Неточные совпадения
От себя пока сказать ничего
не могу об этой особе, которая теперь вертит Блиновым, но
есть кой-какие обстоятельства, которые оказывают, что эта особа уже имеет сношения с Тетюевым.
А еще скажу вам, что в зимний сезон Евгений Константиныч очень
были заинтересованы одной балериной и, несмотря на все старания Прейна, до сих пор ничего
не могли от нее добиться, хотя это им стоило больших тысяч».
Прозоров остановился перед своей слушательницей в трагической позе, какие «выкидывают» плохие провинциальные актеры. Раиса Павловна молчала,
не поднимая глаз. Последние слова Прозорова отозвались в ее сердце болезненным чувством: в них
было,
может быть, слишком много правды, естественным продолжением которой служила вся беспорядочная обстановка Прозоровского жилья.
— Ах, какая ты недотрога!.. — с улыбкой проговорила Раиса Павловна. —
Не нужно
быть слишком застенчивой. Все хорошо в меру: и застенчивость, и дерзость, и даже глупость… Ну, сознайся, ты рада, что приедет к нам Лаптев? Да?.. Ведь в семнадцать лет жить хочется, а в каком-нибудь Кукарском заводе что
могла ты до сих пор видеть, — ровно ничего! Мне, старой бабе, и то иногда тошнехонько сделается, хоть сейчас же камень на шею да в воду.
Действительность отрезвила Лушу. Инстинктивным движением она сорвала с шеи чужие кораллы и торопливо бросила их на зеркало. Молодое лицо
было залито краской стыда и досады: она
не имела ничего, но милостыни
не принимала еще ни от кого. Да и что
могла значить какая-нибудь коралловая нитка? Это душевное движение понравилось Раисе Павловне, и она с забившимся сердцем подумала: «Нет, положительно, эта девчонка пойдет далеко… Настоящий тигренок!»
К этому остается добавить только то, что Майзель никак
не мог забыть тех жирных генеральских эполет, которые уже готовы
были повиснуть на его широких плечах, но по одной маленькой случайности
не только
не повисли, но заставили Майзеля выйти в отставку и поступить на частную службу.
Как! когда заводы на Урале в течение двух веков пользовались неизменным покровительством государства, которое поддерживало их постоянными субсидиями, гарантиями и высокими тарифами; когда заводчикам задаром
были отданы миллионы десятин на Урале с лесами, водами и всякими минеральными сокровищами, только насаждай отечественную горную промышленность; когда на Урале во имя тех же интересов горных заводов
не могли существовать никакие огнедействующие заведения, и уральское железо должно совершать прогулку во внутреннюю Россию, чтобы оттуда вернуться опять на Урал в виде павловских железных и стальных изделий, и хромистый железняк, чтобы превратиться в краску, отправлялся в Англию, — когда все это творилось, конечно, притязания какого-то паршивого земства, которое ни с того ни с сего принялось обкладывать заводы налогами, эти притязания просто
были смешны.
Эту каторжную работу
не могли выносить самые привычные и сильные рабочие, а заграничные в своих европейских обносках
были просто жалки, и их спускали в гору на верную смерть.
На этом последнем поприще Вершинин
был в своем роде единственный человек: никто лучше его
не мог поддержать беглого, остроумного разговора в самом смешанном обществе; у него всегда наготове имелся свеженький анекдот, ядовитая шуточка, остроумный каламбур.
В течение десяти минут он успел рассказать, прищуривая один косой глаз, что на последней охоте одним выстрелом положил на месте щуку, зайца и утку, потом, что когда
был в Петербурге, то открыл совершенно случайно еще
не известную астрономам планету, но
не мог воспользоваться своим открытием, которое у него украл и опубликовал какой-то пройдоха, американский ученый, и, наконец, что когда он служил в артиллерии, то на одном смотру, на Марсовом поле, через него переехало восьмифунтовое орудие, и он остался цел и невредим.
— Нет, пожалуйста, этого
не делайте: неделикатно надоедать незнакомому человеку, который,
может быть, совсем и
не желает видеть нас с вами.
На первый раз
могло поразить то, что самые здоровые субъекты отличались худобой, но это и
есть признак мускульной, ничем
не сокрушимой силы.
Швейцару и лесообъездчикам строго-настрого
было заказано
не пускать близко к подъезду — всяких «сумнительных» мужиков, которые
могли принести за пазухой какую-нибудь «бумагу к барину», но все-таки осторожность
не была лишней.
Вообще люди, близко знавшие Прейна,
могли про него сказать очень немного, как о человеке, который
не любил скучать,
мог наобещать сделать вас завтра бухарским эмиром, любил с чаем
есть поджаренные в масле сухарики, всему на свете предпочитал дамское общество… и только.
Такие дельцы, как Раиса Павловна или Нина Леонтьевна, в силу своих физических особенностей уже
не могли иметь прямого значения, а должны
были довольствоваться тем, что выпадало на их долю из-за чужой спины.
— Ты остался такой же занозой, каким
был раньше, — ответил генерал на эту колкость. — Я надеюсь, что мое превосходительство нисколько
не касается именно тебя: мы старые друзья и
можем обойтись без чинов…
— До этого пока еще
не дошло, но и это иметь в виду
не мешает. Отчего мы
можем воздерживаться от брака до того времени, пока
не составим себе определенного общественного положения, а рабочий
будет плодить детей с шестнадцати лет?
Даже Родион Антоныч в своей раскрашенной хоромине никогда
не мог достигнуть до этого идеала теплого, уютного житья, потому что жена
была у него русская, и по всему дому вечно валялись какие-то грязные тряпицы, а пыль сметалась ленивой прислугой по углам.
Амальхен тоже засмеялась, презрительно сморщив свой длинный нос. В самом деле,
не смешно ли рассчитывать на место главного управляющего всем этим свиньям, когда оно должно принадлежать именно Николаю Карлычу! Она с любовью посмотрела на статную, плечистую фигуру мужа и кстати припомнила, что еще в прошлом году он убил собственноручно медведя. У такого человека разве
могли быть соперники?
— Генерал весь вечер пробудет у Евгения Константиновича, и мы с вами
можем потолковать на досуге, — заговорила Нина Леонтьевна, раскуривая сигару. — Надеюсь, что мы
не будем играть втемную…
Не так ли? Я, по крайней мере, смотрю на дело прямо! Я сделаю для вас все, что обещала, а вы должны обеспечить меня некоторым авансом… Ну, пустяки какие-нибудь, тысяч двадцать пока.
Генерал внимательно слушал эту
не совсем правильную речь и про себя удивился уму Родиона Антоиыча, относительно которого он уже
был предупрежден Ниной Леонтьевной, а также и относительно той роли, какую он играл у Раисы Павловны. Этот кукарский Ришелье начинал его интересовать, хотя генерал
не мог преодолеть невольного предубеждения против него.
Да, это
была крупная победа, и Раиса Павловна
не могла удержаться, чтобы
не подумать: «А, господа, что, взяли!..»
На следующем спектакле, когда шла «Бедность
не порок», Раиса Павловна присутствовала, а Нина Леонтьевна
была больна. Даже Евгений Константиныч
не мог не заметить такого странного совпадения и спросил Раису Павловну...
Если вы находите наше дело проигранным, я
не удерживаю вас;
может быть, и вы хотите примкнуть к партии Тетюева, из принципа, что всякому своя рубашка к телу ближе.
— Все
будет хорошо, — тараторил Прейн, — чем больше дам, тем лучше. Кашу маслом
не испортишь… Меня Раиса Павловна просила о «галках»,
не мог же я отказать ей!
Это
было очень оригинально и приближало к простоте окружавшей природы; притом и
пить приходилось очень много, потому что какое значение
может иметь природа для цивилизованного человека, если она
не вспрыснута дорогим вином.
— Молодец!.. — хвалил Евгений Константиныч, поднимаясь с земли. — Право, я
не подозревал, что так можно бороться. Как жаль, что здесь нет Летучего, а то его следовало бы поставить на голову раз пять… Ха-ха! Вы, Родион Антоныч,
может быть, еще что-нибудь умеете?
— И следовало бы поколотить: зачем стреляли в собаку, — заметила Луша с серьезным видом. — Вот чего никогда, никогда
не пойму… Убить беззащитное животное — что
может быть хуже этого?..
Набоб
был любезен, как никогда, шутил, смеялся, говорил комплименты и вообще держал себя совсем своим человеком, так что от такого счастья у Раисы Павловны закружилась голова. Даже эта опытная и испытанная женщина немного чувствовала себя
не в своей тарелке с глазу на глаз с набобом и
могла только удивляться самообладанию Луши, которая положительно превосходила ее самые смелые ожидания, эта девчонка положительно забрала в руки набоба.
— Нет, совсем
не то; я хочу только сказать тебе, что нужно беречь себя и серьезно работать. У тебя
будет в руках масса дел и людей, и ты
можешь ими пользоваться по своему усмотрению. А главное…
— Я
не могу обещать вам решительно, генерал, но употреблю с своей стороны все, что
будет зависеть от меня, а за остальное
не ручаюсь… Хотя, кажется, можно утвердительно сказать, что все шансы теперь на стороне Тетюева.
— Я уж, право,
не знаю, господа, как
быть с вами, — вертелся Прейн, как береста на огне. — Пожалуй, медведя мы
можем убить и без Евгения Константиныча… Да?.. А вы, Сарматов,
не унывайте: спектакль все-таки
не пропадет. Все, вероятно, с удовольствием посмотрят на ваши успехи…
— Что же! отличная это штука, Раиса Павловна! — обрадовался никогда
не унывавший Прейн. — Мы так и сделаем… Тетюев действительно неглупый человек и
может быть нам очень полезен.
— Ничего, самая простая вещь: око за око —
не больше того. А что касается твоей совести, так
можешь быть совершенно спокоен: на твоем месте всякий порядочный человек поступил бы точно так же.
— А сам
не знаю, царица Раиса… Нужно
будет приискивать род занятий;
может, волостным писарем пристроюсь где-нибудь.