Неточные совпадения
Единственное утешение, которое
осталось нам на долю, когда рядом
генералы Блиновы процветают и блаженствуют, — есть мысль, что если бы не было нас, не было бы и действительно замечательных людей.
— Мне
остается только поблагодарить вас,
генерал, за этот даровой спектакль, — с иронией заметил Лаптев.
Генерал пытался было поднять серьезный разговор на тему о причинах общего упадка заводского дела в России, и Платон Васильевич навострил уже уши, чтобы не пропустить ни одного слова, но эта тема
осталась гласом вопиющего в пустыне и незаметно перешла к более игривым сюжетам, находившимся в специальном заведовании Летучего.
В это время прибежал лакей, разыскивавший Прейна по всему дому, и интересный разговор
остался недоконченным. Евгений Константиныч кушали свой утренний кофе и уже два раза спрашивали Альфреда Осипыча. Прейн нашел своего повелителя в столовой, где он за стаканом кофе слушал беседу
генерала на тему о причинах упадка русского горного дела.
— Ты
остался такой же занозой, каким был раньше, — ответил
генерал на эту колкость. — Я надеюсь, что мое превосходительство нисколько не касается именно тебя: мы старые друзья и можем обойтись без чинов…
«Бумага» от
генерала перешла в руки его секретаря, у которого и исчезла в изящном портфеле. Экипаж быстро унес барина с его свитой, а старички
остались на коленях.
Такой оборот дела поставил
генерала в совершенный тупик: ему тоже следовало ехать за Ниной Леонтьевной, но Лаптев еще
оставался в горах. Бросить набоба в такую минуту, когда предстоял осмотр заводов, значило свести все дело на нет. Но никакие просьбы, никакие увещания не привели ни к чему, кроме самых едких замечаний и оскорблений.
— Мы вас, во всяком случае, оставляем в таком приятном обществе, — говорила Нина Леонтьевна
генералу уже от лица всех дам, — что вы, вероятно, не особенно огорчитесь нашим отъездом… Здесь
останутся три особы, которые имеют все данные, чтобы утешить вас всех…
Генерал колебался,
оставаться ему здесь или последовать за Ниной Леонтьевной.
— Да, мы хотим огорчить вас и… уезжаем, — с деланным смехом ответила Нина Леонтьевна. — Не правда ли, это убьет вас наповал? Ха-ха… Бедняжки!.. Оставлю
генерала на ваше попечение, Прейн, а то, пожалуй, с горя он наделает бог знает что. Впрочем, виновата!
генерал высказывал здесь такие рыцарские чувства, которые не должны
остаться без награды…
Заводы
остались неосмотренными, да об этом теперь никто и не заботился, даже сам
генерал, который, кажется, махнул на все рукой.
Вся свита, в лице Прейна,
генерала, Нины Леонтьевны, Перекрестова с Летучим и прочими
остались в Кукарском заводе, вместе с лаптевской конюшней, охотой, гардеробом и целым обозом.
— Нет, это невозможно,
генерал, — доказывал Прейн, — теперь вся ответственность ложится на нас с вами, и мы не имеем права бежать с нашего поста. Чужие глупости еще не дают нам права делать своих. Притом нам
остается только увенчать уже возведенное здание.
— С Горемыкиным?.. Ничего нет легче,
генерал. Пусть он пока
останется на том же месте, а мы тем временем успеем приискать подходящего преемника.
— Да, но ведь это выйдет неловко, Альфред Осипыч, — заметил
генерал, отлично представляя себе неистовую ярость Нины Леонтьевны. — Все было против него, и вдруг он
останется! Это просто дискредитирует в глазах общества всякое влияние нашей консультации, которая, как синица, нахвастала, а моря не зажгла…
Он упал наконец в самом деле без чувств. Его унесли в кабинет князя, и Лебедев, совсем отрезвившийся, послал немедленно за доктором, а сам вместе с дочерью, сыном, Бурдовским и
генералом остался у постели больного. Когда вынесли бесчувственного Ипполита, Келлер стал среди комнаты и провозгласил во всеуслышание, разделяя и отчеканивая каждое слово, в решительном вдохновении:
Служитель побежал в контору спросить, под каким оный нумером, а
генерал остался и замечает, что сзади его кто-то вздохнул. Видит, это читальщик, человек степенный, в очках, в углу стоит, но не читает, а на него сверх очков смотрит, и, как генералу показалось, — с сожалением.
Неточные совпадения
Все мнения оказались противными моему. Все чиновники говорили о ненадежности войск, о неверности удачи, об осторожности и тому подобном. Все полагали, что благоразумнее
оставаться под прикрытием пушек, за крепкой каменной стеною, нежели на открытом поле испытывать счастие оружия. Наконец
генерал, выслушав все мнения, вытряхнул пепел из трубки и произнес следующую речь:
— Ну, так и квит, — смеясь, сказал
генерал. — Что ему, то и ей. Его по болезни оставить можно, — продолжал он, — и, разумеется, будет сделано всё, что возможно, для облегчения его участи; но она, хотя бы вышла за него, не может
остаться здесь…
Года за полтора перед тем познакомились мы с В., это был своего рода лев в Москве. Он воспитывался в Париже, был богат, умен, образован, остер, вольнодум, сидел в Петропавловской крепости по делу 14 декабря и был в числе выпущенных; ссылки он не испытал, но слава
оставалась при нем. Он служил и имел большую силу у генерал-губернатора. Князь Голицын любил людей с свободным образом мыслей, особенно если они его хорошо выражали по-французски. В русском языке князь был не силен.
— Что делать с вашими? — спросил казацкий
генерал Иловайский, — здесь
оставаться невозможно, они здесь не вне ружейных выстрелов, и со дня на день можно ждать серьезного дела.
Матушка при этом предсказании бледнела. Она и сама только наружно тешила себя надеждой, а внутренне была убеждена, что
останется ни при чем и все дедушкино имение перейдет брату Григорью, так как его руку держит и Настька-краля, и Клюквин, и даже
генерал Любягин. Да и сам Гришка постоянно живет в Москве, готовый, как ястреб, во всякое время налететь на стариково сокровище.