«Бабушка, оставь меня!» — кричала больная, открывая глаза: но перед ней вместо бабушки стоял уже Гордей Евстратыч, весь золотой — с золотым лицом, с золотыми руками, с сверкавшими
золотыми глазами.
Неточные совпадения
Гордей Евстратыч еще раз приостановился, расправил бороду и вошел в пустой громадный зал, который просто ошеломил его своей обстановкой: зеркала во всю стену, ореховая дорогая мебель с синей бархатной обивкой, такие же драпировки, малахитовые вазы перед окнами, рояль у одной стены, громадная картина в резной черной массивной раме, синие бархатные обои с
золотыми разводами, навощенный паркет — все так и запрыгало в
глазах у Гордея Евстратыча.
Глаза Маркушки горели лихорадочным огнем, точно он переживал во второй раз свою
золотую лихорадку, которая его мучила целых пятнадцать лет. Татьяна Власьевна молчала, потому что ей передавалось взволнованное состояние больного Маркушки: она тоже боялась, с одной стороны, этой жилки, а с другой — не могла оторваться от нее. Теперь уж жилка начинала владеть ее мыслями и желаниями, и с каждым часом эта власть делалась сильнее.
Рабочие являлись в его
глазах скопищем воров и разбойников, которые тащат на сторону его
золото…
— Уж так у них устроено, так устроено… — докладывала Маланья подозрительно слушавшей ее речи Татьяне Власьевне. — И сказать вам не умею как!.. Вроде как в церкви… Ей-богу! И дух у них с собой привезен. Своим
глазом видела: каждое утро темная-то копейка возьмет какую-то штуку, надо полагать из
золота, положит в нее угольков, а потом и поливает какою-то мазью. А от мази такой дух идет, точно от росного ладана. И все-то у них есть, и все дорогое… Ровно и флигелек-то не наш!..
Старушки с наслаждением ощупывали руками дорогие материи и не могли оторвать
глаз от
золота, заставлявшего их завистливо вздыхать.
«Это в ней Маркушкино
золото заговорило», — подумал Брагин, не веря еще своим
глазам.
Созрело. И неизбежно, как железо и магнит, с сладкой покорностью точному непреложному закону — я влился в нее. Не было розового талона, не было счета, не было Единого Государства, не было меня. Были только нежно-острые, стиснутые зубы, были широко распахнутые мне
золотые глаза — и через них я медленно входил внутрь, все глубже. И тишина — только в углу — за тысячи миль — капают капли в умывальнике, и я — вселенная, и от капли до капли — эры, эпохи…
Глеб. Убыль есть, Мавра Тарасовна, это я вижу, это — правда ваша; у вас глаз на это верный,
золотой глаз, — убыль есть, это так точно.
Дарили они за правду, дарили за неправду, кому надо серебрили руки, чтоб помягче писали, кому надо
золотом глаза порошили, чтоб кое-чего они не видели…
Неточные совпадения
Много красавиц в аулах у нас, // Звезды сияют во мраке их
глаз. // Сладко любить их, завидная доля; // Но веселей молодецкая воля. //
Золото купит четыре жены, // Конь же лихой не имеет цены: // Он и от вихря в степи не отстанет, // Он не изменит, он не обманет.
Так и бросились жиду прежде всего в
глаза две тысячи червонных, которые были обещаны за его голову; но он постыдился своей корысти и силился подавить в себе вечную мысль о
золоте, которая, как червь, обвивает душу жида.
Она уставилась было взглядом на
золотой лорнет Петра Петровича, который он придерживал в левой руке, а вместе с тем и на большой, массивный, чрезвычайно красивый перстень с желтым камнем, который был на среднем пальце этой руки, — но вдруг и от него отвела
глаза и, не зная уж куда деваться, кончила тем, что уставилась опять прямо в
глаза Петру Петровичу.
Лариса. Поздно. Уж теперь у меня перед
глазами заблестело
золото, засверкали бриллианты.
Высокая соболья шапка с
золотыми кистями была надвинута на его сверкающие
глаза.