— Да, ничего… скверная, — отвечал Прейн, стараясь попасть в тон Луши. — Скажите, пожалуйста, мне показалось давеча, что я встретил вас
в обществе mademoiselle Эммы, вон в той аллее, направо, и мне показалось, что вы гуляли с ней под руку и разговаривали о чем-то очень тихо. Конечно, это не мое дело, но мне показалось немного подозрительно: и время такое раннее для уединенных прогулок, и говорили вы тихо, и mademoiselle Эмма все оглядывалась по сторонам…
Неточные совпадения
Первым таким делом было то, что несколько
обществ,
в том числе и Кукарское, не захотели принять составленной им уставной грамоты, несмотря ни на какие увещания, внушения и даже угрозы.
Тогда взялся за эту распрю Родион Антоныч и покончил ее
в несколько дней: подыскал несколько подходящих старичков, усовестил их, наобещал золотые горы, и те подмахнули за все
общество.
Как упрямые мужики ни артачились, как ни хлопотали, дело оставалось
в том положении,
в какое его поставил Родион Антоныч, а сельские
общества только несли убытки от своих хлопот да терпели всяческое утеснение на заводской работе.
Раиса Павловна умела принять и важное сановное лицо, проезжавшее куда-нибудь
в Сибирь, и какого-нибудь члена археологического
общества, отыскивавшего по Уралу следы пещерного человека, и всплывшего на поверхность миллионера, обнюхивавшего подходящее местечко на Урале, и какое-нибудь сильное чиновное лицо, выкинутое на поверхность безличного чиновного моря одной из тех таинственных пертурбаций, какие время от времени потрясают мирный сон разных казенных сфер, — никто, одним словом, не миновал ловких рук Раисы Павловны, и всякий уезжал из господского дома с неизменной мыслью
в голове, что эта Раиса Павловна удивительно умная женщина.
На этом последнем поприще Вершинин был
в своем роде единственный человек: никто лучше его не мог поддержать беглого, остроумного разговора
в самом смешанном
обществе; у него всегда наготове имелся свеженький анекдот, ядовитая шуточка, остроумный каламбур.
Такие двусмысленные личности встречаются
в каждом
обществе, и им достается самая жалкая роль.
В столовой, где был сервирован обед, Родион Антоныч увидел Нину Леонтьевну, окруженную
обществом милых бесцветных людей, ходивших за ней хвостом. Тут же толклись корреспондент Перекрестов и прогоревший сановник Летучий, ходившие по столовой под ручку и уже давно нюхавшие воздух.
На Урал Перекрестов явился почти делегатом от горнопромышленных и биржевых тузов, чтобы «нащупать почву» и
в течение двух недель «изучить русское горное дело», о котором он будет реферировать
в разных ученых
обществах, печатать трескучие фельетоны и входить с докладными записками
в каждую официальную щель и
в каждую промышленную дыру.
В Париже, Вене, Италии были понастроены Лаптевыми княжеские дворцы и виллы, где они и коротали свой век
в самом разлюбезном
обществе всевозможного отребья столиц и европейских подонков.
Вообще люди, близко знавшие Прейна, могли про него сказать очень немного, как о человеке, который не любил скучать, мог наобещать сделать вас завтра бухарским эмиром, любил с чаем есть поджаренные
в масле сухарики, всему на свете предпочитал дамское
общество… и только.
В сущности, Вачегин был глупый и несуразный мужик, но его
общество выбрало впридачу Кожину и Семенычу на том основании, что Вачегин уж постоит на своем, благо господь пастью его наградил.
После Раисы Павловны и Майзеля Евгений Константиныч отправился
в генеральский флигелек навестить больную Нину Леонтьевну. Эта последняя приняла его очень радушно и засыпала остроумным разговором, причем успела очень ядовито пройтись относительно всего кукарского
общества. Евгений Константиныч слушал ее с ленивой улыбкой и находил, что болезнь не отразилась на ее умственных способностях
в дурную сторону, а даже напротив, как будто еще обострила этот злой мозг.
Приезжий элемент незаметно вошел
в состав собственно заводского
общества, причем связующим звеном явились, конечно, женщины: они докончили то, что одним мужчинам никогда бы не придумать.
Лаптев по-прежнему ухаживал за Лушей, посылал букеты и говорил свои армейские комплименты; но этот избалованный набоб не умел попасть
в тон, и Луша всегда скучала
в его
обществе.
На этого верного слугу было возложено довольно щекотливое поручение: конвоировать до Заозерного завода «галок» Раисы Павловны, потому что они среди остального дамского
общества, без своей патронессы, являлись пятым колесом, несмотря на всесильное покровительство Прейна; другим не менее важным поручением было встретить и устроить Прозоровых, потому что m-me Дымцевич, царившая
в Заозерном на правах управительши, питала к Луше вместе с другими дамами органическое отвращение.
— Мы вас, во всяком случае, оставляем
в таком приятном
обществе, — говорила Нина Леонтьевна генералу уже от лица всех дам, — что вы, вероятно, не особенно огорчитесь нашим отъездом… Здесь останутся три особы, которые имеют все данные, чтобы утешить вас всех…
Присутствие женщин связывало
общество, потому, что самые лучшие анекдоты приходилось рассказывать вполголоса и, главное, постоянно быть настороже, чтобы не сболтнуть чего-нибудь лишнего, а теперь все сняли с себя верхнее платье и остались
в одних рубашках.
Вот уже третью ночь все
общество проводило
в горах, и какую ночь — хоть картину пиши!
Перекрестов с нахальной улыбкой окинул глазами шкафы книг, зеленый стол, сидевших консультантов и, вытащив свою записную книжечку, поместился с ней
в дальнем конце стола, где
в столичных ученых
обществах сидят «представители прессы».
Майзель и Тетюев нападали на несправедливость действия кукарского заводоуправления по отношению к крестьянскому
обществу в том смысле, что заводоуправление то допускало напрасные послабления, то устраивало бесполезные прижимки...
— Да, но ведь это выйдет неловко, Альфред Осипыч, — заметил генерал, отлично представляя себе неистовую ярость Нины Леонтьевны. — Все было против него, и вдруг он останется! Это просто дискредитирует
в глазах
общества всякое влияние нашей консультации, которая, как синица, нахвастала, а моря не зажгла…
Неточные совпадения
Хлестаков. Скажите, пожалуйста, нет ли у вас каких-нибудь развлечений,
обществ, где бы можно было, например, поиграть
в карты?
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские… Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого
в хорошем
обществе никогда не услышишь.
Страстный по природе, он с увлечением предавался дамскому
обществу и
в этой страсти нашел себе преждевременную гибель.
[Фаланстер (франц.) — дом-дворец,
в котором, по идее французского социалиста-утописта Фурье (1772–1837), живет «фаланга», то есть ячейка коммунистического
общества будущего.]
И хотя очевидно, что материализм столь грубый не мог продолжительное время питать
общество, но
в качестве новинки он нравился и даже опьянял.