Когда он выехал за лес, пред ним на огромном пространстве раскинулись ровным
бархатным ковром зеленя, без одной плешины и вымочки, только кое-где в лощинах запятнанные остатками тающего снега.
— Они дома-с… — почтительно докладывал он, пропуская Привалова на лестницу с
бархатным ковром и экзотическими растениями по сторонам. Пропустив гостя, он захлопнул дверь под носом у мужиков. — Прут, сиволапые, прямо в двери, — ворчал он, забегая немного вперед Привалова.
Со всех сторон их окружали горы, на вершинах которых чернели деревни, а по склонам расстилались, словно
бархатные ковры, поля, то зеленеющие хлебом, то какого-то бурого цвета и только что, видно, перед тем вспаханные.
Неточные совпадения
Она сидит, опершись локтями на стол, положив лицо в ладони, и мечтает, дремлет или… плачет. Она в неглиже, не затянута в латы негнущегося платья, без кружев, без браслет, даже не причесана; волосы небрежно, кучей лежат в сетке; блуза стелется по плечам и падает широкими складками у ног. На
ковре лежат две атласные туфли: ноги просто в чулках покоятся на
бархатной скамеечке.
При первом свидании было несколько странно видеть этих двух старых товарищей: один был только что не генерал, сидел в великолепном кабинете, на сафьяне и
коврах, в
бархатном халате; другой почтительно стоял перед ним в потертом вицмундире, в уродливых выростковых сапогах и с своим обычно печальным лицом, в тонких чертах которого все еще виднелось присутствие доброй и серьезной мысли.
Знайте же: вы вступили в храм, в храм, посвященный высшему приличию, любвеобильной добродетели, словом: неземному. Какая-то тайная, действительная тайная тишина вас объемлет.
Бархатные портьерки у дверей,
бархатные занавески у окон, пухлый, рыхлый
ковер на полу, все как бы предназначено и приспособлено к укрощению, к смягчению всяких грубых звуков и сильных ощущений.
Любопытные видали в замочную скважину: дорогой варшавский
ковер на полу этой комнаты; окно, задернутое зеленой тафтяной занавеской, большой черный крест с белым изображением распятого Спасителя и низенький налой красного дерева, с зеленою
бархатною подушкой внизу и большою развернутою книгою на верхней наклонной доске.
Наконец в одно серое утро, валяясь в своем черном
бархатном пиджаке по богатому персидскому
ковру, которым у него была покрыта низенькая турецкая оттоманка, он позвал при мне своего человека и сказал ему: