Звезды исчезали в каком-то светлом дыме; неполный месяц блестел твердым блеском; свет его разливался
голубым потоком по небу и падал пятном дымчатого золота на проходившие близко тонкие тучки; свежесть воздуха вызывала легкую влажность на глаза, ласково охватывала все члены, лилась вольною струею в грудь.
Неточные совпадения
Нет женского взора, которого бы я не забыл при виде кудрявых гор, озаренных южным солнцем, при виде
голубого неба или внимая шуму
потока, падающего с утеса на утес.
Но вот ветер слегка шевельнется — клочок бледно-голубого неба смутно выступит сквозь редеющий, словно задымившийся пар, золотисто-желтый луч ворвется вдруг, заструится длинным
потоком, ударит по полям, упрется в рощу — и вот опять все заволоклось.
Из проделанного внизу ее, на аршинной высоте, отверстия бил широким огненно-белым клокочущим
потоком расплавленный шлак, от которого прыгали во все стороны
голубые серные огоньки.
Но ангелов я — любила: одного,
голубого, на жарко-золотой, прямо — горящей бумаге, прямо — трещавшей от сдерживаемого огня. Жаркой еще и от моих постоянных, всегда вскипавших и так редко перекипавших, обратно — вкипавших, одиноко выкипавших слез на печном румянце щек. И еще одного, земляничного, тоже немецкого, с раскрашенной картинки к немецкому стихотворению «Der Engel und der Grobian» [«Ангел и грубиян» (нем.).]. (Помню слово: «im rothen Erdbeerguss» — в красном земляничном
потоке…)
И тихо осеняет их радостный Ярило спелыми колосьями и алыми цветами. В свежем утреннем воздухе, там, высоко, в
голубом небе, середь легких перистых облаков, тихо веет над Матерью Сырой Землей белоснежная, серебристая объярь Ярилиной ризы, и с недоступной высоты обильно льются светлые
потоки любви и жизни.