Я отдал себя всего
тихой игре случайности, набегавшим впечатлениям: неторопливо сменяясь, протекали они по душе и оставили в ней, наконец, одно общее чувство, в котором слилось все, что я видел, ощутил, слышал в эти три дня, — все: тонкий запах смолы по лесам, крик и стук дятлов, немолчная болтовня светлых ручейков с пестрыми форелями на песчаном дне, не слишком смелые очертания гор, хмурые скалы, чистенькие деревеньки с почтенными старыми церквами и деревьями, аисты в лугах, уютные мельницы с проворно вертящимися колесами, радушные лица поселян, их синие камзолы и серые чулки, скрипучие, медлительные возы, запряженные жирными лошадьми, а иногда коровами, молодые длинноволосые странники по чистым дорогам, обсаженным яблонями и грушами…
Неточные совпадения
Клим ощущал в себе
игру веселенького снисхождения ко всем, щекочущее желание похлопать по плечу Кутузова, который с одинаковым упрямством доказывал необходимость изучения Маркса и гениальность Мусоргского; наваливаясь на немого,
тихого Спивака, всегда сидевшего у рояля, он говорил:
Мужчины, одни, среди дел и забот, по лени, по грубости, часто бросая теплый огонь,
тихие симпатии семьи, бросаются в этот мир всегда готовых романов и драм, как в игорный дом, чтоб охмелеть в чаду притворных чувств и дорого купленной неги. Других молодость и пыл влекут туда, в царство поддельной любви, со всей утонченной ее
игрой, как гастронома влечет от домашнего простого обеда изысканный обед искусного повара.
Вспомнил я еще, что недалеко от ликейцев — Манила, что там проматываются на пари за бои петухов; что еще на некоторых островах
Тихого океана страсть к
игре свирепствует, как в любом европейском клубе.
Я остался и вслушивался в треск кузнечиков, доносившийся с берега, в
тихий плеск волн; смотрел на
игру фосфорических искр в воде и на дальние отражения береговых огней в зеркале залива.
Здесь шла скромная коммерческая
игра в карты по мелкой,
тихая, безмолвная. Играли старички на своих, десятилетиями насиженных местах. На каждом столе стояло по углам по четыре стеариновых свечи, и было настолько тихо, что даже пламя их не колыхалось.