Неточные совпадения
Завидев скакавшего и кричавшего Кожиёна, девочки испугались и залегли в полынь и видели, как Кожиён
упал на межу и как к нему тут же вскоре подошли три мужика и подняли его и старались поставить его на ноги, но он не становился, а плакал и голосил: «Ведите меня к божией матери!» Тогда третий мужик взял Кожиёна за ноги, и все втроем они шибко пронесли его в лес, где
есть густо заросший овраг, и там сразу произошло какое-то несогласие, и Кожиён навздрых закричал...
Крыша сарая давно вся сотлела и просетилась, воротища
упали и висели на одной «пятке», и никто в этот сарай не ходил, кроме солдатки Наташки, которую, впрочем, велено
было гонять отовсюду. И вдруг в одну ночь этот так называемый «старый половень» сгорел, как свечка!
Думали сначала на цыган или на поляков, но ни цыган, ни поляков нигде не видали; потом
падала мысль на поводырей слепого Нефеда, которые курили трубку, но Нефед и его слепой товарищ и их поводыри, оказалось, «
пели Лазаря», где-то далеко у чудотворца на празднике, и тогда староста Дементий — старовер и враг курения — подал мысль, что не виновен ли в этом кто-нибудь из молодых «трубокуров», и это первое подозрение Дементий обобщил с другими известными ему подозрениями насчет маленькой солдатки Наташки — шустрой бабенки с огромным renommée [Репутация(франц.),] всесветной куртизанки, из-за которой в деревне
было много беспорядка не только между молодыми людьми, но и между старыми.
Это
было для
пас ужасное открытие! Мы и не заметили, что он уже пришел. Когда же это случилось? Мы всё еще просили «отвратить праведный гнев, на ны движимый», и напитать людей, «яко же птицеми онеми», а тут уже все кончено: готово созревшее поле, на котором «стоит колос от колоса так, что не слыхать человеческого голоса, а сжатый сноп от снопа — день езды»…
Их даже нельзя
было гонять на водопой к колодцу, потому что они завязали в сугробах и
падали, и люди должны
были их вытаскивать и волочь домой — что
было очень трудно.
В действительности
было вот что: довольно далеко от нас, — верст более чем за сто, —
была деревня, где крестьяне так же голодали, как и у нас, и тоже все ходили побираться кто куда
попало. А так как в ближних к ним окрестных селениях нигде хлеба не
было, то многие крестьяне отбивались от дома в дальние места и разбредались целыми семьями, оставляя при избе какую-нибудь старуху или девчонку, которой «покидали на пропитание» ранее собранных «кусочков».
Вдвоем им
было веселее и теплее и дни коротать и ночь
спать.
Мальчик этот
был моложе обеих девочек — ему всего
было лет десять, но он понимал, что барашек не птица и что ему на полице
быть не пристало; однако мальчик поднял вверх голову, а девочка в ту же секунду нахлобучила ему шапку до подбородка, воткнула ему в горло ножик и толкнула его коленом в спину так сильно, что он
упал ниц, и ножик еще глубже вонзился в его горло.
И пока на дворе
был свет, они чувствовали себя бодро; но когда короткий зимний день померкнул, на них тотчас же
напал страх и они стали соображать, что печку пора бы закрыть и избу «укутать», но этого нельзя
было сделать, потому что мальчик еще далеко не сгорел, и казалось, что он будто даже и не горит, а словно он еще жив и в пылавшем хворосте «ёжится».
Этим же кошкодралам бабы и девки тогда продавали «свою девичью красу», то
есть свои волосы, и весьма часто свою женскую честь, цена на которую, за обилием предложения,
пала до того, что женщины и девочки, иногда самые молоденькие, предлагали себя сами, без особой приплаты, «в придачу к кошке».
Между нашею деревнею и деревнею майора Алымова (в версте от алымовской усадьбы) стоял одинокий двор однодворца Луки Кромсаева, или попросту Кромсая. Кромсай этот под некоторою личиною степенства и скромности
был настоящий «шельма-мужик» или «вор-мужик»: он умел из всякого положения извлекать себе выгоды и жил скупо и одиноко, содержа свое семейство в «страхе божием», то
есть колотил всех чем ни
попало.
И как только туча надошла над Кромсаем, так она сейчас же сверкнула огнем и ударила прямо в чулан, в то место, где у Кромсая
была примощена короватка, на которой он
спал, а под короваткой стояла у него заветная коробья, раскрашенная цветами и под лаком.
Но при этом еще показалось удивительно, что из всего добра, которое тут
было и которое сгорело, — выкинуло вверх только одну доску от цветной коробьи, и когда она
упала на землю и ее осмотрели, то увидали, что к ней прилипло несколько штук копеечек, и все их раскинуло треугольником, а как раз посредине угла сидел серебряный рубль, — будто глаз глядел.
Это вызвало со стороны княгини Д* ряд мероприятий, из которых одно
было очень решительное и имело успех: она сначала прислала сказать доктору, чтобы он не смел к ней возвращаться из заразного дома; а потом, когда увидала, что он и в самом деле не возвращается, она прислала его звать, так как с нею случился припадок какой-то жестокой болезни, и наконец, через полтора месяца, когда пришла весна и природа, одевшаяся в зелень, выманила француза в лес, пострелять куропаток для завтрака тети, на него внезапно
напали четыре человека в масках, отняли у него ружье, завернули его в ковер и отнесли на руках в скрытую на лесной дороге коляску и таким образом доставили его княгине…
Он понимал, что он своей жене не пара и что «
попал в честь по случаю», и терпел это и не нахальничал. Он только завидовал, что жена его, при ее запасе врожденного ума и начитанности, всегда занята и всегда ей везде весело, а ему везде скучно, — и единственное ему спасение —
быть городничим, — ходить, свистать и покрикивать.
Он
был бледен, расстроен и растрепан, его кок
упал и повис, галстук сбился набок, и венгерка расстегнута…
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не
спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда
будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Иной городничий, конечно, радел бы о своих выгодах; но, верите ли, что, даже когда ложишься
спать, все думаешь: «Господи боже ты мой, как бы так устроить, чтобы начальство увидело мою ревность и
было довольно?..» Наградит ли оно или нет — конечно, в его воле; по крайней мере, я
буду спокоен в сердце.
К нам земская полиция // Не
попадала по́ году, — // Вот
были времена!
Пир кончился, расходится // Народ. Уснув, осталися // Под ивой наши странники, // И тут же
спал Ионушка // Да несколько упившихся // Не в меру мужиков. // Качаясь, Савва с Гришею // Вели домой родителя // И
пели; в чистом воздухе // Над Волгой, как набатные, // Согласные и сильные // Гремели голоса:
Ой, страшно
будет спать!..