Неточные совпадения
Девушка иногда сердилась на упрямую старуху, особенно когда та принималась ворчать на нее, но когда бабушка вставала на молитву — это
была совсем другая
женщина, вроде тех подвижниц, какие глядят строгими-строгими глазами с икон старинного письма.
Вообще физиономии обеих
женщин были покрыты массой белых царапин и шрамами самой причудливой формы, точно они
были татуированы или расписаны какими-то не разгаданными еще наукой иероглифами.
Эта коварная
женщина была замечательно непостоянное существо и как-то всегда
была на стороне того, кому везло счастье.
Окся поощрительно улыбнулась оратору и толкнула локтем другую
женщину, которая
была известна на приисках под именем Лапухи, сокращенное от Олимпиады; они очень любили друг друга, за исключением тех случаев, когда козловые ботинки и кумачные платки настолько быстро охлаждали эту дружбу, что бедным
женщинам ничего не оставалось, как только вцепиться друг в друга и зубами и ногтями и с визгом кататься по земле до тех пор, пока чья-нибудь благодетельная рука не отрезвляла их обеих хорошим подзатыльником или артистической встряской за волосы.
Татьяна Власьевна забежала вперед и спрятала всех
женщин на своей половине, а затем встретила гостей с низкими поклонами в сенях. Гости для нее
были священны, хотя в душе теперь у нее
было совсем не до них; она узнала и Липачка, и Плинтусова, и Порфира Порфирыча, которых встречала иногда у Пятовых.
Эти горькие размышления Татьяны Власьевны
были прерваны каким-то подозрительным шумом, который донесся из ее половины. Она быстро побежала туда и нашла спрятавшихся
женщин в страшном смятении, потому что Порфир Порфирыч, воспользовавшись общей суматохой, незаметно прокрался на женскую половину и начал рекомендоваться дамам с изысканной любезностью. Именно в этот трагический момент он и
был накрыт Татьяной Власьевной.
Алене Евстратьевне
было за сорок; это
была полная, высокая
женщина, с красивым лицом, на котором тенью лежало что-то фальшивое и хитрое.
У Брагиных дома
были только одни
женщины, и Татьяна Власьевна приняла о.
Эта патетическая сцена
была прервана шагами в соседней комнате: Алена Евстратьевна отыскивала хозяйку по всем комнатам. На правах
женщины она прямо вошла в комнату Фени и застала как раз тот момент, когда Гордей Евстратыч поднимался с полу. Феня закрыла лицо руками и горько заплакала.
— Татьяна Власьевна, конечно, весьма благомысленная и благоугодная
женщина, но она все-таки человек, и каждый человек в состоянии заблуждаться, особенно когда дело слишком близко затрогивает нас… Она смотрит земными очами, как человек, который не думает о завтрашнем дне. Старушка уже в преклонном возрасте, не сегодня завтра призовется к суду Божию, тогда что
будет? С своей стороны, я не осуждаю ее нисколько, даже согласен с ней, но нужно прозирать в самую глубину вещей.
— Перестаньте грешить-то, Порфир Порфирыч… У нас молодым
женщинам не пригоже в мужской компании одним сидеть. Ежели бы другие
женщины были, тогда другое дело: вот вы бы с супругой приехали…
Недели через две, как
был уговор, приехал и Головинский. Он остановился у Брагиных, заняв тот флигелек, где раньше жил Зотушка со старухами. Татьяна Власьевна встретила нового гостя сухо и подозрительно: дескать, вот еще Мед-Сахарыч выискался… Притом ее немало смущало то обстоятельство, что Головинский поселился у них во флигеле; человек еще не старый, а в дому целых три
женщины молодых, всего наговорят. Взять хоть ту же Марфу Петровну: та-ра-ра, ты-ры-ры…
Большинство составляли, конечно,
женщины, походившие сегодня на сумасшедших, простые бабы и жены служащих в заводе
были воодушевлены одними желаниями.
Жажда легкой наживы слила всех
женщин в одно громадное целое, жадно глядевшее сотнями горевших глаз и протягивавшее к прилавку сотни хватавших рук, точно это
было какое мифическое животное, разрывавшее брагинскую лавку на части.
Вечером в брагинском доме
был устроен настоящий пир, на котором мужчины и
женщины напились до безобразия.
Княгиня
была женщина лет сорока пяти, маленькая, тщедушная, сухая и желчная, с серо-зелеными неприятными глазками, выражение которых явно противоречило неестественно-умильно сложенному ротику. Из-под бархатной шляпки с страусовым пером виднелись светло-рыжеватые волосы; брови и ресницы казались еще светлее и рыжеватее на нездоровом цвете ее лица. Несмотря на это, благодаря ее непринужденным движениям, крошечным рукам и особенной сухости во всех чертах общий вид ее имел что-то благородное и энергическое.
Он заставил себя еще подумать о Нехаевой, но думалось о ней уже благожелательно. В том, что она сделала, не было, в сущности, ничего необычного: каждая девушка хочет
быть женщиной. Ногти на ногах у нее плохо острижены, и, кажется, она сильно оцарапала ему кожу щиколотки. Клим шагал все более твердо и быстрее. Начинался рассвет, небо, позеленев на востоке, стало еще холоднее. Клим Самгин поморщился: неудобно возвращаться домой утром. Горничная, конечно, расскажет, что он не ночевал дома.
Неточные совпадения
Хлестаков. Оробели? А в моих глазах точно
есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна
женщина не может их выдержать, не так ли?
— Певец Ново-Архангельской, // Его из Малороссии // Сманили господа. // Свезти его в Италию // Сулились, да уехали… // А он бы рад-радехонек — // Какая уж Италия? — // Обратно в Конотоп, // Ему здесь делать нечего… // Собаки дом покинули // (Озлилась круто
женщина), // Кому здесь дело
есть? // Да у него ни спереди, // Ни сзади… кроме голосу… — // «Зато уж голосок!»
С другой стороны, вместо кротости, чистосердечия, свойств жены добродетельной, муж видит в душе своей жены одну своенравную наглость, а наглость в
женщине есть вывеска порочного поведения.
[В этом ничего нет удивительного, ибо летописец свидетельствует, что этот самый Дю-Шарио
был впоследствии подвергнут исследованию и оказался
женщиной.
Разговор этот происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения
было много
женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки не стало.