Неточные совпадения
Другой при
герцоге был тот самый молодой адъютант, с которым Фебуфис держал свое пари о «завтра и послезавтра».
Экипаж, в котором ехали Фебуфис и адъютант, с разрешения
герцога остался здесь до утра, когда оба путешественника были уложены в коляску и, удаляясь, должны были долго слышать вслед за собою нетрезвые крики
друзей, смешивавших имена Луки Кранаха с именем Фебуфиса и имя
герцога с именем Иоанна Великодушного. Более всех шумел Пик.
Да! узнайте же, мои
друзья, что я себе наметил место, и теперь приспело время выслать мне мои вещи, но не на мое имя, а на имя (
Герцога, так как я, как
друг его, отправляюсь с ним в его страну…
Для начала он, разумеется, описывал в них только свою встречу с Фебуфисом и как они оба в первую же ночь «напились по-старинному, вспоминая всех далеких оставшихся в Риме
друзей», а потом писал о столице
герцога, о ее дорого стоящих, но не очень важных по монтировке музеях, о состоянии искусства, о его технике и направлении и о предъявляемых к нему здесь требованиях.
Конечно, теперь они виделись реже и беседовали при
других условиях, но все-таки положение Фебуфиса было прекрасное и возбуждало зависть в местном обществе, и особенно среди приближенных
герцога.
Когда
герцог посещал его мастерскую, он в самом деле говорил не об одном искусстве, а и о многом
другом, о чем не все смели надеяться иметь с ним беседы.
Герцог тотчас заметил это и сказал ему: «Ты не в своей компании» — и предложил ему выписать к себе кого-нибудь из его римских
друзей, причем сам же и назвал Пика.
Работать
друзья могли только по заказам
герцога, и он же был и ценителем их произведений.
По герцогскому приказу Фебуфис начал записывать огромное полотно, на котором хотел воспроизвести сюжет еще более величественный и смелый, чем сюжет Каульбаха, — сюжет, «где человеческие характеры были бы выражены в борьбе с силой стихии», — поместив там и себя и
других, и, вместо поражения Каульбаху, воспроизвел какое-то смешение псевдоклассицизма с псевдонатурализмом. В Европе он этим не удивил никого, но
герцогу угодил как нельзя более.
— Конечно, нет. С этим начертанием
герцога она отныне составляет достояние истории… Она исторический документ, который переживет нас и будет храниться века в архиве, но вы, вместо этой бумаги, получите
другую, и вот она.
Негоциант ничего не определил дочери, но можно было думать, что он даст большое приданое, а
герцог, который «любил награждать», конечно, доставит многосторонние
другие выгоды, — вышло, однако, так, что все это было вдруг испорчено на первых порах.
Неточные совпадения
В тот же самый вечер бабушка явилась в Версале, au jeu de la Reine. [на карточную игру у королевы (фр.).]
Герцог Орлеанский метал; бабушка слегка извинилась, что не привезла своего долга, в оправдание сплела маленькую историю и стала против него понтировать. Она выбрала три карты, поставила их одну за
другою: все три выиграли ей соника, и бабушка отыгралась совершенно.
В это самое время умер
герцог Кентский, бывший искреннее
других аристократов расположенным к Овэну. После смерти его и после достаточного раскрытия теорий Овэна аристократия значительно охладела к нему. Таким образом, в двух самых сильных в Англии классах общества Овэн не мог надеяться ни на какую поддержку.
Кроме Радзивилов, чаще
других у нее бывали граф Потоцкий, граф Пржездецкий и сэр Эдуард Вортли Монтегю, англичанин, долго путешествовавший по Востоку, сын известной английской писательницы, лэди Мэри, дочери
герцога Кингстон.
Он выступал кандидатом рядом с
другим радикальным кандидатом, светским человеком, сыном
герцога Бедфордского, одного из самых богатых лордов, которому тогда принадлежали в Лондоне целые кварталы.
Лир, не слушая Кента, под угрозой смерти изгоняет его, и, призвав двух женихов Корделии: короля Франции и
герцога Бургундского, предлагает им, одному за
другим, взять Корделию без приданого.