Неточные совпадения
Помутилось в глазах Пятова от этой красавицы, от ясных ласковых очей, от соболиных бровей, от белой лебяжьей груди, — бросился он
к Татьяне Власьевне и обнял ее, а сам плачет, плачет и целует
руки, шею, лицо, плечи целует.
«А все золото поднимает… — подумал невольно Брагин, щупая лежавшую за пазухой жилку. — Вуколу-то Логинычу красная цена расколотый грош, да и того напросишься, а вон какую хоромину наладил! Кабы этакое богачество да
к настоящим
рукам… Сказывают, в одно нонешнее лето заробил он на золоте-то тысяч семьдесят… Вот лошадь-то какая — зверь зверем».
С последними словами он подал матери кусок кварца, который привез еще Михалко. Старуха нерешительно взяла в
руку «игрушку» и, отнеся далеко от глаз, долго и внимательно рассматривала
к свету.
— Садитесь, Татьяна Власьевна… Ну, как вы поживаете? — говорил о. Крискент, усаживая свою гостью на маленький диванчик, обитый зеленым репсом. — Все
к вам собираюсь, да как-то
руки не доходят… Гордея-то Евстратыча частенько вижу в церкви.
Отец Крискент только развел
руками, что можно было истолковать как угодно. Но именно последние-то тирады батюшки, которые как будто клонились
к тому, чтобы отказаться от жилки, собственно, и убедили Татьяну Власьевну в необходимости «покориться неисповедимым судьбам Промысла», то есть в данном случае взять на себя Маркушкину жилку, пока Вукол Логиныч или кто другой не перехватил ее.
К недостаткам этого старика принадлежала, между прочим, его необыкновенная «скорость на
руку», за что он платился сам первый.
Передохнул Брагин денек в Сосногорске; дальше проживаться даром было нечего, а домой возвращаться с пустыми
руками было совестно, — он решил ехать вслед за Лапшиным, чтобы перехватить его где-нибудь на дороге, благо
к Верхотурью было ехать в свою же сторону, хотя и другими дорогами.
К подъезду были поданы две тройки, и вся пьяная компания отправилась на них в брагинский дом. Гордей Евстратыч ехал на своих пошевенках; на свежем воздухе он еще сильнее опьянел и точно весь распустился. Архип никогда еще не видал отца в таком виде и легонько поддерживал его одной
рукой.
Старуха была так огорчена сегодняшним днем, что даже не могла сердиться на болтовню Нюши, которая забавлялась, как котенок около затопленной печки. Михалко и Архип продежурили всю ночь на кухне в ожидании тятенькиных приказаний. Пьяный Зотушка распевал, приложивши
руку к щеке, раскольничий стих...
А
к этому присоединились другие известия: одной старушке ночью в окно чья-то
рука подала десять рублей, трем бедным семьям та же
рука дала по пяти, и т. д.
Кругом них мелькали в воде утопающие,
к ним тянулись
руки с мольбой о помощи, их звал последний крик отчаяния; но они думали только о собственном спасении и отталкивали цеплявшиеся за них
руки, чтобы не утонуть самим в бездонной глубине.
Гордей Евстратыч повалился в ноги
к мамыньке, а та
рукой наклоняла его голову
к самому полу и приговаривала...
Старуха подошла
к Нюше, села на ее постель и долго гладила своей морщинистой
рукой, с тонкой старой кожей, ее темноволосую красивую голову, пытливо глядевшую на нее темными блестевшими глазами.
В комнате Фени действительно весь пол был обложен полосами разного полотна, а она сама ползала по нему на коленях с выкройкой в одной
руке и с ножницами в другой. Зотушка полюбовался на молодую хозяйку, положил свою котомку в уголок, снял сапоги и тоже примостился
к разложенному полотну.
— Я еще у тебя, Феня, в долгу, — говорил Гордей Евстратыч, удерживая на прощанье в своей
руке руку Фени. — Знаешь за что? Если ты не знаешь, так я знаю… Погоди, живы будем, в долгу у тебя не останемся. Добрая у тебя душа, вот за что я тебя и люблю. Заглядывай
к нам-то чаще, а то моя Нюша совсем крылышки опустила.
Возьмет, разденет донага, привяжет назади
руки к ногам, а сам нагайкой ее и полосует, пока
руку не вымахает…
— Я и не говорю, что все такие, а только
к слову пришлось: всякие бывают и молодые мужья… А муж постарше совсем уж другое: он уж не надышится на жену, на
руках ее носит. Оно и спокойнее, и куда лучше, хоть ты как поверни. Вон мамынька тоже за старого мужа выходила, а разве хуже других прожила? Прежде совсем не спрашивали девок, за кого замуж отдают, да жили не хуже нашего-то…
Однажды под вечер, когда Татьяна Власьевна в постели пила чай, а Нюша сидела около нее на низенькой скамеечке, в комнату вошел Гордей Евстратыч. Взглянув на лицо сына, старуха выпустила из
рук блюдечко и облилась горячим чаем; она почувствовала разом, что «милушка» не с добром
к ней пришел. И вид у него был какой-то такой совсем особенный… Во время болезни Гордей Евстратыч заходил проведать больную мать раза два, и то на минуту. Нюша догадалась, что она здесь лишняя, и вышла.
Зотушка опять вернулся
к Пятовым: как только Феня слегла, так он и заявился, бледный, худой, с трясущимися
руками, но с таким же кротким и любящим сердцем и почти женской мягкостью в характере.
Феня даже вскрикивала каждый раз, когда грозный призрак наклонялся
к ней и холодными костлявыми
руками чего-то искал в ее мозгу…
Он побежал
к Нилу Поликарповичу и приволок его за
руку в комнату Фени.
Раз Гордей Евстратыч заехал в лавку навеселе; он обедал у Шабалина. Дело было под вечер, и в лавке, кроме Ариши, ни души. Она опять почувствовала на себе ласковый взгляд старика и старалась держаться от него подальше. Но эта невинная хитрость только подлила масла в огонь. Когда Ариша нагнулась
к выручке, чтобы достать портмоне с деньгами, Гордей Евстратыч крепко обнял ее за талию и долго не выпускал из
рук, забавляясь, как она барахталась и выбивалась.
— Вас, уважаемый Гордей Евстратыч, вероятно, удивило мое приглашение… Да?.. Очень понятно. Конечно, вы под
рукой собрали кое-какие справки обо мне… Опять-таки понятно, потому что идти толковать о деле
к совершенно незнакомому человеку очень сомнительно, хоть до кого доведись. Я вам скажу, что вам другие сказали обо мне… Но это все равно: я хотя и везде здесь бываю, но меня никто не знает. Хорошо.
Эта нерешительность и испуг Ариши забавляли Гордея Евстратыча, и он, разглаживая свою подстриженную бороду, сделал по направлению
к невестке несколько нерешительных шагов и даже протянул вперед
руки.
Бедная Ариша тряслась всем телом и ничего не отвечала, но, когда Гордей Евстратыч хотел ее притянуть
к себе, она с неестественной силой вырвалась из его
рук и бросилась
к дверям. Старик одним прыжком догнал ее и, схватив за плечи точно железными клещами, прибавил...
Вскочив с постели, Татьяна Власьевна бросилась
к Нюше, но та спала ровным, спокойным сном, раскинув
руки на подушке; старуха торопливо принялась крестить внучку, но в это время подозрительный звук повторился.
Сдержанные рыдания матери заставили ребенка проснуться, и, взглянув на мать и на стоявшую в дверях с зажженной восковой свечой бабушку, ребенок тоже заплакал. Этот ребячий плач окончательно отрезвил Татьяну Власьевну, и она, держась
рукой за стену, отправилась
к горнице Гордея Евстратыча, который сначала не откликался на ее зов, а потом отворил ей дверь.
Через пять минут Татьяна Власьевна, задыхаясь, бежала
к колобовскому дому, не чувствуя тридцатиградусного холода, щипавшего ей лицо и
руки.
— Ладно, ладно… Будет вам снох-то тиранить. Кто Володьку-то Пятова
к Арише подвел? Кто Михалку наущал жену колотить? Кто спаивал Михалку? Это все ваших
рук дело с Гордеем Евстратычем… Вишь, как забили бабенку! Разве у добрых людей глаз нет… Дуняша, оболокайся!.. А то я сейчас в волость пойду или станового приведу… Душу-то христианскую тоже не дадим губить.
Приехав в город, Брагин прежде всего отправился, конечно,
к Головинскому, который встретил его с распростертыми объятиями и, подхватив под
руку, с соболезнованием говорил...
Брагин тяжело упал в кресло и рванул себя за покрытые сильной проседью волосы. С бешенством расходившегося мужика он осыпал Головинского упреками и руганью, несколько раз вскакивал с места и начинал подступать
к хозяину с сжатыми кулаками. Головинский, скрестив
руки на груди, дал полную волю высказаться своему компаньону и только улыбался с огорченным достоинством и пожимал плечами.
Одно такое объявление Гордей Евстратыч своими
руками прибил на гвоздики
к воротной верее.
Жажда легкой наживы слила всех женщин в одно громадное целое, жадно глядевшее сотнями горевших глаз и протягивавшее
к прилавку сотни хватавших
рук, точно это было какое мифическое животное, разрывавшее брагинскую лавку на части.