Неточные совпадения
Занятая своими мыслями, Раиса Павловна не заметила, как столкнулась носом
к носу с молоденькой девушкой, которая шла навстречу с мохнатым полотенцем в
руках.
В нем как-то все было не
к месту, точно платье с чужого плеча: тонкие ноги с широчайшими ступнями, длинные
руки с узкой, бессильной костью, впалая чахоточная грудь, расшатанная походка, зеленовато-серое лицо с длинным носом и узкими карими глазами, наконец вялые движения, где все выходило углом.
Но Раиса Павловна грубо и почти цинически отталкивала от себя эти доверчиво тянувшиеся
к ней детские
руки: она ненавидела эту девочку, которая для нее являлась всегда живым укором.
— А так как вы питаете такое пристрастие
к письменной части, то вам и книги в
руки: мужу необходим домашний секретарь — вот вам на первый раз самое подходящее место. А вперед увидим…
Достаточно сказать, что ни одного дела по заводам не миновало
рук Родиона Антоныча, и все обращались
к нему, как
к сказочному волшебнику.
— Ужо, я как-нибудь заверну
к нему, Раиса Павловна, — предлагал Родион Антоныч. — А там под
рукой и расспрошу о генерале, может и о сестричке что скажет…
У коляски Лаптева ожидало новое испытание. По мановению
руки Родиона Антоныча десятка два катальных и доменных рабочих живо отпрягли лошадей и потащили тяжелый дорожный экипаж на себе. Толпа неистово ревела, сотни
рук тянулись
к экипажу, мелькали вспотевшие красные лица, раскрытые рты и осовевшие от умиления глаза.
Коляска генерала проследовала
к генеральскому флигельку, где Нину Леонтьевну встретил пан Брат-ковский, улыбавшийся и державший почтительно свою соломенную шляпу в
руках.
Изумленным глазам Раисы Павловны представилась такая картина: Гуго Братковский вел Нину Леонтьевну под
руку прямо
к парадному крыльцу. «Это еще что за комедия?» — тревожно подумала Раиса Павловна, едва успев заметить, что «чугунная болванка» была одета с восточной пестротой.
Поцеловав
руку Раисы Павловны, Прейн быстро направился
к двери, но вернулся с дороги и с улыбкой проговорил...
— Да, красиво… — проговорил он точно про себя, тыкая горячий шлак тросточкой. — Теперь, кажется, все? — обратился он
к Платону Васильевичу, и когда тот ответил утвердительно, он точно обрадовался и даже пожал
руку своему главному управляющему.
Они все время лезли из кожи, чтобы выказать свое внимание
к русскому горному делу: таращили глаза на машины, ощупывали
руками колеса, лазили с опасностью жизни везде, где только может пролезть человек, и даже нюхали ворвань, которой были смазаны машины.
В числе распроданных редкостей, попавших в
руки барышников и ростовщиков, находились такие замысловатые вещицы, как сахарница в пятнадцать тысяч франков, охотничья лядунка в двадцать тысяч, экран
к камину в сорок и т. д.
Только раз чуть-чуть не перехитрили Родиона Антоныча, именно, лист такой бумаги подняли на длинной палке
к самому балкону, и, по всей вероятности, Лаптев принял бы это прошение, если бы лихой оренбургский казак вовремя не окрестил нагайкой
рук, которые держали шест с прошением.
Родион Антоныч заметил осадное положение Раисы Павловны и поспешил
к ней на выручку. Он подхватил Прозорова под
руку и потащил его в буфет.
Родион Антоныч загородил дорогу порывавшемуся вперед Прозорову и, мягко обхватив его в свои объятия, увлек
к буфету. Прозоров не сопротивлялся и только махнул
рукой. В буфете теперь были налицо почти все заговорщики, за исключением доктора и Тетюева. Майзель, выпячивая грудь и внимательно рассматривая рюмку с каким-то мудреным ликером, несколько раз встряхивал своей коротко остриженной седой головой.
Прозоров взглянул на Сарматова какими-то мутными осоловелыми глазами и даже открыл искривившийся рот, чтобы что-то ответить, но в это время благодетельная
рука Родиона Антоныча увлекла его
к столику, где уже стоял графин с водкой. Искушение было слишком сильно, и Прозоров, махнув
рукой в сторону Сарматова, поместился за столом, рядом с Иудой.
Когда у Луши в
руках появился букет из чайных роз, негодование дам перешло все границы, и они прямо поворачивались
к ней спинами.
Раиса Павловна крепко прижимала ее маленькую
руку к себе, чувствуя, как из вчерашней девочки возрождается чарующая красавица.
На другой день после второго спектакля, рано утром, доктор получил записку от Майзеля с приглашением явиться
к нему в дом; в post scriptum’e [Приписке (лат.).] стояла знаменательная фраза: «по очень важному делу». Бедный Яша Кормилицын думал сказаться больным или убежать куда-нибудь, но, как нарочно, не было под
руками даже ни одного труднобольного. Скрепя сердце и натянув залежавшийся фрачишко, доктор отправился
к Майзелю. Заговорщики были в сборе, кроме Тетюева.
Когда лакей заявил, что Евгений Константиныч встали и принимают, Яша Кормилицын сделал инстинктивное движение
к выходным дверям, но его схватила железная
рука Майзеля и втолкнула в кабинет набоба.
Девушка торопливо вытерла своим платком протянутую мясистую ладонь, которая могла ее поднять на воздух, как перышко. Она слышала, как тяжело дышал ее собеседник, и опять собрала около ног распустившиеся складки платья, точно защищаясь этим жестом от протянутой
к ней сильной
руки. В это мгновенье она как-то сама собой очутилась в железных объятиях набоба, который задыхавшимся шепотом повторял ей...
На верху скалы завязалась безмолвная борьба. Луша чувствовала, как
к ней ближе и ближе тянулось потное, разгоряченное лицо; она напрягла последние силы, чтобы оторваться от места и всей тяжестью тела тянулась вниз, но в этот момент железные
руки распались сами собой. Набоб, схватившись за голову, с прежним смирением занял свою старую позицию и глухо забормотал прерывавшимся шепотом...
Девушка торопливо протянула свою
руку и почувствовала, с странным трепетом в душе, как
к ее тонким розовым пальцам прильнуло горячее лицо набоба и его белокурые волосы обвили ее шелковой волной. Ее на мгновенье охватило торжествующее чувство удовлетворенной гордости: набоб пресмыкался у ее ног точно так же, как пресмыкались пред ним сотни других, таких же жалких людей.
Комары лезли набобу в нос, в рот, даже в уши; он сначала отмахивался от них
рукой, а потом покорился своей участи и только в крайнем случае судорожно мотал головой, как привязанная
к столбу лошадь.
— Ведь с вашим отъездом я превращаюсь в какую-то жертву в
руках генерала, который хочет протащить меня по всем заводам… в виде почетной стражи
к удалившимся дамам были приставлены «почти молодые люди» и Летучий, который все время своего пребывания в горах проспал самым бессовестным образом.
— Не могу-с, Евгений Константиныч, вот как перед богом, не могу! — упирался Родион Антоныч, умиленно прижимая обе
руки к сердцу.
На заводы нужно смотреть, как на одну громадную машину, где главной двигающей силой,
к сожалению, остаются рабочие
руки.
Все будет новое; по одному мановению
руки Прейн а вырастут из земли всевозможные чудеса, которые он положит
к ее ногам.
Генерал перевел дух, посмотрел через очки на слушателей и, облокотившись
рукой на кучку лежавших перед ним деловых бумаг, обратился
к набобу...
К передрягам и интригам «большого» и «малого» двора m-lle Эмма относилась совсем индифферентно, как
к делу для нее постороннему, а пока с удовольствием танцевала, ела за четверых и не без удовольствия слушала болтовню Перекрестова, который имел на нее свои виды, потому что вообще питал большую слабость
к женщинам здоровой комплекции, с круглыми
руками и ногами.
Аннинька должна была придерживать грудь
рукой, чтобы сдержать колотившееся сердце, а потом она, как кошка, начала подкрадываться
к уединившейся парочке.
— Узнал?.. — шептала она, протягивая
к нему
руки с улыбкой.
Но генерал был неумолим и на этот раз поставил на своем, заставив набоба проглотить доклад целиком. Чтение продолжалось с небольшими перерывами битых часов пять. Конечно, Евгений Константиныч не дослушал и первой части этого феноменального труда с надлежащим вниманием, а все остальное время сумрачно шагал по кабинету, заложив
руки за спину, как приговоренный
к смерти. Генерал слишком увлекся своей ролью, чтобы замечать истинный ход мыслей и чувств своей жертвы.
— Это наша общая цель, генерал, и мы будем работать в этом направлении, — ораторствовал Прейн, шагая по кабинету с заложенными за спину
руками. — Нам нужно дорожить каждым хорошим человеком в таком громадном деле, и я беру на себя смелость обратить ваше особенное внимание, что нам прежде всего важно привлечь
к этой работе освежающие элементы.