Неточные совпадения
Да, власть его восхищена. Вот он, стоя здесь один, всеми позабытый и брошенный, слышит, как
в тех его дальних парадных
покоях раздаются гостиные голоса; вон эти домочадцы, еще так недавно поднявшие холопьи носы перед ним, снова смирились, и снуют, и раболепно покорствуют вновь единодержавно воцарившейся
в доме новой воле, и он сам, Плодомасов, он сам,
большой могол, султан и властитель всего здесь сущего, он разрешен от власти и… он рад тому: он тихо крестится и шепчет: «Боже: устроевый тако, — слава тебе!»
Старухе и на антресолях было не тесно, — и вправду, здесь было столько помещения, что свободно размещались все подручные покоики, и спальный, и образной, и столовый, и приемный залец с фортункой, на которой боярыня игрывала с отцом Алексеем, и гардеробная, и пялечная — словом, все, что нужно для помещения одинокой старухи, и здесь Марфе Андревне было приятнее и веселее, чем
в пустых
больших покоях.
Большие покои тяготили Марфу Андревну своей пустотой, и она сходила
в них редко, только при гостях, которые тоже посещали ее очень редко, или
в других каких-нибудь экстренных случаях, встречавшихся еще реже.
Большие покои нижнего этажа целые зимние дни спали, но зато оживлялись с
большою энергиею ночью. Это было оживление совершенно особенное, напоминавшее слегка то, что бывает будто на Лысой горе на шабаше.
Шум, поднимаемый
в нижних
больших покоях плодомасовского дома, бывал иногда столь неосторожен, что будил самое спящую на антресолях Марфу Андревну; но как подобный шум был для Марфы Андревны не новость, то она хотя и сердилась за него понемножку на своих челядинцев, но никогда этим шумом не тревожилась и не придавала ему никакого особого значения.
Неточные совпадения
Он, желая выказать свою независимость и подвинуться, отказался от предложенного ему положения, надеясь, что отказ этот придаст ему
большую цену; но оказалось, что он был слишком смел, и его оставили; и, волей-неволей сделав себе положение человека независимого, он носил его, весьма тонко и умно держа себя, так, как будто он ни на кого не сердился, не считал себя никем обиженным и желает только того, чтоб его оставили
в покое, потому что ему весело.
Казалось бы, заснуть
в этом заслуженном
покое и блаженствовать, как блаженствуют обитатели затишьев, сходясь трижды
в день, зевая за обычным разговором, впадая
в тупую дремоту, томясь с утра до вечера, что все передумано, переговорено и переделано, что нечего
больше говорить и делать и что «такова уж жизнь на свете».
А сам Обломов? Сам Обломов был полным и естественным отражением и выражением того
покоя, довольства и безмятежной тишины. Вглядываясь, вдумываясь
в свой быт и все более и более обживаясь
в нем, он, наконец, решил, что ему некуда
больше идти, нечего искать, что идеал его жизни осуществился, хотя без поэзии, без тех лучей, которыми некогда воображение рисовало ему барское, широкое и беспечное течение жизни
в родной деревне, среди крестьян, дворни.
Я написал кому следует, через кого следует
в Петербург, чтобы меня окончательно оставили
в покое, денег на содержание мое
больше не присылали и, если возможно, чтоб забыли меня вовсе (то есть, разумеется,
в случае, если меня сколько-нибудь помнили), и, наконец, что
в университет я «ни за что» не поступлю.
Был тогда
в начале столетия один генерал, генерал со связями
большими и богатейший помещик, но из таких (правда, и тогда уже, кажется, очень немногих), которые, удаляясь на
покой со службы, чуть-чуть не бывали уверены, что выслужили себе право на жизнь и смерть своих подданных.