Сдержанные рыдания матери заставили ребенка проснуться, и,
взглянув на мать и на стоявшую в дверях с зажженной восковой свечой бабушку, ребенок тоже заплакал. Этот ребячий плач окончательно отрезвил Татьяну Власьевну, и она, держась рукой за стену, отправилась к горнице Гордея Евстратыча, который сначала не откликался на ее зов, а потом отворил ей дверь.
Неточные совпадения
Однажды под вечер, когда Татьяна Власьевна в постели пила чай, а Нюша сидела около нее
на низенькой скамеечке, в комнату вошел Гордей Евстратыч.
Взглянув на лицо сына, старуха выпустила из рук блюдечко и облилась горячим чаем; она почувствовала разом, что «милушка» не с добром к ней пришел. И вид у него был какой-то такой совсем особенный… Во время болезни Гордей Евстратыч заходил проведать больную
мать раза два, и то
на минуту. Нюша догадалась, что она здесь лишняя, и вышла.
Только изредка, продолжая свое дело, ребенок, приподнимая свои длинные загнутые ресницы,
взглядывал на мать в полусвете казавшимися черными, влажными глазами.
Клим искоса
взглянул на мать, сидевшую у окна; хотелось спросить: почему не подают завтрак? Но мать смотрела в окно. Тогда, опасаясь сконфузиться, он сообщил дяде, что во флигеле живет писатель, который может рассказать о толстовцах и обо всем лучше, чем он, он же так занят науками, что…
Неточные совпадения
Мать взглянула на нее. Девочка разрыдалась, зарылась лицом в коленях
матери, и Долли положила ей
на голову свою худую, нежную руку.
Вошел Сережа, предшествуемый гувернанткой. Если б Алексей Александрович позволил себе наблюдать, он заметил бы робкий, растерянный взгляд, с каким Сережа
взглянул на отца, а потом
на мать. Но он ничего не хотел видеть и не видал.
Уже начинал было он полнеть и приходить в те круглые и приличные формы, в каких читатель застал его при заключении с ним знакомства, и уже не раз, поглядывая в зеркало, подумывал он о многом приятном: о бабенке, о детской, и улыбка следовала за такими мыслями; но теперь, когда он
взглянул на себя как-то ненароком в зеркало, не мог не вскрикнуть: «
Мать ты моя пресвятая! какой же я стал гадкий!» И после долго не хотел смотреться.
Я трепетал давеча, что
мать спросит
взглянуть на них, когда про Дунечкины часы заговорили.
Шагая взад и вперед по тесной моей комнате, я остановился перед ним и сказал,
взглянув на него грозно: «Видно, тебе не довольно, что я, благодаря тебя, ранен и целый месяц был
на краю гроба: ты и
мать мою хочешь уморить».