместо
матери… — упрашивала Устинья Марковна, кланяясь в ноги. — Я-то слаба, не умею, а Родион Потапыч перестрожит. Ты уж лучше…
Дальше в избушке поднялся такой шум, что никто и ничего не мог разобрать. Окся успела слетать за второй четвертью и на закуску принесла соленого максуна. Пока другие
пили водку, она успела стащить половину рыбы и разделила братьям и
матери, сидевшим в холодных сенях.
Родная
мать наша
была церковь-то православная: сколько, бывало, поплачем да помолимся, столько и поживем.
— Пять цалковых!.. — изумленно прошептал Петр Васильич, делая шаг к
матери. — Мамынька, что же это такое? Ежели, напримерно, ты все деньги
будешь заграбаздывать…
Да и вообще это
была смирная и безответная бабенка, характером вся в
мать.
Слушал эти рассказы и Петр Васильич, но относился к ним совершенно равнодушно. Он отступился от
матери, предоставив ей пользоваться всеми доходами от постояльцев.
Будет Окся или другая девка — ему
было все равно. Вранье Мыльникова просто забавляло вороватого домовладыку. Да и маменька пусть покипятится за свою жадность… У Петра Васильича
было теперь свое дело, в которое он ушел весь.
Жаль
было Марье старухи-матери, да жить-то ведь ей, Марье, а
мать свой век изжила.
— Мамынька, это ты пустила постояльца! — накидывался Петр Васильич на
мать. — А кто хозяин в дому?.. Я ему покажу… Он у меня
споет голландским петухом. Я ему нос утру…
Это
была ужасная ночь, полная молчаливого отчаяния и бессильных мук совести. Ведь все равно прошлого не вернешь, а начинать жить снова поздно. Но совесть — этот неподкупный судья, который приходит ночью, когда все стихнет, садится у изголовья и начинает свое жестокое дело!.. Жениться на Фене? Она первая не согласится… Усыновить ребенка — обидно для
матери, на которой можно жениться и на которой не женятся. Сотни комбинаций вертелись в голове Карачунского, а решение вопроса ни на волос не подвинулось вперед.
Да, она могла
быть его любовницей, а не женой, тем больше не
матерью его ребенка.
— Ты смотри, кривой черт… Тогда на Ястребова лез собакой, а теперь
мать донимаешь, изъедуга. Мы тебя выучим, как родителев почитать должон…
Будет тебе богатого показывать!..
Дело
было совсем не в том, что он ссорился с
матерью, — за это много-много поворчали бы старики.
— Очень, очень рада, — повторила она, и в устах ее для Левина эти простые слова почему-то получили особенное значение. — Я вас давно знаю и люблю и по дружбе со Стивой и за вашу жену… я знала ее очень мало времени, но она оставила во мне впечатление прелестного цветка, именно цветка. И она уж скоро
будет матерью!
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то
была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
Софья Андреева (эта восемнадцатилетняя дворовая, то
есть мать моя) была круглою сиротою уже несколько лет; покойный же отец ее, чрезвычайно уважавший Макара Долгорукого и ему чем-то обязанный, тоже дворовый, шесть лет перед тем, помирая, на одре смерти, говорят даже, за четверть часа до последнего издыхания, так что за нужду можно бы было принять и за бред, если бы он и без того не был неправоспособен, как крепостной, подозвав Макара Долгорукого, при всей дворне и при присутствовавшем священнике, завещал ему вслух и настоятельно, указывая на дочь: «Взрасти и возьми за себя».
Неточные совпадения
Городничий. Куда! куда!.. Рехнулась, матушка! Не извольте гневаться, ваше превосходительство: она немного с придурью, такова же
была и
мать ее.
Анна Андреевна. У тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в голове; ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе глядеть на них? не нужно тебе глядеть на них. Тебе
есть примеры другие — перед тобою
мать твоя. Вот каким примерам ты должна следовать.
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не
поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я в ноги поклонилася: // —
Будь жалостлив,
будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я
мать ему!.. — Упросишь ли? // В груди у них нет душеньки, // В глазах у них нет совести, // На шее — нет креста!
Хвалилась
мать — // Сынка спасла… // Знать, солона // Слеза
была!..
Не ветры веют буйные, // Не мать-земля колышется — // Шумит,
поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! // Крестьянам показалося, // Как вышли на пригорочек, // Что все село шатается, // Что даже церковь старую // С высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще по площади // И к вечеру покинули // Бурливое село…