Неточные совпадения
Но красивые формы и линии заплыли жиром, кожа пожелтела, глаза выцвели и поблекли; всеразрушающая рука времени беспощадно коснулась всего, оставив под этой разрушавшейся оболочкой женщину, которая,
как разорившийся богач, на каждом шагу должна
была испытывать коварство и черную неблагодарность самых лучших своих друзей.
Прохор Сазоныч редко писал, но зато каждое его письмо всегда
было интересно той деловой обстоятельностью,
какой отличаются только люди очень практические.
Даже в этом мелком и убористом почерке,
каким писал Прохор Сазоныч, чувствовалась твердая рука настоящего дельца,
каким он и
был в действительности.
Родион Антоныч вздохнул, далеко отодвинул письмо от глаз и медленно принялся читать его, строчка за строчкой. По его оплывшему, жирному лицу трудно
было угадать впечатление,
какое производило на него это чтение. Он несколько раз принимался протирать очки и снова перечитывал сомнительные места. Прочитав все до конца, Родион Антоныч еще раз осмотрел письмо со всех сторон, осторожно сложил его и задумался.
— Да вы сегодня, кажется, совсем с ума спятили: я
буду советоваться с Платоном Васильичем… Ха-ха!.. Для этого я вас и звала сюда!.. Если хотите знать, так Платон Васильич не увидит этого письма,
как своих ушей. Неужели вы не нашли ничего глупее мне посоветовать? Что такое Платон Васильич? — дурак и больше ничего… Да говорите же наконец или убирайтесь, откуда пришли! Меня больше всего сводит с ума эта особа, которая едет с генералом Блиновым. Заметили, что слово особа подчеркнуто?
Вид на Кукарский завод и на стеснившие его со всех сторон горы из господского сада, а особенно с веранды господского дома,
был замечательно хорош,
как одна из лучших уральских панорам.
В первой комнате никого не
было,
как и в следующей за ней.
— О, помню, помню, царица Раиса! Дайте ручку поцеловать… Да, да… Когда-то, давно-давно, Виталий Прозоров не только декламировал вам чужие стихи, но и сам парил для вас. Ха-ха… Получается даже каламбур: парил и парил. Так-с… Вся жизнь состоит из таких каламбуров! Тогда, помните эту весеннюю лунную ночь… мы катались по озеру вдвоем…
Как теперь вижу все: пахло сиренями, где-то заливался соловей! вы
были молоды, полны сил, и судеб повинуясь закону…
Прозоров остановился перед своей слушательницей в трагической позе,
какие «выкидывают» плохие провинциальные актеры. Раиса Павловна молчала, не поднимая глаз. Последние слова Прозорова отозвались в ее сердце болезненным чувством: в них
было, может
быть, слишком много правды, естественным продолжением которой служила вся беспорядочная обстановка Прозоровского жилья.
— Неужели вам мало ваших приживалок, которыми вы занимаете своих гостей?! — со злостью закричал Прозоров, сжимая кулаки. — Зачем вы втягиваете мою девочку в эту помойную яму? О, господи, господи! Вам мало видеть,
как ползают и пресмыкаются у ваших ног десятки подлых людей, мало их унижения и добровольного позора, вы хотите развратить еще и Лушу! Но я этого не позволю… Этого не
будет!
Девушка показала свои густые мокрые волосы, завернутые толстым узлом и прикрытые сверху пестрым бумажным платком, который
был сильно надвинут на глаза,
как носят заводские бабы.
— Ах,
какая ты недотрога!.. — с улыбкой проговорила Раиса Павловна. — Не нужно
быть слишком застенчивой. Все хорошо в меру: и застенчивость, и дерзость, и даже глупость… Ну, сознайся, ты рада, что приедет к нам Лаптев? Да?.. Ведь в семнадцать лет жить хочется, а в каком-нибудь Кукарском заводе что могла ты до сих пор видеть, — ровно ничего! Мне, старой бабе, и то иногда тошнехонько сделается, хоть сейчас же камень на шею да в воду.
— Настоящая змея! — с улыбкой проговорила Раиса Павловна, вставая с кушетки. — Я сама устрою тебе все… Сиди смирно и не верти головой.
Какие у тебя славные волосы, Луша! — любовалась она, перебирая в руках тяжелые пряди еще не просохших волос. — Настоящий шелк… У затылка не нужно плести косу очень туго, а то
будет болеть голова. Вот так
будет лучше…
Луша покраснела от удовольствия; у нее, кроме бус из дутого стекла, ничего не
было, а тут
были настоящие кораллы. Это движение не ускользнуло от зоркого взгляда Раисы Павловны, и она поспешила им воспользоваться. На сцену появились браслеты, серьги, броши, колье. Все это примеривалось перед зеркалом и ценилось по достоинству. Девушке особенно понравилась брошь из восточного изумруда густого кровяного цвета; дорогой камень блестел,
как сгусток свежезапекшейся крови.
Будь ты умна,
как все семь греческих мудрецов, но ни один мужчина не посмотрит на тебя,
как на женщину, если ты не
будешь красива.
Интересно
было проследить,
как распространилось это известие по всему заводскому округу.
Он с механиком дожидался отливки катальных валов, когда старик дозорный, сняв шапку, почтительно осведомился, не
будет ли
каких особенных приказаний по случаю приезда Лаптева.
От закуски Прозоров не отказался, тем более что Тетюев любил сам хорошо закусить и
выпить, с темп специально барскими приемами,
какие усваиваются на официальных обедах и парадных завтраках.
Развивая свою мысль, он доказывал,
как дважды два четыре, что заводы должны
быть обложены вчетверо больше, чем теперь, что должны
быть обеспечены на счет заводовладельца все искалеченные на заводской работе, изработавшиеся и сироты, что он притянет заводовладельца по поводу профессионального образования и т. д.
Луша теперь ненавидела даже воздух, которым дышала: он, казалось ей, тоже
был насыщен той бедностью,
какая обошла флигелек Прозорова со всех сторон, пряталась в каждой складке более чем скромных платьев Луши, вместе с пылью покрывала полинялые цветы ее летней соломенной шляпы, выглядывала в отверстия проносившихся прюнелевых ботинок и сквозила в каждую щель, в каждое отверстие.
Это и
была Раиса Павловна, или,
как ее там называли, Раечка.
Это
были самые странные отношения,
какие только можно себе представить: Раиса Павловна ненавидела Прозорова и всюду тащила его за собой, заставляя опускаться все ниже и ниже.
Неудачный декламатор очутился в положении самого тяжелого рабства, которое он не в силах
был разорвать и которое он всюду таскал за собой,
как каторжник таскает прикованное к ноге ядро.
Девочка, пока
была маленькой, мирилась с своим мужским костюмом, но с Фребелем и Песталоцци повела самую упорную, партизанскую войну,
какую умеют вести только дети.
У меня
будут хорошие платья, много, много лент и такой же браслет,
как у Раисы Павловны.
Не
будешь смеяться надо мной,
как Раиса Павловна?
Самолюбивая до крайности, она готова
была возненавидеть свою фаворитку, если бы это
было в ее воле: Раиса Павловна, не обманывая себя, со страхом видела,
как она в Луше жаждет долюбить то, что потеряла когда-то в ее отце,
как переживает с ней свою вторую весну.
Мужа она никогда не любила, а смотрела на него только
как на мужа, то
есть как на печальную необходимость, без которой, к сожалению, обойтись
было нельзя.
Как для всех слишком практических людей, для Сахарова его настоящее неопределенное положение
было хуже всего: уж лучше бы знать, что все пропало, чем эта проклятая неизвестность.
Целый день Родиона Антоныча
был испорчен: везде и все
было неладно, все не так,
как раньше. Кофе
был пережарен, сливки пригорели; за обедом говядину подали пересушенную, даже сигара, и та сегодня как-то немного воняла, хотя Родион Антоныч постоянно курил сигары по шести рублей сотня.
Какой-нибудь Тетюев пользовался княжескими почестями, а насколько сильна
была эта выдержка на всех уральских заводах, доказывает одно то, что и теперь при встрече с каждым, одетым «по-городски», старики рабочие почтительно ломают шапки.
Нынче уже мало так пишут, что зависит, может
быть, оттого, что стальным пером нельзя достичь такого каллиграфического искусства,
как гусиным, а может
быть, и оттого, что нынче меньше стали ценить один красивый почерк.
Как специалист-техник и честный человек, он
был незаменим.
Неразрывные до тех пор интересы заводовладельца и мастеровых теперь раскалывались на две неровных половины, причем нужно
было вперед угадать,
как и где встретятся взаимные интересы, что необходимо обеспечить за собой и чем, ничего не теряя, поступиться в пользу мастеровых.
Первым делом Раисы Павловны
было, конечно, сейчас же увидать заводского Ришелье, о котором,
как о большинстве мелких служащих, она до сих пор ничего не знала.
Жирная физиономия и заискивающе-покорные взгляды Родиона Антоныча тоже
были не в его пользу, но Раиса Павловна
была,
как многие умные женщины, немного упряма и не желала разочароваться в своей находке.
— Ах, да, Родион Антоныч… Что я хотела сказать? Да, да… Теперь другое время, и вы пригодитесь заводам. У вас
есть эта,
как вам сказать, ну, общая идея там, что ли… Дело не в названии. Вы взглянули на дело широко, а это-то нам и дорого: и практика и теория смотрят на вещи слишком узко, а у вас счастливая голова…
Во-первых, по этой уставной грамоте совсем не
было указано сельских работников, которым землевладелец обязан
был выделить крестьянский надел, так что в мастеровые попали все крестьяне тех деревень,
какие находились в округе Кукарских заводов.
Но интереснее всего
было то,
как расправлялся Родион Антоныч с теми, кто ему не поддавался.
Первым таким делом
было то, что несколько обществ, в том числе и Кукарское, не захотели принять составленной им уставной грамоты, несмотря ни на
какие увещания, внушения и даже угрозы.
Как! когда заводы на Урале в течение двух веков пользовались неизменным покровительством государства, которое поддерживало их постоянными субсидиями, гарантиями и высокими тарифами; когда заводчикам задаром
были отданы миллионы десятин на Урале с лесами, водами и всякими минеральными сокровищами, только насаждай отечественную горную промышленность; когда на Урале во имя тех же интересов горных заводов не могли существовать никакие огнедействующие заведения, и уральское железо должно совершать прогулку во внутреннюю Россию, чтобы оттуда вернуться опять на Урал в виде павловских железных и стальных изделий, и хромистый железняк, чтобы превратиться в краску, отправлялся в Англию, — когда все это творилось, конечно, притязания какого-то паршивого земства, которое ни с того ни с сего принялось обкладывать заводы налогами, эти притязания просто
были смешны.
—
Как хотите, так и делайте… Если хлопоты
будут стоить столько же, сколько теперь приходится налогов, то заводам лучше же платить за хлопоты, чем этому земству! Вы понимаете меня?
Тетюев
был совсем прижат к стене, и, казалось, ему ничего не оставалось,
как только покориться и перейти на сторону заводов, но он воспользовался политикой своих противников и перешел из осадного положения в наступающее.
Родион Антоныч, например, когда строил свой дом, то прежде чем перейти в него, съездил за триста верст за двумя черными тараканами, без которых,
как известно, богатство в доме не
будет держаться.
Он
был трус по натуре и,
как всякий трус, после первого припадка отчаяния деятельно принялся отыскивать путь к спасению.
Для такого важного гостя,
как сам заводовладелец, нужно
было устроить княжеский прием.
Не хватило тысячи самых необходимых вещей, которых в Кукарском заводе и в уездном городишке Ельникове не достанешь ни за
какую цену, а выписывать из столицы
было некогда.
—
Как же мы
будем? — спрашивал Родион Антоныч.
— А Прейн? — отвечала удивленная Раиса Павловна, — Ах,
как вы просты, чтобы не сказать больше… Неужели вы думаете, что Прейн привезет Лаптева в пустые комнаты?
Будьте уверены, что все предусмотрено и устроено, а нам нужно позаботиться только о том, что
будет зависеть от нас. Во-первых, скажите Майзелю относительно охоты… Это главное. Думаете, Лаптев
будет заниматься здесь нашими делами? Ха-ха… Да он умрет со скуки на третьи сутки.
Это
была настоящая работа гномов, где покрытые сажей человеческие фигуры вырывались из темноты при неровно вспыхивавшем пламени в горнах печей,
как привидения, и сейчас же исчезали в темноте, которая после каждой волны света казалась чернее предыдущей, пока глаз не осваивался с нею.