Но как ни уговаривала Раиса Павловна своего Ришелье, как ни старалась поднять в нем упадавший дух мужества, он все-таки трусил генерала и крепко трусил. Даже сердце у него екнуло, когда он опять увидал этого генерала с деловой нахмуренной физиономией. Ведь
настоящий генерал, ученая голова, профессор, что там Раиса Павловна ни говори…
Неточные совпадения
— Нет, Раиса Павловна… Я слышал, как она сказала
генералу, что желает быть здесь полной хозяйкой и никому не позволит угощать Евгения Константиныча обедом.
Генерал ее начал было усовещивать, что
настоящая хозяйка здесь вы, а она так посмотрела на
генерала, что тот только махнул рукой.
— Ты, кажется, уж давненько живешь на заводах и можешь в этом случае сослужить службу, не мне, конечно, а нашему общему делу, — продолжал свою мысль
генерал. — Я не желаю мирволить ни владельцу, ни рабочим и представить только все дело в его
настоящем виде. Там пусть делают, как знают. Из своей роли не выходить — это мое правило. Теория — одно, практика — другое.
«Действительно,
настоящая свинья…» — с горечью подумал
генерал.
К этому было прибавлено много посторонних соображений и своих собственных фантазий, так что около слова «
генерал» выросла
настоящая легенда.
— Меня это дело начинает занимать, — говорил Лаптев. — И, как мне кажется,
настоящий состав заводоуправления не вполне удовлетворяет необходимым требованиям… Как вы думаете,
генерал?
— Хорошо. Я на днях буду иметь объяснение с делегатами от заводских мастеровых, тогда приму во внимание и ваш протест. Пока могу сказать только то, что изложенные вами чувства и доводы совпадают с моими мыслями. Нужно сказать, что я недоволен
настоящими заводскими порядками, и
генерал тоже, кажется, разделяет это недовольство. Господа, что же это вы стоите? Садитесь…
— Теперь нужно доставить Тетюеву вторую аудиенцию, — предлагал Прейн
генералу, — до
настоящего времени вся ваша работа носила только отрицательный характер; пусть Тетюев представит Евгению Константинычу положительную программу, в духе которой он мог бы действовать, если бы, например, Евгений Константиныч предложил ему занять место Горемыкина… Конечно, я говорю только к примеру,
генерал.
— Понимаю, — соглашался
генерал. — А отчего же и в самом деле не предложить бы Тетюеву этого места? Это такой развитой, интеллигентный человек —
настоящая находка для заводов! Тем более что отец Авдея Никитича столько лет занимал пост главного управляющего.
— Отлично, очень хорошо… Но это все еще в будущем, а теперь поговоримте о
настоящем: у меня на первый раз есть для вас маленькая дипломатическая миссия. Так, пустяки… Кстати, я говорил уже о вас
генералу, и он согласен. Да… Так вот какое дело, Авдей Никитич… Собственно, это пустяки, но из пустяков складывается целая жизнь. Я буду с вами откровенен… Надеюсь, что вы не откажете мне?
Генерал Голубко был
настоящий генерал, какие были только при императоре Николае, — высокий, плечистый, представительный, грозный, справедливый, вспыльчивый, по-солдатски грубый и по-солдатски простой.
Настасья Тимофеевна. Андрей Андреич виноват… Вчерась он был и обещал привесть самого
настоящего генерала. (Вздыхает.) Должно, не нашел нигде, а то привел бы… Нешто нам жалко? Для родного дитя мы ничего не пожалеем. Генерал так генерал…
Неточные совпадения
Эта тонкая лесть и вся изящно-роскошная обстановка жизни в доме
генерала сделали то, что Нехлюдов весь отдался удовольствию красивой обстановки, вкусной пищи и легкости и приятности отношений с благовоспитанными людьми своего привычного круга, как будто всё то, среди чего он жил в последнее время, был сон, от которого он проснулся к
настоящей действительности.
Генерал-губернатор Западной Сибири Пестель, отец знаменитого Пестеля, казненного Николаем, был
настоящий римский проконсул, да еще из самых яростных.
Наконец в газетах появился известный рескрипт генерал-губернатору Западного края. Полковник Гуслицын прислал Пустотелову номер «Московских ведомостей», в котором был напечатан рескрипт, так что, по-настоящему, не оставалось и места для каких бы то ни было сомнений.
— Именно, князь, и как прекрасно вы это объясняете, сообразно с собственным вашим сердцем! — восторженно вскричал
генерал, и, странно,
настоящие слезы заблистали в глазах его.
— Что делать — судьба! — вскидывал плечами
генерал, и долго еще он повторял это полюбившееся ему словечко. Прибавим, что, как деловому человеку, ему тоже многое чрезвычайно не понравилось в
настоящем положении всех этих вещей, а главное — неясность дела; но до времени он тоже решился молчать и глядеть… в глаза Лизавете Прокофьевне.