— Не посрами меня, скорый помощник! Явись сюда — я верую и погибаю! — страшно громко вскрикнула
несчастная старуха и… вышло как-то так и дивно и страшно, что скорый помощник словно дыханием бури явился к ней на помощь.
Говорил он эти слова сухо, холодно и резал ими
несчастную старуху. Хоть бы одно слово надежды! К довершению ее несчастья, Топорков почти ничего не прописывал больным, а занимался одними только постукиваниями, выслушиваниями и выговорами за то, что воздух не чист, компресс поставлен не на месте и не вовремя. А все эти новомодные штуки считала старуха ни к чему не ведущими пустяками. День и ночь не переставая слонялась она от одной кровати к другой, забыв всё на свете, давая обеты и молясь.
Убитого Ушакова хоронил весь город с музыкой и венками. Общественное мнение было возбуждено против убийцы до такой степени, что народ толпами ходил к тюрьме, чтобы поглядеть на стены, за которыми томился Винкель, и уже через два-три дня после похорон на могиле убитого стоял крест с мстительною надписью: „Погиб от руки убийцы“. Но ни на кого так не подействовала смерть Ушакова, как на его мать.
Несчастная старуха, узнав о смерти своего единственного сына, едва не сошла с ума…»
Неточные совпадения
Они в первой же жилой избе натолкнулись на ужасающую картину: на нарах сидела
старуха и выла, схватившись за живот; в углу лежала башкирка помоложе, спрятав голову в какое-то тряпье, —
несчастная не хотела слышать воя, стонов и плача ползавших по избе голодных ребятишек.
Мать он любил и уважал всегда, но эта ненависть
старухи к его жене-басурманке ставила между ними непреодолимую преграду, — нужно было
несчастной умереть, чтобы
старуха успокоилась.
— Это я, видишь, Ваня, смотреть не могу, — начал он после довольно продолжительного сердитого молчания, — как эти маленькие, невинные создания дрогнут от холоду на улице… из-за проклятых матерей и отцов. А впрочем, какая же мать и вышлет такого ребенка на такой ужас, если уж не самая
несчастная!.. Должно быть, там в углу у ней еще сидят сироты, а это старшая; сама больна, старуха-то; и… гм! Не княжеские дети! Много, Ваня, на свете… не княжеских детей! гм!
Старуха, очевидно, часто рассказывала о горящем сердце Данко. Она говорила певуче, и голос ее, скрипучий и глухой, ясно рисовал предо мной шум леса, среди которого умирали от ядовитого дыхания болота
несчастные, загнанные люди…
Старуха — злая, полубезумная и ханжа — не могла видеть
несчастную девушку и обращалась с нею возмутительно.