«Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона: Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота

Группа авторов

В 1769 году из Кронштадта вокруг всей Европы в Восточное Средиземноморье отправились две эскадры Балтийского флота Российской империи. Эта экспедиция – первый военный поход России в Средиземном море – стала большой неожиданностью для Османской империи, вступившей в очередную русско-турецкую войну. Одной из эскадр командовал шотландец Джон Элфинстон (1722–1785), только что принятый на русскую службу в чине контр-адмирала. В 2003 году Библиотека Принстонского университета приобрела коллекцию бумаг Элфинстона и его сыновей, среди которых оказалось уникальное мемуарное свидетельство о событиях той экспедиции. Автор «Повествования» сравнивает российский и британский флот, описывает остановки в разных городах Европы, делится впечатлениями от встреч с Екатериной II, Павлом I и выдающимися деятелями той эпохи, цитирует их письма, многие из которых публикуются впервые. Перевод, исследование и комментарии к «Повествованию» выполнили профессор НИУ ВШЭ Елена Смилянская и преподаватель Университета Эксетера (Великобритания) доктор Юлия Лейкин.

Русская верность, честь и отвага, представленные в правдивом повествовании контр-адмирала Джона Элфинстона, командовавшего эскадрой кораблей Ее императорского величества и капитана флота Его королевского величества, о российской морской экспедиции 1769 и 1770 годов, составленном из подлинных писем, документов и журналов, с описанием приема, ему оказанного Санкт-Петербургским двором, и всего случившегося с ним, когда он покинул этот двор, сочиненном, чтобы добиться справедливости от Императрицы за его признанную службу, иллюстрированное планами и картами различных морских предприятий и случайного сожжения почти всех османских морских сил, посвященное Ее императорскому величеству императрице всероссийской 1773 год²⁰⁸

До того как я войду в подробности рассказа об экспедиции, следует показать, на каких условиях я принял приглашение на службу Ее императорскому величеству [далее зачеркнуто:] *на условиях, которые никогда не соблюдались, и так случалось с каждым иностранцем, который им служил, поскольку таков их принцип — никогда не позволять иностранцу ничего вывозить из их страны*.

Первый пункт моего договора заключался в том, чтобы увольнение с королевской службы было получено российским министром²⁰⁹ и половину моего [британского] жалованья²¹⁰ мне бы продолжали выплачивать во время моей службы в России. Королевское увольнение было российским министром получено, но с моим половинным жалованьем решить не удавалось, однако я был весьма удовлетворен графом Чернышевым²¹¹, который пообещал, что эти деньги я буду получать в России.

Во-вторых, я настаивал на получении чина, оклада и содержания вице-адмирала Великобритании²¹². Мне ответили, что это слишком высокое требование, чтобы выполнить его сразу, но что мне дадут чин старшего контр-адмирала, и, соответственно, при первом же удобном случае я получу следующее назначение вице-адмиралом; этим я и удовлетворился; и поскольку императрица согласно подписанному ее послом графом Чернышевым акту (этот акт позднéе он отрицал) добавила к моему назначению контр-адмиралом немедленное присвоение мне чина бригадного генерала и тысячу рублей годовых, я был также удовлетворен.

В случае любого несчастья, которое могло со мной приключиться, я требовал триста фунтов стерлингов годовых для моей жены и двух дочерей или для тех из них, кто останется в живых. Мне ответили, что по указу Петра Великого вдовы получают сумму, равную жалованью мужа, если они вновь не выходят замуж, а сыновья и дочери получают восьмую часть того же до известного возраста²¹³.

Было также согласовано, что, когда бы я ни вступил в службу, я буду командующим и получу восьмую часть всех призов, как и на английской службе²¹⁴. Все эти условия были согласованы без сомнения в том, что человек, представляющий своего суверена в качестве посла, будет соблюдать и то, что не занесено на бумагу, как написанное.

Единственное, мне оставалось получить увольнение от короля. Граф сел и написал государственному секретарю лорду Рочфорду²¹⁵ от имени Ее императорского величества записку с просьбой выдать мне разрешение для вступления в службу императрице. На следующий день посол [Чернышев] показал мне записку, полученную от графа Рочфорда, в которой, насколько я помню, было написано следующее: «Его Величество всегда рад удовольствовать Ее Императорское Величество в этом и во всем остальном, что в его власти, и приказы, касающиеся капитана Элфинстона, будут отправлены в Адмиралтейство». При получении этой записки был назначен день моего отъезда, и я думал, что отныне должен заботиться только о том, чтобы быть к отъезду готовым, но несколько дней спустя я получил следующее послание от секретаря Адмиралтейства мистера Стивенса²¹⁶: «Мистер Стивенс выражает свои наилучшие пожелания капитану Элфинстону и оповещает его, что сэр Эдвард Хок²¹⁷ известил Адмиралтейство²¹⁸ о воле его величества отпустить Элфинстона на службу в качестве флагмана (Flag Officer) Российского флота. М-р Стивенс ожидал письма от капитана Элфинстона, желающего разрешения вступить на службу Ее императорского величества, и по этой причине капитан Элфинстон не получил официального увольнительного письма. В связи с изложенным м-р Стивенс будет рад видеть капитана Элфинстона в понедельник в Адмиралтействе в 12 часов. Суббота 17 июня».

Я явился к м-ру Стивенсу в назначенное время и по его требованию под диктовку написал следующее письмо:

Сэр, имея приглашение служить в качестве флагмана Ее величеству императрице всея России, я прошу почтенную комиссию лордов Адмиралтейства о разрешении вступить в указанную службу.

Ваш

Д. Э.

Филипу Стивенсу, эсквайру, секретарю Адмиралтейства.

Поскольку Филип Стивенс, секретарь Адмиралтейства, пожелал поставить на письме дату 8 июня, то он тут же вручил мне следующее увольнительное письмо, датированное в конторе Адмиралтейства 9 июня 1769 г.:

Сэр,

Зачитав лордам-комиссарам Адмиралтейства Ваше письмо от 8 июня о желании получить разрешение вступить на службу императрице России во флагманской должности, я получил приказ их сиятельств лордов сообщить Вам, что во исполнение воли Его величества, переданной им сэром Эдвардом Хоком, они с удовольствием дают Вам увольнение, чтобы Вы могли отправиться во владения императрицы России и вступить в службу Ее императорского величества на флагманскую должность согласно Вашему прошению при условии, что Вы вернетесь в Англию тогда, когда потребуетесь, или по особому желанию их сиятельств лордов, или по публичному извещению, напечатанному в Лондонской Газете (London Gazette²¹⁹), и что Вы при первой же возможности передадите мне для сообщения их сиятельствам аттестат от посла Его величества при дворе в Санкт-Петербурге, когда Вы вступите на российскую службу.

Ваш, сэр, покорнейший слуга

Филип Стивенс.

Я не стану занимать время моих читателей, прилагая к сему утомительный морской журнал всего путешествия, а приведу лишь записи о некоторых решающих моментах, которые должны повергнуть в изумление моряков всех наций.

Таким образом, я начинаю свое повествование с моего приезда в Санкт-Петербург и вставляю в повествование письма согласно их датам.

Прибыл я в день годовщины вступления на российский престол Ее императорского величества²²⁰ и имел честь на следующий день впервые быть представленным всему двору. Любезный прием, которым я был удостоен от Ее величества, великого князя и большинства дворянства, наполнил меня столь сильной благодарностью, что я задумался, смогу ли в полной мере проявить свои возможности на службе России. Любезный комплимент, который мне сделала императрица во время моего ей представления, выказал остроту ее ума. Поскольку я очень плохо говорил по-французски, я попросил английского посла лорда Каткарта²²¹, который был поблизости, принести от моего имени извинения Ее величеству за мой плохой французский. На это императрица ответила [лорду Каткарту]: «Скажите ему никогда не пробовать говорить по-французски, но выучить русский, хотя он не говорит хорошо по-французски, я слышала, что он заставлял французов понимать его»²²².

На следующий день были именины Его высочества великого князя²²³. Я получил чин контр-адмирала²²⁴, и мой старший сын²²⁵ был произведен в офицеры, при этом я и мой сын имели честь быть допущенными императрицей к руке. Нам отвели апартаменты при дворе, и мы были удостоены чести обедать и ужинать с великим князем каждый день, [дворцовые] лошади и экипажи были в нашем распоряжении на все прочие удовольствия. Великий князь был столь отменно расположен к моим сыновьям, что я видел, как он целовал их по 20 раз на дню, и заметил, какую зависть это вызвало у придворных.

С момента моего прибытия я видел, что в Кронштадте²²⁶ флот оснащали к отплытию, я воображал, что этот флот предназначен мне как командующему, и некоторое время флот находился в ожидании, но командовать им в конце концов был назначен адмирал Спиридов²²⁷.

Прошли три недели, и я ничего не слышал о своем назначении, не мог я также увидеть и кораблей, которыми должен был командовать, а находиться под началом другого я не мог согласно подписанному [в Лондоне] договору.

Примерно в это время великий князь показал мне список из трех линейных кораблей и двух фрегатов, которые отметил адмирал Спиридов и которые крейсировали на Балтике, и сообщил мне, что им были отданы приказы вернуться в Кронштадт, чтобы встать под мою команду. Через один или два дня граф Панин пожелал видеть меня вечером в своих апартаментах вместе с капитан-лейтенантом Волчковым, [приписано:] *который до того был в Английском флоте*, в качестве моего переводчика²²⁸, чтобы познакомить меня с адмиралом Спиридовым. Когда мы встретились, граф Панин пожелал, чтобы я отправился поутру в Кронштадт, дабы посетить флот [карандашом сверху исправлено:], *эскадру*, адмирала Спиридова, осмотреть его состояние и составить о том рапорт, и что адмирал должен встретиться со мной и приказать всем своим капитанам и офицерам приветствовать меня и быть в моем распоряжении. Я был поражен таким требованием, предвидя, что оно вызовет ревность, я пожелал как-то отговориться от него, понимая, насколько странным может выглядеть, когда младший по чину инспектирует корабли старшего по чину; но никакие мои отговорки не были приняты во внимание. Рано утром следующего дня капитан Волчков ожидал меня на одном из ботов великого князя, чтобы отправиться в Кронштадт.

Я прибыл к адмиралу Спиридову, но его не оказалось на месте, вскоре я встретил его на улице в засаленной шубе и с длинной бородой. Он обнял меня с поцелуем Иуды, за что я хотел послать его к дьяволу, так как менее стойкого человека такой поцелуй мог бы отравить.

Я сказал ему, что собираюсь подняться на суда для осмотра его эскадры, ожидая, что я буду принят как офицер и что капитаны на местах готовы принять меня. Я сразу направился на корабли, но обнаружил, что на некоторых кораблях не было даже лейтенанта, не видно было и того, чтобы у них что-то делалось. Какие-то сведения мне удалось получить от некоторых шкиперов [приписано:] *или мастеров* (skippers, or masters), и увиденное привело меня к заключению, что я и не пожелал бы здесь командовать.

После того как я навел какие смог справки, я явился к адмиралу Спиридову и не сдержался, говоря о своем разочаровании, потому что не встретил на кораблях ни одного офицера, хотя ожидал, что адмирал отдаст приказы своим капитанам встречать меня, что и было согласовано с графом Паниным. Он отговаривался, что некоторые больны, а других нет на месте, но это было ложью, поскольку он отдавал им приказы ожидать его на военном совете, который он проводил ежедневно, а порой и дважды на день.

Подготовленный мною отчет графу Панину был не весьма благоприятным для эскадры. В то же время, видя полнейшее невежество в том, как следовало обеспечить успех экспедиции и сохранить жизнь ее участников, я счел своей обязанностью, получив на то дозволение, представить императрице следующее предложение²²⁹:

Контр-адмирал Элфинстон покорно предлагает Ее императорскому величеству мнение, чтобы эскадра судов могла быть скорейшим образом снаряжена для блокады Геллеспонта и остальной флот, предназначенный для этой службы, отправился как можно скорее.

Если эскадру из 10–12 линейных кораблей (с двумя бомбардирскими и двумя или более брандерами, и чтобы по две гаубицы 6 — или 7-дюймового калибра были на борту каждого линейного корабля, если не будет бомбардирских), подготовят к отплытию к 1 августу, то он нижайше предлагает с помощью Всевышнего силой проложить путь в Константинополь.

Для здоровья людей нужны еще и госпитальные суда вместо трех пинков, которые тяжелы в плавании.

Два старых 66-пушечных корабля можно снарядить, превратив их в 50-пушечные или во фрегаты, с мачтами, реями и легким такелажем, укомплектованные людьми, как на фрегатах, с орудиями, поднятыми на верхнюю палубу и на шканцы, а орудия с нижних деков поместить в трюмы, чтобы достаточное количество гамаков можно было закрепить на нижних палубах, а также несколько запасных гамаков могут быть размещены под средней палубой; они послужат в теплом климате для выздоравливающих.

Иметь достаточное количество риса, ячменя, изюма, смородины, сахара, сего [саго?]²³⁰ и прочего с большим количеством коры хинного дерева²³¹, также иметь закупленные в Англии порошки доктора Джеймса от лихорадки²³² из расчета 50 порошков на каждую сотню человек экипажа на каждом судне эскадры²³³.

Чтобы женщинам-сиделкам было разрешено по десять человек находиться на госпитальных судах, так как они обычно более осторожны и внимательны к больным и будут стирать их белье; для стирки нужно снабдить корабли мылом.

Чтобы лекарь²³⁴ и шесть ассистентов [подлекарей] могли быть взяты на борт каждого госпитального судна.

Чтобы достаточное количество постельного белья грубого холста было распределено на каждый гамак.

Если не будет времени на обшивку всех судов, то достаточное количество обшивных досок, гвоздей и [конского] волоса может быть распределено во флоте, чтобы сделать двойную обшивку, когда служба это позволит²³⁵.

Чтобы прорубить иллюминаторы через один порт нижнего дека на каждом корабле эскадры так, чтобы не ослабить корабль.

Чтобы снарядили госпитальные суда, и они служили в случае надобности или как брандеры, или как дымовые корабли (smokeships).

Чтобы было большое количество зажигательной смеси и огнезапальных шнуров, чтобы пороховая смесь с истолченным тростником была плотно закрыта в бочках; и погрузить все это на борт в особо сохранной части корабля.

Чтобы 4 трубы или дымохода соорудить на каждом госпитальном судне, по одной трубе с каждой стороны от фок — и грот-мачт высотой в 15 футов от палубы, это послужит для вентиляции, а также отведет пламя от такелажа и парусов.

Чтобы перегородки камбузов (the frames of the galleys) были спущены на берег и удалось высвободить место для воды, которой, кажется, не запасаются в пропорциональных количествах.

Чтобы дополнительные боты можно было снять, а шлюпки лучшей для службы конструкции могли бы поместиться на их место.

Чтобы десять тысяч боевых комплектов (stand of arms) можно было распределить на судах, дабы вооружить, сколько возможно, греков с островов²³⁶.

Ее величество милостиво разрешила вручить ей это предложение в гостиной после окончания приема, поскольку я имел честь обедать с императрицей и продолжал жить при дворе в каждодневном ожидании прибытия эскадры, которой я должен был командовать. Но этого не случилось до 29/4 [sic!] августа.

В тот же самый день [на самом деле 17/28 июля 1769 г.] после обеда императрица отправилась по суше в Ораниенбаум²³⁷ и оттуда с несколькими приближенными поднялась на свою яхту, чтобы посетить эскадру под командованием адмирала Спиридова перед ее отплытием. Эскадра теперь была готова к походу.

Я добрался до Кронштадта на одном из ботов великого князя как раз тогда, когда прибыла императрица. Я нашел ее с приближенными на борту адмиральского корабля «Св. Евстафий», где она полчаса ожидала, прежде чем появился адмирал, который слишком долго спал после обеда или слишком много выпил до него. Однако императрица, преисполненная доброжелательности и любезности, опустила это обстоятельство; через несколько минут они поднялись на квартердек, и императрица возложила на плечи адмирала Спиридова красную ленту ордена Св. Александра Невского, а капитаны этой эскадры Грейг²³⁸ и Барш²³⁹ были произведены в командоры бригадирского ранга²⁴⁰. Затем императрица вернулась в Ораниенбаум.

Я же отправился на корабли, которыми должен был командовать, и нашел полную разруху. На них снимали паруса. Казалось, что офицеры были угнетены необходимостью готовиться к выходу в море и представляли, что за ними послали только ради того, чтобы все размонтировать из‐за скорого наступления зимы. Этот сезон приближался, и большинство людей придерживалось мнения, что вторая эскадра не успеет подготовиться, особенно в связи с тем, что ее суда были в худшем положении, чем ежели бы они только что были спущены на воду; их теперь нужно было полностью разобрать, их амуницию и провизию сгрузить на берег, чтобы повалить их набок.

Мачты, реи, паруса, снасти, блоки, шлюпки, как говорили, были в хорошем состоянии, и для меня было естественно предполагать, что все это соответствует действительности, поскольку они должны были в течение трех недель быть готовы к выходу из Ревеля (где их снаряжали для летнего плавания), да и Адмиралтейство настаивало на том, что иначе и быть не может. Но первое обследование показало, что все было прогнившим и негодным. Однако еще большим несчастьем было то, что на складах не оказалось никаких запасных материалов. Трудно поверить, что в стране, которая снабжает пенькой всю Европу, на складе не нашлось и фунта пеньки, так что пришлось купить 30 тонн пеньки у наших [английских] купцов²⁴¹. Не смог я найти и приемлемой снасти, чтобы можно было крепить даже купеческое судно²⁴².

Задолго до того, как было повалено первое судно, я попросил несколько новых мачт, чтобы иметь их под рукой на случай аварии (ибо они поваливают судно за обе мачты). Если они не понадобятся, они останутся про запас. Но Адмиралтейство не прислушалось ни к каким предложениям, наоборот, первоприсутствующий в Адмиралтействе адмирал Мордвинов²⁴³ из ревности противодействовал всем моим приказам.

Не мог я также заставить моих капитанов исполнять их обязанности: из нежелания выходить в море в позднее время года они на все от меня требовали письменных приказаний, тогда как я не мог давать таких приказов по той причине, что данный мне секретарь очень плохо понимал по-английски и совсем не знал голландской морской терминологии, которую русские получили от голландских офицеров, нанятых еще Петром Великим²⁴⁴.

Пока разоружали суда и одно стали килевать, я отправился в Санкт-Петербург, чтобы подать жалобы на офицеров и на службы, с которыми приходилось иметь дело, а также добыть достаточное количество обшивочных гвоздей (а они используют гвозди размером от двух дюймов до штырей в 7 или 8 [дюймов] или длины в дюймах вдвое большей).

На третье утро после моего приезда в Санкт-Петербург личный секретарь императрицы генерал-майор Стрекалов²⁴⁵ сделал мне честь, почтив меня визитом, и выразил желание, чтобы я посетил ту часть дворца, на которую он мне укажет. Он велел спросить о нем у любого пажа и сообщил, что Ее императорское величество приказала ему привести меня в ее покои к 10 часам утра и захватить с собой моего секретаря. После представления Ее императорскому величеству, во время которого присутствовал только господин Стрекалов, а императрица была одета в простое домашнее платье²⁴⁶, императрица спросила меня, когда, по моему мнению, моя эскадра сможет уйти в плавание. Я ответил, что не думаю, что смогу отплыть в этом году, поскольку столкнулся со множеством отсрочек от государственных служб и особенно от Адмиралтейства, с медлительностью офицеров в исполнении их обязанностей, с нуждой в припасах, так что я стал терять всяческую надежду на скорое плаванье. Мои слова произвели впечатление, императрица внезапно переменилась. Она в ярости повернулась и приказала господину Стрекалову немедленно послать за главным адмиралом Адмиралтейства Мордвиновым²⁴⁷.

Ее императорское величество затем отметила, что «Святослав» (84-пушечный корабль из эскадры адмирала Спиридова) возвращается назад в Ревель, она выразила удивление, потому что «Святослав» был новым кораблем²⁴⁸, и поинтересовалась, не думаю ли я, что такое происходит от его неспособности нести паруса. Я ответил, что слышал до того, как корабль покинул Кронштадт, что то ли по недосмотру, то ли по незнанию на правильную укладку балласта или размещение припасов обращали очень мало внимания. Я объяснил это в наилучшей манере, как мог, чтобы императрица меня поняла, затем поклонился и отступил, но едва я дошел до двери, императрица позвала меня назад и приказала мне не упоминать никому того, что произошло, и что все мои приказы в будущем будут исполняться.

На следующее утро один из чиновников кабинета привез мне сотню империалов по 10 рублей каждый, [или] 200 фунтов стерлингов в подарок от императрицы.

Поскольку граф Панин всегда меня приглашал отобедать к столу великого князя, я сообщал ему обо всех моих жалобах и о желании не задерживаться в городе, так как я был уверен, что ничего не будет сделано в [Кронштадте] в мое отсутствие. Он говорил, что я смогу отбыть через несколько дней и что на следующий день он пошлет за адмиралом Мордвиновым. Я передал графу список снастей, которые мне были безотлагательно нужны (поскольку на «Не Тронь Меня» ожидали тросы, чтобы соорудить ванты).

На следующий день адмирал Мордвинов обедал у великого князя. После обеда, когда граф, адмирал Мордвинов и я выходили в апартаменты графа Панина²⁴⁹, адмирал Мордвинов мне пообещал сделать со своей стороны все возможное и уверил, что все упомянутые мною снасти уже находятся в Кронштадте. Не без труда я покинул графа Панина, у которого уже не было более до меня дел, но после недельного отсутствия я обнаружил, что в Кронштадте сделано было очень мало.

Более всего меня поразили два линейных корабля, которые первыми уже были килеваны. На них не взяли ничего из их провизии, хотя приказы были даны и там не имели никаких иных дел. Несмотря на заверения адмирала Мордвинова, то, в чем он меня убеждал, оказалось неправдой: снасти все так же находились на складах в Санкт-Петербурге.

Уже некоторое время я имел при себе нового переводчика, или секретаря, который понимал оба языка, но был малодостойным человеком. Звали его Ньюман²⁵⁰. В сезон деловой активности он был занят с английскими купцами, помогал в проверке счетов и учил нескольких детей в [Английской] колонии (factory)²⁵¹ читать и писать; тем и зарабатывал на пропитание. Он был в восторге от моего предложения платить ему 100 фунтов стерлингов в год. И поскольку теперь я имел все основания ожидать, что мои распоряжения будут правильно переведены, я выпустил следующий приказ, поняв, что недостаточно общего приказа, сделанного, когда я только принял на себя командование. Обладая достаточными полномочиями от императрицы, я осознал, что только угрозы заставят людей, с которыми я имел дело, худо-бедно исполнять свои обязанности. Не было и речи о том, чтобы они напрягали свои силы, а все, что они знали и о чем пеклись, прикрываясь Морским уставом Петра Великого, — это последовательно противопоставлять статьи Устава моим приказам. Они придирались к каждому приказу, который я выпускал, но следующий приказ просто привел их в ярость²⁵²:

От его высокопревосходительства контр-адмирала Элфинстона, командующего в Кронштадте.

По имянному Ее императорскаго величества приказу, мне сообщенному, которым велено эскадре, мною командованной, в совершенстве привесть с наискорейшею поспешностью и не быть никакого недостатка в должности вас самого²⁵³, офицеров ваших и корабельных ваших служителей, того ради сим вам велено следующее наблюдать под опасением вашим за ослушание, а имянно: быть вам на корабле при должности вашей каждое утро в пять часов или ранее того к смотру офицеров и служителей вашего корабля, а смотр сей учинить вам каждое утро в пять часов, об отсутствующих имянно и чинно мне репортовать, дабы их жалование и провианты зачислены были, как мною показано будет, сверх другаго какого наказания, которое за такое ослушание за благо разсудится наложить, ежели какая остановка учинена будет в поставке каких припасов или провиантов, то о тех офицерах имянно, учинающих такую остановку в службе Ее императорскаго величества, вам немедленно мне отрепортовать, дабы справится, от неимения надлежащих приказов произходит ли та остановка или от инако чего, потом чтоб офицеры те наказаны были за их небрежение по надлежащему; по учинении смотра держать вам корабелных ваших служителей строго при должностях своих даже до полудни, тогда перестать им два часа, потом опять им на работу быть даже до захождения солнца, возкресных и праздничных дней не выключая. Ордер его высокопревосходителства господина контр-адмирала Джона Элфинстона перевел Иностранной коллегии переводчик Джонсон Нуман.

Дан в Кронштадте 20/31 августа 1769 г.

Капитанам кораблей Ее императорского величества, стоящим в Кронштадте.

На следующее утро после объявления этого приказа все капитаны пришли ко мне выразить свое сильное неудовольствие. Объявляя, что невозможно подготовить суда к плаванью до конца навигации этого года, они надеялись, что я смогу смягчить что-то в строгости приказа, что они не могут и подумать служить под таким приказом и должны послать его Императрице. После минутного размышления я осознал, что, если я не смогу настоять на своей власти и хоть немного пойду на попятную, я никогда впоследствии не добьюсь подчинения приказам, пока они их не одобрят, и буду последовательно сталкиваться с такими выражениями протеста. А потому я ответил, что впервые встречаюсь с тем, чтобы нижестоящие офицеры протестовали против приказа командира, что я ожидал, что они их будут исполнять, что я сам не вижу в своем приказе ничего, что могло бы их оскорбить, но раз они угрожают, что пошлют приказ Императрице, я, конечно, сделаю это сам, если они уже этого не сделали.

На этом они оставили меня. На следующий день я отправил следующее письмо его сиятельству графу Панину с копией вышеприведенного приказа²⁵⁴:

Monseigneur,

Вчера после моего прибытия в Кронштадт я к своей досаде нашел на всех кораблях задержку не только в оснащении такелажем, но, что более всего меня удивило: они не погрузили на борт припасы, хотя им был дан на это мой приказ еще седьмого числа сего месяца до того, как я покинул Кронштадт. Это вынудило меня издать каждому капитану повторный приказ, копию которого я имею честь здесь приложить. Я имею все основания сделать так, потому что все мои капитаны (за исключением капитана «Твери», который отсутствует без моего дозволения²⁵⁵) очень недовольны формулировками и строгостью приказа и, соответственно, мной. Необходимость столь строгого приказа абсолютно очевидна (особенно там, где выказывается так много упущений) ради службы Ее императорскому величеству, которую я взялся исполнять по мере сил и возможностей. И поскольку Императрица лично удостоила меня чести, дав свои распоряжения, я не премину исполнять все, что в моей власти, дабы обеспечить их выполнение. А потому я должен молить милости Вашего сиятельства оказать мне честь, положив к стопам Ее императорского величества это письмо и приказ. Имею честь оставаться с величайшим уважением самым преданным и обязанным слугой Вашего сиятельства

Д[жон] Э[лфинстон]

Кронштадт 21 августа/1 сентября 1769 г.

Его сиятельству графу Панину.

Несколько дней спустя я имел удовольствие получить следующее послание от его сиятельства графа Панина в ответ на мое:

Сэр,

С превеликим удовольствием я исполнил Ваше желание, представив Ее величеству письмо, посланное Вами 21 августа, а также копию приказа, которая сопровождала письмо. Ее величество считает, что Вам необходимо, сэр, приложить все старания, настойчиво требуя в самых строгих выражениях, каковые, по Вашему мнению, могут быть употреблены, исполнения обязанностей, по Вашему мнению, надобных на благо службы под Вашим началом. Ее величество также повелела мне передать Вам ее высочайшую апробацию [Вашего приказа], что я и делаю этим письмом; а также со своей стороны от всего сердца желаю вскоре увидеть завершенными Ваши приготовления, и что Вы сможете вовремя отплыть ради достижения намеченной цели.

Я горячо желаю, чтобы ничто не было противно Вашему глубочайшему удовлетворению, и всеми силами всегда готов этому содействовать

Граф Н. Панин

Санкт-Петербург. 24 августа/4 сентября 1769 г.

Его превосходительству контр-адмиралу Элфинстону

Вскоре я почувствовал заметные перемены в поведении каждого, с кем вынужден был вести дела: и офицеров, и чиновников всех гражданских департаментов. Офицеры не протестовали против моих устных приказов, и ходили слухи, что их припугнули взысканием, если они тотчас же не станут исполнять моих распоряжений. Подготовка эскадры теперь начала продвигаться. Немало ободренный письмом графа Панина с императорской апробацией моего поведения, я использовал каждую минуту с великим старанием.

Примерно в это же время я получил письмо от его превосходительства графа Чернышева, посла Ее императорского величества при дворе Великобритании. Вместе с письмом был доставлен ящик, в котором находились модели блоков, сконструированных господином Тейлором в Саутгемптоне²⁵⁶. Этими блоками я снабдил мою эскадру, когда мы прибыли в Портсмут:

11 августа 1769 г.

С большим удовольствием из Вашего письма я узнал о Вашем благополучном прибытии в Санкт-Петербург, за которым последовал прием, благоприятный для Вас и соответствующий моим ожиданиям. Я надеюсь, что все будет сделано для Вашего удовлетворения в дальнейшем, и нет сомнения, что хорошо известные Ваши способности и возможности во всем, чем Вы занимались, подтвердят знаки отличий, которые Вы имели честь получить от нашей всемилостивейшей монархини. Со своей стороны я не упущу ни одной возможности доказать Вам, насколько я предан службе Вам. В приложении Вы найдете накладную на маленький ящичек, который я получил и приказал Вам отправить. Остаюсь с наилучшими пожеланиями, сэр, ваш преданный слуга

Граф Чернышев.

Его превосходительству Контр-адмиралу Элфинстону

Санкт Петербург.

Я всецело был занят спешными делами, но вопреки моей воле от их выполнения меня оторвало получение следующего письма:

Санкт-Петербург, 5/16 сентября 1769 г.

Сэр,

Ее императорское величество только что сообщила мне о своем желании видеть Вас в Царском Селе. Так как я должен поехать туда в тот же день, я с превеликим удовольствием возьму Вас в мою карету. В семь утра я буду Вас ожидать в моих покоях, чтобы нам отправиться вместе. За сим остаюсь с чувствами особого расположения Ваш покорнейший слуга

граф Н. Панин.

PS Я прошу Вас — будьте добры взять с собой своего переводчика.

Его превосходительству контр-адмиралу Элфинстону.

Увидев это письмо, я сразу же отбыл в Санкт-Петербург. Я сопровождал графа Панина в Царское Село, и в девять утра мы прибыли во дворец. Около 11 меня сопроводили в небольшие апартаменты, где я нашел графа Панина, фельдмаршала графа Разумовского²⁵⁷, графа Григория Орлова²⁵⁸ и адмирала Мордвинова, которые показали мне чертеж корабля «Святослав» (84-пушечного, который был возвращен в Ревель) и задали несколько вопросов о его состоянии и его возможности отправиться в плаванье. Я ответил, что, по моему личному мнению, судя по размерам корабля, он вполне может нести паруса, но корабль мог бы стать значительно лучше, если бы его ют²⁵⁹ был опущен и верхняя кормовая каюта (roundhouse) снята. Но главная причина жалоб на то, что судно не может нести парусов, была, по моим представлениям, в том, что на нем не были правильно размещены чугунный балласт (которым корабль был перегружен) и провизия²⁶⁰.

Адмиралу Нагаеву, лорду Адмиралтейства²⁶¹, было приказано отправить строителя корабля (англичанина)²⁶² в Ревель²⁶³, сделать необходимые исправления и подготовить корабль, чтобы он мог присоединиться ко мне у Наргена неподалеку от Ревеля. Позднее я слышал, что с бедным англичанином некоторое время очень плохо обращались, так как капитан-командор Барш повесил все обвинения на него²⁶⁴. Угрозы и влияние командора заставили его офицеров подписать протест, доказывая, что этому кораблю невозможно продолжать плавание. Но правда заключалась в том, что г-н Барш не имел охоты отправляться, он тяжело страдал еще и потому, что не хотел встречаться с адмиралом Спиридовым, жена которого была замечена в излишней фамильярности с командором²⁶⁵.

Камергер двора вышел сообщить мне, что мне оказана честь быть приглашенным отобедать с императрицей²⁶⁶. Меня посадили между генерал-лейтенантом обер-гофмаршалом графом Сиверсом²⁶⁷ и бароном Черкасовым²⁶⁸, они оба говорили по-английски и могли переводить любой вопрос, который императрица составит мне честь задать, что она и делала несколько раз, особенно о климате в Квебеке²⁶⁹. Она послала мне тарелку винограда из Астрахани и другую с самым вкусным арбузом, какой я в жизни пробовал. Виноград был богат вкусом и ароматен, как тот, что выращивается на греческих островах Архипелага.

Я не ожидал найти столько простоты и свободы за столом столь великого суверена. Ее императорское величество восседала как хозяйка частного семейства со своими фрейлинами и с теми, кого приказала пригласить, всего за столом были, наверное, 22 человека, и императрица говорила почти со всеми за столом с величайшей приветливостью и живостью. Разные блюда подавались на английский, немецкий или французский вкус (taste)²⁷⁰.

За одну-две минуты до того, как императрице подали воду, наступила глубокая тишина, и я увидел, что все положили свои салфетки на стол. В момент, когда камергер поднес воду императрице, все вдруг встали и стояли, пока императрица ополаскивала руки и рот. После этого каждый произнес молитву и перекрестился, мы все поклонились, и императрица ушла. Фрейлины и остальные, кто присутствовал за столом, удалились в большие покои, где для их развлечения стояли биллиардные, карточные столы и столы для игры в кости, всем был предложен кофе, а также чай. Никто из сопровождавших императрицу не носил оружия, не было и стражи, и, если она проходила через какие-либо покои, все знали, что они не должны обращать на это внимания, отвечая поклонами или другими знаками почтения. Никто не прибывает в этот дворец, если за ним не посылают, даже его императорское высочество великий князь. Императрица обычно здесь проводит шесть недель и много гуляет.

Из биллиардной и других комнат я проследовал за обществом в те апартаменты, где был утром, и в это время граф Панин, едва переводя дыхание, подошел ко мне сообщить, что императрица просит меня к себе и чтобы я захватил своего переводчика. С императрицей был только генерал-майор Стрекалов. Первый вопрос, который мне был задан, — сможет ли, по моему мнению, эскадра отплыть в этом году. Я ответил, что, если все будет продвигаться так, как на момент моего отъезда из Кронштадта, я бы мог сказать, что ко Дню Коронации²⁷¹ мы отправимся в путь. Ее величество, кажется, была весьма этим довольна, но сказала: «Возможно, в это время уже может пригнать ветром лед». Я ответил, что, если я буду готов, тот же ветер, который может принести лед вниз по Неве, будет мне попутным и что я не вижу никакой опасности плавания с первым льдом. Этим императрица была так удовлетворена, что от радости захлопала в ладоши.

Затем разговор зашел о «Святославе». Мне сказали, что будут отправлены приказы, дабы корабль присоединился ко мне; было также выражено пожелание, чтобы я об этом корабле особенно позаботился и что этот корабль нельзя оставить (судя по тому, что произошло, весь успех экспедиции сводился к тому, войдет в нее «Святослав» или нет). Если бы императрица не желала столь сильно того, о чем она могла просто приказать, я бы не стал беспокоиться об этом корабле, поскольку я до этого с сожалением говорил графу Панину, что этот корабль задержит мое плавание. Как я полагаю, это и стало причиной, почему императрица высказала свое пожелание столь особенным образом.

Пока мы беседовали, дважды заходил фаворит граф [Григорий] Григорьевич Орлов, он подходил к окну, но каждый раз не задерживался ни на минуту. Я был с императрицей около 20 минут, и когда вышел, весь двор был в приемной в ожидании императрицы. Пока я шел через толпу, придворные, казалось, смотрели на меня с величайшим уважением за честь, которой я удостоился во время столь частной аудиенции; они кланялись, когда я проходил мимо.

Я вернулся с графом Паниным во дворец в Санкт-Петербург в апартаменты великого князя, который обнял графа с такой любовью, как будто тот был ему отцом, и я верю, что и граф испытывал к нему отцовские чувства. Очень редко бывает, чтобы они расставались на целый день²⁷².

На следующий день я прибыл в Кронштадт и расстроился, когда мне сказали, что такелаж, по поводу которого адмирал Мордвинов уверял, что он уже отправлен, все еще не прибыл. Я также нашел паруса в великом беспорядке: мне пришлось поменять паруса для всей эскадры, но когда их прислали на суда, многие пришлось вернуть на берег для замены. Люди, которых принудили шить паруса, были прежде крестьянами, никогда до того не видевшими ни корабля, ни паруса, а их заставляли работать каждый день по 20 часов²⁷³.

Мою эскадру пополнили небольшим фрегатом, который нужно было подготовить и отправить вместе с английским транспортным судном. Мне дали слишком много артиллерии и боевых припасов для армии, а также посадили больше военных, чем корабли могли перевезти за столь долгое плавание. Я сделал пробный вояж с этими двумя английскими судами.

Ранее фрегат был оснащен и совершил плавание для исследования северо-восточного прохода в Финском заливе, но был признан негодным. Я наткнулся на него, отправившись однажды днем из любопытства посмотреть на одно первостатейное судно, и мне показалось, что этот фрегат крепок и подходит для моих целей, поэтому я тотчас распорядился вывести его из разряда списанных и прогнивших и привести к пристани, чтобы килевать. Однако суперинтендант мне сообщил, что ничего нельзя делать или перемещать, пока не будет получен приказ от Ее императорского величества. Поэтому я вынужден был писать к его светлости графу Панину:

Monseigneur,

По случайности я обнаружил фрегат «Чичагов», принадлежащий Ее императорскому величеству, который сможет взять на борт не только много артиллерийских запасов, но и некоторое число солдат. Этот фрегат будет не только в настоящее время полезен как транспорт, его позднее можно превратить в очень хороший военный шлюп. Чтобы сэкономить время, я приказал капитану над портом перевести этот фрегат к одному из мест для кренгования, чтобы повалить, поскольку он уже был обшит. Но будет необходимо, чтобы Ваша светлость прислали для этой цели приказы²⁷⁴. Я также молю Вас оставить для представления мое мнение о линейном судне первого класса Ее императорского величества «Димитрий Ростовский»; если его сочтут надежным, оно может стать хорошим военным кораблем, по меньшей мере 84-пушечным, но нужно только уменьшить на нем число палуб. Судя по его возрасту, корабль этот был сделан из дуба и только однажды был в море, поэтому я полагаю, что он не мог прогнить; его все еще можно килевать до ухода моей эскадры и затем отправить ко мне весной, поскольку я был бы рад поднять мой флаг на этом корабле.

Предложения шкипера (master) бермудского брига слишком хорошо просчитаны в его пользу и в пользу владельцев судна, но поскольку это судно, не имея достаточного расстояния между палубами, не годится для службы в качестве транспортного, я как честный человек не могу дать добро принять этот корабль на службу императрице*²⁷⁵.

Я сделал все возможные запросы относительно найма кораблей, подходящих в качестве транспортных, и понял, что в высшей степени трудно найти корабли на любых условиях, в особенности нанять на них команды, поскольку иностранные моряки неразумны в своих требованиях и напрасных опасениях попасть в рабство. Однако я нашел капитана, с которым договорился, и если его люди согласятся, то я надеюсь завтра с этим покончить. Хотя это только 260-тонный корабль²⁷⁶, если мы его заполучим, я предприму все, чтобы он послужил, если не будет других судов. Для этого придется втиснуть на линейные суда на месяц больше провизии, но это позволит Ее величеству сэкономить 4000 рублей, чему я буду очень доволен, и не потребуется платить 10 000 рублей за вояж судну, о котором ранее договорились*²⁷⁷.

[На поле приписано:] *Это был бриг, построенный на Бермудских островах, который принадлежал придворным агентам, они хотели получить за него много денег из собственного интереса, хотя этот бриг не годится как шлюп, так как был построен с расстоянием едва ли в 3 фута между палубами и с маленьким трюмом*.

Мы ожидаем наши паруса, канаты и завершения плотницкой работы. Новые паруса не были правильно сшиты, и большинство из‐за чьей-то нерадивости пришлось отправить на берег для замены.

Мачты «Чичагова» оказались очень хороши. Прибыла полевая артиллерия, и я распределил ее по линейным кораблям, кроме свинца, который послужит балластом для пинка «Св. Павел». Я молю Ваше сиятельство, чтобы соизволили поторопить с доставкой оставшейся артиллерии и припасов. Они должны здесь быть согласно обещанию генерал-майора Мюллера²⁷⁸. Если я не буду иметь чести целовать руки Вашего сиятельства в воскресенье, то соблаговолите извинить это одной лишь необходимостью моего присутствия здесь.

Осмелюсь напомнить Вашему сиятельству, насколько важно для меня будет получить полные инструкции относительно того, как я должен себя вести при встрече с кораблями других стран; инструкции должны быть полными и дающими установки, особенно на случай встречи с кораблями моей страны, а также в иностранных портах, и на случай встречи с Барбарийскими кораблями: как мне относиться к ним — как к дружественным или как к неприятельским?²⁷⁹ Я был бы также рад по возможности иметь при себе человека, понимающего греческий язык.

Соблаговолите, Ваше сиятельство, сделать мне честь уведомить Ее императорское величество, что к 12‐му числу этого месяца [сентября] я надеюсь видеть на кронштадтском рейде два, если не три корабля²⁸⁰ для возбуждения соревнования в других.

Сожалею, что я вынужден просить о высылке мне моего флага, который, как мне сказали, следовало мне доставить в тот же час, как удостоили меня званием флагмана.

Имею честь быть с величайшим почтением к Вашему сиятельству Ваш преданнейший слуга

Д. Э.

Его сиятельству графу Панину

Кронштадт. 3/14 сентября 1769 г.

Заключив соглашение с мастером английского судна «Providence & Nancy», я приложил это соглашение к следующему письму, адресованному графу Панину:

Monseigneur,

Имею честь отправить Вашему сиятельству копию контракта по найму транспортного судна, о котором я писал Вам вчера. Этот контракт я заключил от имени Ее императорского величества. Все матросы желают отправиться в плавание, но если в случае противных ветров мы будем вынуждены зайти в какой-либо порт Великобритании, они могут, если пожелают, оставить нас, но мастер²⁸¹ должен заменить их другими.

Так как я не думаю, чтобы можно было в нынешнем году найти другое судно, то постараюсь распорядиться людьми, военным снаряжением и припасами, и я льщу себя надеждой, что удовлетворю ожидания Ее императорского величества и не допущу дополнительных затрат на транспортировку.

Вашего сиятельства покорнейший и признательный слуга

Д. Э.

Его сиятельству графу Панину, Кронштадт 4/15 сентября 1769 г. ²⁸²

Из-за того что мастер английского судна [в России стало пинком «Св. Павел»] не желал сдавать его в аренду, пришлось это судно купить. Я договорился с английскими моряками провести судно в Англию, но российский офицер, которого с моряками той нации [т. е. русскими] я послал на борт, чтобы подготовить судно, думал, что можно обращаться с английским помощником капитана и моряками так, как обращается со своими собственными людьми. Он [ниже указано, что это Н. С. Скуратов²⁸³] довел дело до ссоры и арестовал помощника капитана. Из-за дурного отношения к помощнику капитана и команде все английские моряки сошли на берег, и теперь никакими уговорами нельзя их заставить вернуться.

Это мгновенно стало известно и английским морякам с наемного транспорта «Providence and Nancy»; они покинули его, говоря, что предполагали, когда вступили на борт, что [русские] сухопутные офицеры²⁸⁴ так будут к ним относиться, однако и шкипер, и я побороли их предубеждения, так что они вернулись к своим обязанностям.

Это привело меня в сильное замешательство, особенно в это время. Русский лейтенант, который был бы повышен в звании, став командиром «Св. Павла», теперь, когда английские моряки покинули судно, отказался от командования. Его мне рекомендовали как хорошего моряка, совершившего на английском судне поход в Китай и способного изъясняться по-английски, — причины, по которым я и назначил его туда, предпочтя любому из моих лейтенантов, которые должны были иметь возможность получить повышение. Он изрядно пострадал от своих же собратьев-офицеров, когда заявил, что не способен командовать судном после того, как англичане покинули его. Мне ничего не оставалось, как пообещать одному англичанину, что он возьмет на себя обязанности лоцмана на этом судне [пинке «Св. Павел»], а это было весьма непросто сделать, так как мастеры английских судов²⁸⁵, принимавших грузы в Кронштадте, не хотели расставаться со своими помощниками и моряками, даже если бы те того пожелали.

За хорошую плату я нанял английского боцмана с одного из кораблей (этот боцман немного знал русские термины) и поставил на это судно другого лейтенанта при достаточном количестве русских моряков, которые должны были управлять этим пинком в море.

Однако из‐за того, что ссора на «Св. Павле» наделала среди англичан много шума, я думал, что будет правильно ознакомить графа Панина с тем, что я знал, и написал ему следующее письмо²⁸⁶:

Monseigneur,

Мне прискорбно сообщить Вашему сиятельству, что я попал в крайне неприятное положение в связи с опрометчивостью лейтенанта Скуратова с корабля «Тверь», который во время ссоры схватил главного после командира офицера «Св. Павла», связал ему назад руки, подвергнув оскорбительному обращению, и прогнал с судна, отправив в караульную тюрьму, как пожаловался один из русских моряков, который работал на этом судне. Не сумею сделать должной оценки ссоре, удары в ней были нанесены с обеих сторон, но насколько могу судить, зачинщиком был русский моряк, однако если предположить, что зачинщиком был англичанин, то о проступке его как офицера следовало донести мне, прежде чем употреблять над ним насилие. Подобное обращение так подействовало на капитана и его команду, что никакие мои предложения и убеждения не заставят команду теперь вернуться на корабль. Я приказал капитан-лейтенанту Кривцову²⁸⁷ с достаточным числом матросов перейти на это судно для подготовки его и погрузки провианта для сухопутных войск, но не знаю, кто поведет судно на море.

Моряки с нанятого транспорта, услышав о том, как поступили с их земляком, также покинули свое судно, но я убедил их вернуться.

«Саратов» и «Надежда» получили мои приказы выйти на Кронштадтский рейд, как только позволят ветер и погода; и я надеюсь, что если я не буду долго ожидать погрузки запасов, то очень скоро за ними последуют и остальные три корабля.

Я должен просить Ваше сиятельство, чтобы были предприняты некоторые меры для обеспечения эскадры бочками, в которые будут загружены мука и крупа, так как эту провизию невозможно сохранить от порчи в тех гнилых солодовых кадках, которые не выдержат перевозки, и помимо грязи в трюме это приведет к очевидным потерям. Подойдут бочки из-под старого бренди или вина.

Для меня было очевидно, что такого рода провизия должна храниться в бочонках, иначе я бы, конечно, раньше поднял об этом вопрос. Корабли также получили мои приказы взять большую пропорцию муки, чем это было приказано в начале, так как русские сухари занимают очень много места и людям полагается их давать на половину фунта больше, чем британским морякам, поэтому я буду вынужден выдавать часть муки с частью сухарей [в русском переводе: крупу]²⁸⁸. Можно положить муку и крупу в бочки прямо на судне, на это не потребуется много времени, поскольку не будет никакой нужды опять выгружать муку и крупы на берег, если нам пришлют эти бочки.

Я также прошу все ко мне отправляемое посылать из Санкт-Петербурга скорейшим образом на малых шлюпках, ибо большие из‐за недостаточной глубины не могут перейти бара, и это случается слишком часто.

Имею честь быть со всем возможным почтением Вашего сиятельства преданный слуга

Д. Э.

Его сиятельству графу Панину [9/20 сентября 1769 г.²⁸⁹]

Вдобавок к прочим делам тех военных, которых должны были погрузить на мои суда, отправили в Ораниенбаум, о чем я получил известие от вице-президента Военной коллегии графа Захара Чернышева²⁹⁰. Их оставили на меня, чтобы я обеспечивал им ежедневное содержание, — до этого они 24 часа без какой-либо провизии пробыли в Ораниенбауме, пока их командир [секунд-]майор барон фон дер Пален²⁹¹ не явился ко мне, чтобы сообщить о ситуации и узнать, когда я прибуду для проведения им смотра.

Из дальнейших расспросов я узнал, что они переведены под мою опеку для их снабжения провиантом и для будущих денежных выплат. Эти силы состояли из 500 пеших и 100 кирасиров, все кирасиры были волонтерами, служившими в последнюю войну против прусского короля, и едва ли не все они имели медали в петлицах и отметины пуль на их кирасах²⁹². Всего, включая офицеров, их было 648 человек.

Санкт-Петербург 5/16 сентября 1769 г.

Сэр, я получил оба письма, написанные Вами 3‐го и 4‐го настоящего месяца. В последнем письме я с большим удовольствием прочитал о том, что Вы, наконец, нашли судно. Я желаю и уполномочиваю Вас заключить и подписать от имени императрицы этот контракт на условиях, которые Вы мне сообщили, и я перед Вами несу ответственность за апробацию Ее императорским величеством.

Что касается Инструкций, сэр, о которых Вы упоминаете в первом письме, как только я буду иметь честь видеть Вас, мы договоримся относительно их содержания и условий, которые Вы потребуете, и сделаем первый набросок [этих инструкций].

Имею честь оставаться с чувствами полнейшего удовлетворения, сэр, Ваш верный и преданный слуга

Граф Панин

Его превосходительству контр-адмиралу Элфинстону.

Несмотря на трудности и отсрочки, с которыми я продолжал сталкиваться, капитаны и офицеры, понимая, что они все-таки должны вскорости отправляться, пришли ко мне с жалобами на то, что все очень задолжали, и хотели, чтобы я походатайствовал за них перед графом Паниным или императрицей, так как у них не было денег, чтобы экипироваться самим или чтобы оставить деньги семьям. Я пообещал это сделать и был очень рад получить возможность их убедить в том, что я достоин их уважения и доверия.

Я уже получил по 500 рублей²⁹³ для капитанов двух фрегатов Поливанова²⁹⁴ и Клеопина²⁹⁵ в счет некоторых потерь, как они это мне представили, понесенных ими из‐за необходимости перенести свое имущество во время пожара, за неделю до того произошедшего в Кронштадте.

Положение моряков было действительно плачевным, так как им давали только хлеб, крупу и соль. Обычный паек на берегу не учитывал того, что матросы и низшие чины делали десятикратно больше работы теперь по сравнению с обычным временем, а многие еще имели и семьи. Поэтому когда я получил командование, я доложил об их положении и просил выдавать им паек по меркам морского похода, что тут же было удовлетворено. Однако вместо свежего мяса они стали получать старые соленые припасы. Для них и это стало большим приобретением, так как тем они могли сэкономить часть мучного пайка, чтобы оставить своим семьям. При этом из‐за необходимости вымачивать соленое мясо некоторые заболели цингой, и каждый день по 8–10 человек с каждого корабля нужно было отправлять в госпиталь. Я сделал выговор относительно недопустимости выдачи соленой провизии людям, которые вскоре ничего иного и получать не будут, после чего свежее мясо было им обещано, но так как такого не было ранее заведено, потребовались две недели, чтобы люди наконец получили свежее мясо²⁹⁶. Это значительно увеличило почтение ко мне матросов и нижних чинов (under-officers)²⁹⁷.

Осень быстро начинала заявлять о себе, и, все еще встречая отсрочки и неприятности, я вынужден был написать графу Панину:

Monseigneur,

К моему крайнему огорчению и нежеланию все время жаловаться на службы и здешних мастеров, а также на недостаток ряда материалов (которые, как мне говорят, должны быть отправлены из Санкт-Петербурга), я принужден со всей серьезностью заявить, что почти все, что было для меня сделано, потребовалось возвращать на берег и переделывать. Был ли на то умысел или все происходило по незнанию или нерадению, но в равной степени это задерживает службу. Прошло уже больше недели, как капитан над портом заверил меня, что все паруса будут закончены, но не закончены ни паруса, ни станки для пушек. Медные единороги и оставшиеся артиллерийские припасы все еще не доставлены. Все шлюпки еще остаются в Санкт-Петербурге без мачт, парусов или весел, изготовленных для них, хотя все это было давно обещано. Также остается большая нужда в стекле для каютных окон (cabin windows), а те стекла, что стоят, ни за что не выдержат пушечной пальбы, так как сделаны из тонкого зеленого стекла²⁹⁸.

Капитан над портом постоянно донимает меня рапортами и протестами, для ответа на которые потребовалась бы дюжина секретарей; я никогда не выпускаю из рук пера, тогда как мое присутствие необходимо в каждой части порта, где идет работа.

Также от генерал[!]-майора Мюллера я получил список, в котором значится больше артиллерии и припасов, нежели в списке, данном Вашим сиятельством. Их, как я опасаюсь, невозможно принять на борт без того, чтобы заново не разобрать уже погруженное на корабли, а лафеты полевой артиллерии занимают очень много места.

Господин Мюллер также сообщает мне, что еще [нужно принять] 40 инженеров²⁹⁹ и офицеров морской артиллерии³⁰⁰ с одиннадцатью слугами, которые вместе с тридцатью восемью прочими из сухопутных сил на 80 человек превышают количество, о котором я вначале был предупрежден³⁰¹.

Со всем этим корабли будут слишком перегружены, если учитывать их состояние, и Ваше сиятельство знает, что я предпринял ради экономии, чтобы уменьшить число корабельных служб в сравнении с предлагавшимися мною изначально. Я начинаю испытывать тревогу относительно всего, что касается сухопутных сил, обоза или артиллерии, а также того, сможет ли эскадра отправиться в такое позднее [осеннее] время при недостатке компетентных офицеров. Вместе с медлительностью всех офицеров, которые нуждаются в деньгах, чтобы экипироваться к походу, капитаны Бешенцев³⁰² и Игнатьев³⁰³ говорят, что они оказались в долгах, а при этом имеют семьи, которые оставляют в свое отсутствие без пропитания.

Таким образом, если через Ваше сиятельство можно что-то для них получить, это нужно сделать поскорее, дабы у них было время потратить средства на необходимое для похода. В этом случае они попросят увольнительную, чтобы отправиться в Санкт-Петербург и распорядиться с деньгами; с моей стороны будет жестоко в этом им отказать, однако на благо службы я должен это сделать.

Для меня будет невозможно вопреки Вашим приказаниям иметь честь предстать перед Вашей светлостью до тех пор, пока я не получу при большем старании некоторые вещи, чтобы не рисковать с отправкой флота в этом году. А я должен, если возможно, исполнить обещание быть готовым к выходу из гавани к годовщине коронации Ее императорского величества, хотя при всех моих величайших усилиях многое заставляет меня в этом сомневаться.

Имею честь оставаться с величайшим почтением и привязанностью преданнейший и покорнейший слуга Вашего сиятельства

Д. Э.

Его сиятельству графу Панину

Кронштадт, 15/26 сентября 1769 г.

Для того чтобы дисциплинировать офицеров и команды, я составил следующий приказ, направленный на то, чтобы они не выходили на рейд, потому что офицерам и рядовым не разрешают ночевать на кораблях, пока не будет дано сигналов о несении службы в гавани, ни в день, когда адмиралы поднимают свои флаги, ни когда капитаны — свои вымпелы. Это является одной из причин задержек, так как все приказы следует отправлять через старшего сержанта на квартиры соответствующих капитанов, которые затем должны отправлять их своим капитан-лейтенантам и от них далее нижестоящим до боцмана, который является исполняющим офицером. Все это причиняет им дополнительное беспокойство, так что приказ, провозглашенный утром командующим офицером, редко принимается к исполнению в течение 24 часов.

Я попробовал показать сигнал «для начатия службы в гавани», но так как это противоречило законам порта, я не мог привести этот приказ в исполнение:

От его превосходительства контр-адмирала Элфинстона, главнокомандующего эскадрой кораблей и судов, участвующих в секретной экспедиции

Понеже болшая часть афицеров и матрозов порученной мне эскадры должности морского человека практиков не разумеет и не знакомы с зарубежными походами, настоящим вам велено после того, как вы встанете на якорь на рейде Кронштадта или на другом рейде, где вы можете оказаться впоследствии, приучитца всякой части должности морскаго человека, во-первых, особливо рифованию и убиранию парусов по марсельному и брамсельному, такоже и киданию лота³⁰⁴, пока всякой человек в должности своей не будет совершенным, приказать же вам мичманам и ундер офицерам вашим, чтобы они были на реях и на марсах с матросами для ободрения и показания, а будучи на море, всякому человеку учится компасу и правлению кораблем, и во всех способных случаях людям вашим велеть вам учитца действовать малыми орудиями и ружьями, зачиная каждой день десятью человекам и продолжая так попеременно, пока череда первых десяти не придет, разделят[ь] же вам число людей ваших на разныя части в состоящих пятидесяти или в шестидесяти человеках с определенными к ним офицерами, тем строго смотреть, чтобы они не токмо приучены по вышеписанному, но чисте, опрятне и з своих мундиров бережливе были, а понеже от исполнения вышеписанного порятку честь флага Ее императорского величества и польза Российскаго императорскаго флота зависит. В том господину командующему мне месячно репортовать, как кто из афицеров и матрозов ваших в предписанной своей должности успевает, дабы возмет не учинять им по их достоинству и недостоинству.

Для лутчаго порятку сухопутнаго воиска, кои принято будет на корабль и для збережения здравия всех служителей, сим вам велено разделять оное воиско яко морские служители по вахтам, так, чтоб денно и ночно и с афицерами своими на верхней палубе была, а всегда во время хорошей погоды в 9-м часу по утру койки все на верхнюю палубу вынести, тогда меж палубы выскресть скрипками и вымыть, а умывание сие велеть вам учинить, хотя б сухопутное воиско и не было когда на корабле, койки в свои места они повесят не ранее пятаго часа на море и не ранее захожденния солнца при портах, курение табаку между палубами запрещать вам строго, також запрещать вам хождение с огнем в нижней палубы или под оным без фонаря; [чтобы вы под своим попечением хранили] у себя ключи от пороховых и припасных магазинов, никому не пустить в припасные магазины без мичмана, а во оных спать отнюдь никому не дозволять.

И когда эскадра Ее императорского величества будет в каком-либо порте и на рейде, шлюпка с лейтенантом и гардемарином для караула должна идти на веслах от одного корабля эскадры к другому, начиная с младшего капитана, и грести вокруг и между кораблями, чтобы предотвратить любую неожиданность, и держать офицеров в готовности исполнять свои обязанности. Если офицера в сторожевой шлюпке не окликнет офицер на судне, мимо которого он проходит, он должен отметить название корабля и вахтенного офицера. Рапорты охраны должны направляться мне каждое утро в 8 часов, что является приказом.

Дано в Кронштадте 15/26 сентября 1769 г.

Д. Э.

Капитанам кораблей и судов, находящихся под моим командованием³⁰⁵.

Представление, которое я сделал его сиятельству графу Панину относительно ситуации с моими капитанами и офицерами, способствовало получению пожалования в тысячу рублей капитанами Бешенцевым и Игнатьевым, которые были женаты. Все офицеры получили свои выплаты. У них появилось теперь ко мне больше доверия, и я с удовлетворением получил их похвалы за то, что я сделал.

За три дня до того времени, когда, как я обещал императрице, я завершу подготовку эскадры, корабли вытянулись из Кроншадского порта и встали на рейд³⁰⁶. Поскольку день рождения его императорского высочества великого князя предшествовал дню коронации, я воспользовался этой возможностью, чтобы на рассвете поднять свой флаг, и мне салютовали все корабли моей эскадры³⁰⁷. Я вовремя явился в Санкт-Петербург, дабы поздравить великого князя.

После обеда я умолял графа Панина о том, чтобы отправиться как можно раньше, и к началу октября был готов к отплытию. Он уверял меня, что так и будет, как только закончатся государственные праздники, которые продлятся три дня.

Каждый вечер [при дворе] давали большой бал, ужин и оперу³⁰⁸. В последний день, день именин³⁰⁹ великого князя, машинерия и другие расходы на одну только ночь стоили императрице 1500 фунтов стерлингов, помимо ежегодных расходов, так как танцоры, певцы и музыканты оплачиваются из частных расходов императрицы от 1500 фунтов стерлингов в год до 200 фунтов стерлингов каждому. Оперный дом³¹⁰ находится в одном из крыльев нового дворца [Зимнего], он очень большой с четырьмя рядами [ярусами] лож и партером, разделенным посредине проходом для офицеров и их семей: они сидели согласно их чинам. Дамы в партере сидели справа, но в ложах дамы и господа сидят вместе. В оперном доме нет первого и второго ярусов, но на месте нашего первого яруса (бельэтажа) находится комната или большая передняя ложа для императрицы, в которой она редко проводит все время, так как имеет другую ложу на том месте, где наша [в Англии] ложа при сцене (stage box)³¹¹, напротив ложи великого князя, в которой были два кресла — одно для Его императорского высочества, другое для графа Панина.

Я был приглашен расположиться позади кресла великого князя, а мои два сына по обеим сторонам от него. Представление было очень большим и продолжалось около трех часов³¹². Когда мы вернулись с императрицей в ее покои, великий князь, недолго пробыв со своей матерью, вернулся в комнату, где ожидала его свита, и, ничего не говоря, обнял моего младшего сына и выразил ему радость в связи с получением офицерского чина³¹³ — чина мичмана, что соответствует офицеру ранга лейтенанта в пехоте³¹⁴.

На следующий вечер, когда я был в апартаментах императрицы, куда меня привели великий князь и граф Панин, императрица поднялась от карт и подошла в ту часть комнаты, где я стоял. Заметив мое внимание к одной [даме] из ее свиты, игравшей на инструменте, похожем на дульцимер (dulcimer), она спросила меня, люблю ли я музыку. Я ответил: «Да». — «Очень хорошо, — сказала императрица, — но я надеюсь, что вскоре у Вас будет другая музыка». Вскоре она поговорила с графом Паниным и, вынув из своего кармана бумагу, отдала ее графу, который принес бумагу мне, сказав никогда не выпускать ее из рук. Около 10 часов я поцеловал руку императрицы, а она мне пожелала успеха и благополучного плавания³¹⁵.

Ниже приводится перевод бумаги, переданной мне графом Паниным. Он показывает, с каким высоким уважением ко мне тогда относились, а равно демонстрирует и щедрость императрицы, так как я и в мыслях не имел получить больше, чем значилось в моем договоре.

Приказ нашему контр-адмиралу Элфинстону

Всемилостивейше жалуем Вам самому на снаряжение к экспедиции 3000 рублей (600 фунтов стерлингов)³¹⁶ и от настоящей даты в дальнейшем 400 рублей в месяц (80 фунтов стерлингов), также всем морским офицерам от капитана до мичмана, кто находится в Вашем ведении в экспедиции и кто поэтому подчиняется Вашим командам, не в зачет одну треть годового жалованья. Мы повелеваем, чтобы названные деньги на экипировку Вы получили немедленно, а столовые деньги отныне ежемесячно, также платите означенным офицерам вышеозначенные вознаграждения из средств, которые выдаются Вам на экстраординарные расходы.

Подписано: Екатерина.

В Санкт-Петербурге 22 сентября 1769 г. (ст. ст.)

Два дня мы спорили о способе получения денег на расходы во время похода, так как я отказывался распоряжаться государственными деньгами и хотел, чтобы для этого определили казначея. Я согласился только на то, чтобы нести ответственность за деньги, но чтобы один из офицеров моего корабля и мой секретарь получили деньги, имели каждый по ключу и составляли совместные отчеты [о расходах] казначейству. Деньги на служебные нужды будут выдаваться по моему приказу. Капитан Козлянинов³¹⁷ и мистер Ньюман отправились в казначейство и получили деньги все в новых голландских дукатах, а также 40 000 дукатов для графа Алексея Орлова.

Мои инструкции были прочитаны мне по-французски перед графом Паниным, чтобы знать, правильно ли я понял их. Но я пожелал иметь заверенный перевод на английский, что мне и было пожаловано, но по этой причине меня на три дня дольше продержали в городе. Вот содержание инструкций³¹⁸:

Божьею милостию мы Екатерина Вторая императрица и самодержица всероссийская и прочая, и прочая, и прочая.

Нашему контр-адмиралу Элфинстону

По причине настоящей у нас с Портою Отоманскою войны, которая с ея стороны толь вероломно начата, разсудили мы за нужно для учинения ей диверсии в чувствительнейшем месте воспользоватся известною склонностию греческих и славянских народов, от части ей подвластных, а от части еще за вольность свою доныне мужественно поборающих; сие же на сухом пути предприятие поручено там на месте от Нас Нашему генералу порутчику графу Алексею Орлову, в подкрепление чего между архипелагскими островами с стороны морской отправлена отсюда особливая эскадра под командою Нашего адмирала Спиридова.

В полной доверенности на приобретенное Вами в военных морских операциях искуство и на ту верность, коею Вы обязались нам при вступлении Вашем в службу Нашу, восхотели Мы поручить Вам особливую в той же стороне экспедицию, как сим нашим рескриптом Вам всемилостивейше и поручаем в главную команду приготовленную в Кронштадте под собственным Вашим смотрением эскадру.

Главной предмет сей вашей экспедиции должен состоять в том, чтоб воспрепятствовать и пресекать весь подвоз хлебнаго пропитания в Царь-град из Египта и других турецких мест, как и всю собственную турецкую и под турецким флагом производимую навигацию и морскую торговлю на тех проходах, где вы находится будете.

Каким образом поступать Вам в лучшем на месте исполнения сего Нашего предмета, в том оставляя Вам с беспредельною поверенностию свободныя руки и полагаясь совершенно на собственное Ваше благоразумие и знание, равномерно не хотим Мы ничего предписывать здесь и к управлению в сей Вашей навигации до неприятельских вод, но почитаем единственно за необходимое снабдить Вас здесь нужными изъяснениями о политическом положении двора Нашего с теми державами, в близости которых вам проходить надобно будет, дабы Вы на основании оных верно и надежно поступки Ваши размерять могли, в рассуждении их гаваней, естьли б в которую по необходимости зайти надлежало, и навигации, как военной, так и комерческой.

Прежде всего иметь Вам главным и непременным правилом служить, чтоб во все время плавания вашего отнюдь не остановлять и не осматривать никаких христианским державам принадлежащих торговых судов, но паче по колику то от вас зависеть может, показывать им всякую помочь и приязнь, а особливо датским, прусским и аглинским, ибо намерение Наше весьма удалено и от самого малейшаго утеснения чьей либо комерции. Уверения о том зделаны уже всем дворам при учинении им чрез Наших министров сообщения о посылке в Средиземное море обеих ваших эскадр, как Вы то из приложеннаго здесь экстракта усмотрите. Вы имеете непременно пещись о точном исполнении их, дабы никому никакого не причинствовать неудовольствия, да и персонально не подать повода к неудобствам, кои бы плавание Ваше затруднять могли, а чтоб сверх того еще привесть Вас в состояние размерять степени атенции или осторожности, кои Вы в разсуждении всех держав наблюдать имеете.

Приступим Мы теперь к обещанному Вам описанию политических наших сопряжений с другими державами.

На походе представится вам первою Дания. Относительно к сей короне можете вы на нея совершенно надежны быть, и если б паче чаяния в такой еще близости заставила крайняя нужда, смело входить в ея гавани, ибо Мы находимся с Его датским величеством в теснейшем союзе, по чему и во владениях его эскадре вашей, конечно, всякая помочь с охотою и поспешностию оказываема будет.

За Данию рядом почти следуют Республика Голандская, Англия и Франция.

С первою мы находимся в добром согласии и дружбе, следовательно же, и надобно вам будет почитать встречающияся ея эскадры дружественными и обходиться с ними по общим морским обрядам, ибо голландцы со своей стороны в рассуждении салютации не прихотливы; гавани же голландския будут, конечно, для вас отверсты, если б необходимость к ним повлекла.

Об Англии справедливо можем мы сказать, что она нам прямо доброжелательна и одна из дружественнейших наших держав, потому что политические наши виды и интересы весьма тесно между собою связаны и одним путем к одинаковой цели идут; кроме того имеем Мы с Великобританскою короною трактат дружбы и комерции, которым взаимная наша навигация в землях и владениях обеих сторон поставлена в совершенной свободе. Довольно, кажется, было бы сих двух оснований к совершенному Нашему удостоверению, что порты Его британского величества будут отверсты эскадре вашей, но и за тем еще по откровенном через посла нашего в Лондоне изъяснении, имели мы новое удовольствие точно и совершенно обнадежиться с стороны его, что обе наши в Средиземное море назначенные эскадры, как под командою адмирала Спиридова, так и Вам собственно вверенная, будут принимаемы во всех пристанях Его величества за самыя дружественныя, и как таковыя снабжены всякою им по востребованию обстоятельств нужною помочью. Не меньше соглашеность между нами скромным образом, чтобы с обеих сторон заблаговремянно приняты были надлежащия меры к упреждению всяких о салютации требований и споров между взаимными эскадрами и кораблями. Вследствие того долг звания Вашего будет в проходе через Канал и чрез Гибралтарский пролив не подавать с своей стороны повода к требованию, обращаясь в сторону или инако как по способности, удаляясь от встречи с аглинскими военными судами, подобно как и они с другой, чаятельно, оной миновать стараться будут. Может быть, не излишно еще и то, чтобы Вы прежде вступления в канал и в Гибралтарской пролив снимали совсем прочь заранее вымпел и флаг адмиральской и проходили тут без оных, дабы тем с большею удобностию избежать требования о спущении оных. Мы надежно ожидаем от благоразумия и осмотрительности Вашей, что Вы в сем случае будете уметь согласоваться пристойным образом взаимному Нашему и Его британского величества желанию.

Положение Наше с Франциею может равномерно присвоено быть Гиспании и королевству Обеих Сицилий. Во Франции имеем Мы поверенного в делах советника посольства Хотинскаго³¹⁹, в Мадриде чрезвычайнаго посланника барона Стакельберга³²⁰, а в Неаполе никого. Со всеми сими Бурбонскими дворами имеем мы только наружное согласие, и можем, конечно, без ошибки полагать, что они Нам и оружию Нашему добра не желают, но, с другой стороны, нельзя же и того ожидать³²¹, чтоб они шествию вашему явно и вооруженною рукою сопротивляться стали, не имея к тому ни только законной причины, ниже казистаго предлога, которой бы предосудительное покушение сколько ни есть покрыть мог.

Сие описание образа мыслей Бурбонских домов долженствует решить Ваше к ним поведение и показать, что Вам с встречающимися их кораблями, хотя дружелюбно, но осторожно однако ж обходиться, а гавани их, кроме самой крайней нужды, обегать надобно, разве когда к спасению другаго пути оставаться не будет.

Португальской двор совсем вне всяких с нами сопряжений, но как при всем том существо естественного положения и интересов его требует от него непременно быть в противных Гишпанскому политических правилах, то и можно не без основания полагать, что в пристанях его свободу и вспомоществование находить будете.

Что здесь о Португалии говорено, может справедливо относиться к владениям короля Сардинскаго, ибо он по настоящей его заботливой позиции между венским и версальским дворами, которых соперничество дому его толь надобно, а прежде и толь полезно было, со многою вероятностию не не [так!] рад будет видеть флаг наш в Средиземном море, яко новаго бурбонскому пакту соперника, тем более, что он по коммерции не имеет нужды менажировать турков.

По миновании португальских берегов и Гибралтарскаго пролива, вошед в Средиземное море, представится вам первою пристанью остров Мальта. Сама институция ордена сего имени, будучи основана на защищении Креста Святого и поборников его противу неверных, может, по-видимому, верным служить залогом, что порт Мальтийской не будет возбранен и эскадре Вашей, яко назначенной противу врага имяни христианскаго, которой тем самым есть и пребудет всегда равномерным врагом Ордена, и что по тому без затруднения найдете вы в оном за деньги всякую нужную помочь, естли паче чаяния необходимость какая привлечет вас туда. На всякой случай, для вящаго Ордену поощрения прилагается здесь с копиею для известия и руководства Вашего собственное Наше писмо к великому магистру онаго.

Когда понудят Вас обстоятельства искать пристанища в мальтийском порту, в таком случае при входе туда имеете Вы доставить ему оное с пристойным от себя приветствием, а естьли не случится Вам такой нужды, не для чего уже будет и посылать сего писма, ибо оно инако было бы бесполезно.

Кроме вышеозаглавленных италианских владений представляются еще там Великое герцогство Тосканское с вольным онаго портом Ливорною, республики: Генуеская, Венецианская и Рагузская, которая состоит под протекциею турков и им дань платит.

Ливорна, будучи вольным для всех портом, не может натурально и для вас затворена быть, поелику военныя эскадры могут участвовать в неограниченной свободе и преимуществах вольнаго порта. Примеров тому множество в последних войнах между Англиею и Франциею. Они могут и Вам служить за правило.

С Республикою Генуэзскою не имели Мы безпосредственнаго сношения, но хотя она в политике своей и привязана к Бурбонским домам, а особливо к Франции, которой недавно подвластной ей остров Корсику совсем уступила, но тем не менее, однако же можно надеяться, что она по образу вольнаго своего правления не откажет эскадре Нашей в нужном пристанище, ибо такой отказ был бы противен самой конституции ея.

В рассуждении Республики Венецианской настоят другие уважения. Она издавна желает ближайшаго с Нами соединения, но по робости, от соседства с турками присходящей, не смеет еще податься на явныя к тому способы. Без сумнения, будут нам венецияне внутренно желать добра по существительнейшему их интересу в ущербе и упадке турецких сил, но извне, чаятельно, будут руководствоваться правилами вышеупомянутой робости, разве успехи наши скоростию и важностию своею заставят их снять маску. Вам надобно будет на сем основании распоряжать поступки ваши в разсуждении республики, сносясь и требуя совета, когда время допустит, от Нашего в Венеции пребывающаго поверенным в делах действительнаго статскаго советника маркиза Маруция³²², который между тем не оставит с своей стороны подавать Вам все нужныя сведения.

О республике Рагузинской, которая сама по себе гораздо не важна, примечено выше, что она состоит под протекциею турков и платит им дань³²³. Правда, отрекается она от сего качества подданной и стороною забегала уже ко двору нашему с просьбою, чтобы ее навигация от неприятельской отличена была; Вы имеете по тому, если бы паче чаяния нужда заставила вас искать прибежища в портах сей Республики, сначала отозватся и обходится с ней дружелюбно, полагая, что она с своей стороны не отречется от допущения караблей Наших и от учинения им за деньги всякой потребной помочи, в противном же случае можете Вы оное себе по необходимости и силою доставить, трактуя тогда рагузския земли и кораблеплавание неприятельскими, по обыкновенным, однако ж, порядком между цивилизованными нациями, токмо чтобы сие сделано было с согласия графа Орлова.

Что касается до африканских в Средиземном море корсаров (privateers), выходящих из Туниса, Алжира и других мест, то хотя считаются они в турецком подданстве, однако ж, тем не меньше, оставляйте их на пути в покое, если только они сами вам пакостей делать не станут, и если опять не случится вам застать их в нападении на какое либо християнское судно, ибо тут, не разбирая нации, которой бы оно ни было, имеете вы их бить и христиан от плена освобождать, дозволяя и в прочем всем христианским судам протекцию Нашу, поколику они ею от Вас на проходе пользоваться могут.

Сверх сего, если вы во время крейсирования в неприятельских водах³²⁴ по каким-либо собственным Вашим усмотрениям за нужно найдете отозваться от себя манифестом или инако, как к тем варварским республикам для различения их флага от турецкаго, дабы Нам тем, естьли можно будет, ослабить силы неприятельския, в оном Вы как главнокомандующий эскадрою свободныя руки от Нас получаете.

Вот Вам точное и обстоятельное описание тех политических сопряжений и интересов, в коих Мы находимся относительно ко всем европейским державам. Оно долженствует Вас служить запасным правилом, как, где обходится и чего от кого ожидать.

Независимо от главнаго предмета порученной Вам экспедиции, которой выше сего точно изображен и имеет состоять в воспрепятствовании и пресечении всего в Царьград из Египта и других турецких мест подвоза хлебного пропитания, равно как и всей собственной турецкой и под турецким флагом производимой навигации и морской торговли, и котораго предмета лучшее исполнение предали Мы единственно и с полною доверенностию Вашей к Нам верности и Вашему в мореплавании дознанному искусству, отправляются с вами сухопутные войска и разные военные снаряды в подкрепление сухопутных операций Нашего генерал порутчика графа Орлова.

Прежде всего, надобно Вам будет старатся высадить те войска и снаряды на берег в назначенных к тому от онаго генерал порутчика местах, а именно: в Майне, что в Морее, а особливо в порте, называемом на карте Песно, а по тамошнему Маротонизи, почему и имеете вы по приближении вашем в Архипелагу немедленно искать тех мест.

Мы надеемся, что к тому времени будут в них уже находиться поверенные его графа Орлова люди для скорейшаго приема и людей, и тягостей; но из благоразумной осторожности, которой Вам никогда из глаз выпускать не должно, не оставите Вы однако ж в приближение ваше к назначенным для выгруски местам остановиться на некотором от них расстоянии, и искать наперед тем или другим образом прямо спознать и увериться, есль ли уж там поверенныя графа Орлова или другие какия от него посланныя службы Нашей офицеры, ибо как в сем случае и не будет Вам никакого более оставатся сумнения к безпечному входу в те места для высажения на берег войск и тягостей³²⁵.

Выше уже сказано, что адмирал Спиридов с эскадрою его назначен в подкрепление с морской стороны между Архипелагскими островами сухопутных операций Нашего генерала порутчика (в англ. версии: генерал-лейтенанта) графа Орлова, и хотя таким образом цель и намерение наше в его и вашей экспедициях весьма разны и одни от других нимало не зависимы, но тем не менее, обстоятельства дел, польза службы Нашей, которая обоим вам всегда равный предмет, и времянная иногда деликатность взаимных ваших позиций, требуя непрестанного между вами сношения, могут также в случаях нужды требовать и согласнаго вашего на время к одному концу действования, и взаимной друг другу помочи.

Мы твердо надеемся, что Вы во всем том сами собою ничего упускать не будете.

Равномерно не можем иметь ни малейшаго сомнения, чтоб и адмирал Спиридов не соответствовал Вам, как ему о сем по следующему здесь для известия и руководства Вашего экстракту инструкции его и точное повеление Наше дано.

В осмотре плавающих в неприятельских водах судов³²⁶, когда вы уже будете в действительном крейсировании к сему, по мнению Нашему, удобное место будет между Дарданеллами, имеете Вы поступать в разъсуждении всех неитральных нацей по общенародным правам и обыкновениям, а что касается до контрабанды, по точной силе Нашего с Англиею комерческаго трактата³²⁷, которой для Вашего сведения в печатном экземпляре при сем прилагается, конфискуя все то, что в оном оружием и военными снарядами имянно оглавлено и везется прямо к неприятелю, также и все ему собственно принадлежащее, но не забирая однако ж самых судов какой бы они христианской нации ни были, хотя турецких подданных, дабы инако не произвесть жалоб посторонних держав, ниже огорчать тех самых христиан, на освобождение и подкрепление которых подъемлим Мы толь великий подвиг, следовательно же, и не разделывать одною рукою то, что другою сооружаемо будет на твердой земле, ибо успех и поспешествование сухопутных операций почитаем мы, да и долженствуют они неотменно пребыть первым и главным предметом всех других предприятий, изключая токмо те, между ими роды и уезды, о коих от графа Орлова вам знать дано будет, потому что случится может, что и християнския под державою турецкою находящияся суда³²⁸ должны таковым же образом, как и неверныя, трактованы быть по мере их противных нам действий.

Суда же и товары магометан должны всегда добрыми призами почитаемы и как таковыя в пользу употребляемы быть.

В заключение всего вышеписаннаго объявляем Мы здесь последней, но в то же время и важнейшей пункт соизволений Наших.

Свойство экспедиции Вашей не таково, чтобы на разныя степени и обороты оной можно было предписать точныя положения, и для того, с одной стороны, с доверенностию на искусство и верность Вашу оставляя Вам совершенно свободныя руки действовать в порученной Вам части поисков над неприятелем по лутчему Вашему уразумению и, таким образом, как когда обстоятельства и самоличныя Ваши усмотрения позволять будут, хотим однако ж, с другой, определить здесь к будущему Вашему руководству одно генеральное: но, тем не менее, непременное и всем другим уважениям предшествующее правило.

В самом начале сей инструкции видели уже Вы, что главная всему нашему плану цель состоит в поднятии на турков подвластных им греческих и славянских народов, следовательно же, и долженствуют уступать оной первое место все другия побочныя предприятия, а как экспедиция ваша принадлежит натурально в число сих последних, первым же предметом есть и всегда долженствуют пребыть операции нашего генерал порутчика графа Орлова при подкреплении с моря эскадры адмирала Спиридова, которая единственно к тому назначена, то и можете вы из того далее заключать, что, когда ему с своей стороны в произведении главнаго предмета надобно будет по временам употреблять ласку, увещевания и другие скромныя способы, Вам, напротив, не надобно будет ничего такого предпринимать, чтобы его мерам сколько ни есть опорствовать и препятствовать могло. Мы в сем случае особливо разумеем всякое от Вас иногда где либо на твердой земле с берегу или же на котором либо из Архипелагских островов удобным и возможным усматриваемое скорое и сильное предприятие и покушения по опасению, дабы разным с двух сторон поведением там, где одинакому быть надобно, не умножать самим себе напрасных трудов и забот, и не остановлять сухопутных операций, чего ради и рекомендуем Вам единожды навсегда содержать с графом Орловым частое и точное сношение, дабы Вы его мерам по возможности содействовать могли, а особливо по незнанию видов его и положения дел на сухом пути не предприняли чего оным противнаго и предосудительнаго.

Употребление арматоров или корсаров противу мореплавания неприятеля, относясь к пользе и вреде от онаго происходящих к християнским народам тамошней стороны, потому самому и касается до тех мер и распоряжений, которыя от Нас поручены нашему генералу порутчику графу Орлову, а вследствие того по пункту действительнаго употребления оных и надобно Вам будет поступать и следовать по его советам и требованиям.

Для надежности корреспонденции Вашей с нами, с графом Орловым, с адмиралом Спиридовым и с поверенным в делах в Венеции маркизом Маруцием, которая неотменно требует сохранения непроницаемой тайны, прилагаются здесь цифирные ключи, кои Вы всегда в собственном Вашем хранении содержать имеете, не выпуская их из рук, как только для нужного употребления под собственными Вашими глазами.

Для исправления при Вас корреспонденции, дел и переводов повелели Мы Нашей Коллегии иностранных дел определить к Вам переводчика ея [с] аглинскаго и французскаго языков Джонсона Ньюмана, которому имеете Вы производить жалованья в год по шести сот рублев, да покуда он у вас пробудет, сверх онаго по пятидесяти рублев на месяц из вверенной вам суммы.

На чрезвычайные расходы определяем Мы Вам двести тысяч рублей (40 тысяч фунтов стерлингов), которые имеете Вы принять здесь на месте в червонных от Нашего генерала прокурора князя Вяземскаго, считая каждый червонной по 2 рубли и по 65 копеек³²⁹.

Употребление оных на нужные службы Нашей чрезвычайные расходы и содержание самых экипажей Мы вверяем с полною доверенностию Вашему собственному разбору и благоусмотрению, полагая твердо, что Вы, предпочитая всему и везде пользу дел Наших, будете в том руководствоваться Вашею верностию и разумною бережливостию.

Сверх того посылается еще с Вами в червонных же сто тысяч рублев в диспозицию Нашего генерал порутчика графа Орлова, которыя Вы ему по первому требованию отпустить имеете, или в случае, естьли Вы прежде сношения с графом Орловым соидитесь с адмиралом Спиридовым, то тогда все сии деньги для скорейшаго доставления отдать оному адмиралу.

Для известия Вашего прилагается здесь один экземпляр копии того манифеста, которой в турецких областях от графа Орлова в свое время публикован быть имеет³³⁰. А в прочем, испрашивая благословения Бога Вседержителя на предприемлемый Вами путь и на будущия Ваши военныя операции к славе флага Нашего, пребываем Мы Вам императорскою Нашею милостию благосклонны. Дан в Санкт Петербурге сентября 25 дня 1769 года.

Подписано: Екатерина

Redimé³³¹ граф Панин

Collationné avec l’Original ³³²Andre Nabocov ³³³

Вследствие короткого мемориала, который я некоторое время назад отправил императрице, выражая мое нежелание находиться под командованием вышестоящего офицера в службе или в противность моему договору, и чтобы удовлетворить меня в этой части, мне был дан следующий экстракт из инструкции адмиралу Спиридову вместе с самыми серьезными уверениями графа Панина от имени императрицы, что никто не будет мною командовать.

Экстракт из Инструкций, данных адмиралу Спиридову³³⁴:

По выступлении Вашем с эскадрою отправится отсюда другая [эскадра] в трех линейных кораблях и двух фрегатах под командою контр-адмирала Элфинстона. Он будет иметь повеление идти как наискорее к Дарданеллам и занять там в канале выгодную позицию для пресечения всего водяного в Царьград из Египта и других мест подвоза. Хотя таким образом цель экспедиции его будет совсем другая от порученнаго Вам предмета и общих Ваших с графом Орловым операций на твердой земле и в Архипелаге, однако, тем не менее, держась каждый из вас своего особливаго вида и не смешивая их вместе, взаимныя ваши действия могут поблизости быть друг другу не малую помочью и облегчением, чего ради и не оставите вы по востребованию обстоятельств содержать и производить между собою частное и полезное для дел Наших сношение.

Все теперь было закончено в Санкт-Петербурге, и я с моими сыновьями самым нежным образом попрощался с Его императорским высочеством великим князем и графом Паниным, который казался равным образом тронут при расставании. Я поднялся с деньгами на яхту, которая всегда ожидала меня для отъезда в Кронштадт, и немедленно приказал выплатить офицерам подаренную императрицей треть жалованья, чтобы у них была возможность ее потратить или оставить своим семьям. Это дало офицерам свежий пример моего внимания к их потребностям, тогда как адмирал Спиридов отплыл, не распределив денег, к великому страданию семей и кредиторов. Я разрешил определенному числу офицеров с каждого судна получить 48-часовую увольнительную, чтобы отправиться в Санкт-Петербург приобрести то, что им нужно.

10/21 октября³³⁵ мы отправились с рейда Кронштадта. Под моей командой были следующие корабли и прочие суда:

«Не Тронь Меня», на котором я имел свой флаг, капитан Хметевский — 66-пушечный — 512 человек команды.

«Саратов» — капитан Бешенцов, 66-пушечный, 512 чел.

«Тверь» — капитан Игнатьев, 66-пушечный, 512 чел.

«Надежда» — капитан Поливанов, 32-пушечный, 220 чел.

«Африка» — капитан Клеопин, 32-пушечный, 220 чел.

«Чичагов» — 14-пушечный, 60 чел.

«Св. Павел», пинк, используемый как транспортное судно, 6-пушечный, 25 чел.³³⁶

«The Providence and Nancy», английский транспорт.

Когда мы все, кроме «Твери», подняли паруса, форт острова Кроншлот и сторожевые корабли салютовали моему флагу одиннадцатью выстрелами, и мы ответили равным количеством. Я стоял только под марселем в ожидании «Твери», но обнаружив, что [корабль] «Тверь» не снялся, тоже повернулся против ветра, чтобы остановиться, и послал офицера на «Тверь» с приказом взять над ним команду, если он не поднимет паруса в 20 минут после того, как офицер вступит на борт. Это возымело должный эффект.

Мы шли под малыми парусами всю ночь и на следующий день в полдень прошли остров Гогланд. Ветер усилился, пошел очень густой снег, так что мы едва могли видеть конец бушприта, волны били прямо в правый борт так, что кормовая галерея была полна воды. В 10 часов ночи ветер переменился на северо-западный, и ночь была замечательно ясная. Мы были вынуждены остановиться, так как шведский берег был не более чем на румб от направления ветра (дажe при том, что у нас были взяты рифы марселей). В 12 часов все корабли были близко от нас, однако на следующее утро «Чичагов» и «Африка» с нами разлучились, и хотя ветер продолжал быть попутным, я не мог продвигаться при нем так же хорошо, как если бы эти корабли не исчезли. Не желая их покидать, я продолжал идти под малыми парусами, иногда поворачивая против ветра, в надежде в любой момент увидеть их. Из поведения остальных я понял, что и они бы разлучились, если бы могли.

Адмиралтейств-коллегия сообщила мне, что «Святослав» имел приказ присоединиться при острове Нарген, к которому я подошел близко, но и следа этого корабля не было видно, поэтому я поспешил продолжить мой поход, желая выйти из Финского залива, пока продолжал дуть попутный ветер, но мы едва вышли на 10 лиг из этого опасного залива, как ветер стал встречным, что заставило нас взять марсели, а фрегатам лавировать под нижними парусами.

13/24 [октября] я с трудом заставил один из их [российских] военных кораблей подойти ко мне. Это оказался корабль «Архангел»³³⁷, идущий в Ревель. Я приказал капитану поискать пропавшие корабли, а также «Святослав» и сообщить командору Баршу, капитану «Святослава», чтобы следовал за мною к Эльсинору, где он найдет следующие приказы, если я к этому времени уже уйду оттуда. На следующий день встречный ветер усилился и поднял волну выше, чем наши новички (freshwater sailors) когда-либо видели, у многих из них случилась морская болезнь. Офицеры не могли говорить ни о чем ином, кроме того, как сменить курс, и предлагали мне направиться в Ревель, но для этого нужно было вернуться назад в Финский залив, и я мало принимал во внимание их мольбы, однако они весьма скоро заставили меня изменить свое решение.

Незадолго до обеда мой капитан [С. П. Хметевский] поднялся снизу на квартердек с таким выражением лица, будто произошло что-то страшное — пожар был первым, что я мог себе вообразить (а рядом не было переводчика), однако мне сказали, что у корабля открылась течь и что в трюме 4 фута³³⁸ воды. Я приказал лейтенанту Макензи³³⁹ самому туда отправиться, измерить воду, и до того, как он вернулся, первый капитан-лейтенант Жемчужников (второй веселый толстяк, второй Фальстаф³⁴⁰) пришел, тяжело дыша и бранясь, с футштоком³⁴¹ и линейкой в руке. После его измерений оказалось, что в трюме было уже 65 дюймов воды; при двух работающих цепных помпах, когда Макензи измерил воду в трюме, то там было только 54 дюйма воды. В это самое время команда корабля вся была в растерянности, из рапорта, который мне сделали, я узнал, что один из подветренных пушечных портов открылся, что трюм полон воды и что на нижней палубе воды по колено³⁴². Времени на выяснение, так ли обстоит дело, не было, если была открыта крышка пушечного порта с подветренной стороны, поэтому я отдал приказ сменить курс или повернуть судно носом против ветра, чтобы вывести пушечный порт из воды, но капитан, или испугавшись, или по незнанию, или по обеим причинам, приказал отпустить фокашкот и держать гротшкот натянутым, соответственно нос корабля подняло ветром, он потерял управление и казалось, будто он залит водой. Я имел все основания так и думать по отчетам, что мне доставляли. В этот момент, хотя я уже был сильно обеспокоен, я услышал крик: «Пожар!» и, повернув голову, увидел языки пламени, вырывающиеся из трубы офицерской кают-компании, этот огонь почти поджег бизань-мачту, которую ставили, чтобы повернуть корабль. Все это усилило замешательство и помешало на время поворачивать корабль, что было сделано, как только пламя удалось погасить. Так как у нас не было времени дать сигнал приводиться к ветру, это теперь было сделано, и вскоре моя тревога улеглась, когда мне сказали, что все порты были задраены.

Я спросил моего капитана, кто ему сказал, что порт был открыт, на что он ответил, что не может сказать точно, кто это был из нижних чинов. Это было тем примечательней, что все время, когда мы думали, что потонем или сгорим, я ни разу не подумал о своих детях [двух сыновьях], до того момента, пока огонь не был потушен. Пока мы поворачивали и шли по ветру, я понял, что грот-мачта была готова завалиться набок из‐за слабого крепления, и поскольку течь быстро уменьшалась, я приказал повернуть корабль под ветер, чтобы защитить мачту, укрепив такелаж, намереваясь на следующий день еще предпринять попытку продолжить плавание, если ветер уменьшится. Как только корабль был остановлен и вода была помпами откачана, я обнаружил, что течи на нем нет, затем я дал приказ крепить такелаж фок — и грот-мачт, что, я думал, они должны были бы сделать для своей собственной безопасности, но, поднявшись на палубу через два часа и ожидая увидеть их за работой, к моему величайшему удивлению, я нашел вахтенных офицеров спокойно сидящими, так как этот случай, я предполагаю, наполнил их надеждой оказаться в безопасности в Ревеле на следующий день и закончить плавание. Я вызвал капитана, которому я отдавал приказы, но мне сказали, что он в постели, я спросил, почему они не крепят такелаж, на это они ответили, что собирались заняться этим при свете дня. Я послал за моим капитаном и, отчитав его, приказал зажечь огни, и не находя ни в ком подчинения, счел необходимым не ложиться до двух часов ночи, чтобы закончить с этим. Как раз в тот момент, когда ветер переменился на крепкий северный, к их большому разочарованию, я приказал дать сигнал к отправке и продвижению на всех парусах вперед в нашем плавании. При свете дня с нами оставался только «Саратов», и я предположил, что офицеры остальной части моей эскадры ожидали рассвета, чтобы подчиниться сигналу.

На следующий вечер мы увидели остров Готланд.

То ли из‐за последних неприятностей с кораблем, то ли из‐за плохо прикрепленной медной обшивки кирпичная кладка [печи] рассыпалась, так что бедные люди, промокшие и голодные, не могли получить горячего.

18 [октября] «Надежда» и транспорт «Providence & Nancy» присоединились к нам при Фальстербу, и 20‐го мы встали на якорь на рейде Эльсинора. Я послал своего секретаря в Копенгаген с письмами к графу Панину и генерал-майору Философову³⁴³, посланнику Ee величества при датском дворе. Письмо Философову было только повторением того, что описано выше с того момента, как я покинул Кронштадт³⁴⁴, но его сиятельству графу Панину я написал следующее:

«Не Тронь Меня». Эльсинор, 19/30 октября 1769 г.

Его сиятельству графу Панину³⁴⁵

Monseigneur,

Я льстил себя надеждой, что я прибуду сюда с небольшой эскадрой кораблей Ее императорского величества под моим командованием, но с сожалением сообщаю, что при мне в настоящее время только «Саратов», «Надежда» и английский транспорт. «Африка» и «Чичагов» разлучились с нами 11‐го ночью к западу от Гогланда при попутном ветре и хорошей ясной погоде. Было замечено, что «Чичагов» шел так же, как и «Не Тронь Меня», который шел всего лишь со взятыми рифами марселей.

Я, не меняя курса, ожидал их на следующий день до полудня, но не увидел их, не увидел я и никаких следов «Святослава». Я имел переговоры с новым кораблем Ее императорского величества № 1 из Архангельска и приказал его капитану высматривать «Святослав» и потерявшиеся корабли моей эскадры, и сообщить их капитанам, когда и где с нами встретиться. На следующий день вблизи Финского залива мы говорили с другим кораблем Ее императорского величества «Архангел» и дали ему те же приказы. Поскольку ветер был попутный, я думаю, они вскоре нагонят нас. Мы встретили сильный ветер от WSW, и после того, как у «Не Тронь Меня», судя по рапорту капитана, открылась течь, я отправился в 2 часа пополудни с флотом, но к девяти часам той же ночью уменьшилась вода до 30 дюймов. Ветер вскоре после этого переменился на крепкий северный, я направился к острову Готланд, чтобы продолжать плавание, но с этого времени я не видел ни «Тверь», ни «Св. Павел», однако предполагаю, что они не могут сильно отстать, так как шли хорошо и казались в хорошем состоянии.

Я как можно скорее хочу осмотреть «Не Тронь Меня» и заделать швы, чтобы привести его в состояние продолжить плавание, как только остальные суда смогут присоединиться ко мне, но из‐за того, что я должен взять «Святослав» под мое командование, я не знаю, как мне быть, если я буду вынужден его ожидать, если остальные суда моей эскадры присоединятся ко мне и я буду готов к отбытию. Как Ваше сиятельство мне говорили, если я встречу «Святослав», то должен только позаботиться о нем, но этот корабль не должен стать для меня никакой помехой. В этом случае я отважусь не ожидать его, если буду готов к отходу.

Я прошу дозволения обратить внимание Вашего сиятельства на то, что из‐за ветров и непогоды, которые были в течение нашего плавания, я не вижу никакой причины отставшим судам входить в порт. Мы при попутном ветре ожидали при Драго лоцманов и разрешения на заход в Копенгаген 36 часов³⁴⁶.

Я не могу не выразить удивления поведением моего капитана и главных офицеров «Не Тронь Меня», которые постоянно жалуются на то, что корабль прогнил и ветхий. Я имею честь передать Вашему сиятельству донесение от капитанов кораблей, которые находятся при мне, если следовать этому донесению, то этого было бы достаточно, чтобы положить конец всей экспедиции. Я также приложил мои собственные замечания против этого донесения³⁴⁷, которые, как я надеюсь, только докажут различие в наших желаниях: моем — двигаться вперед, а их — зимовать здесь.

Что-то действительно может быть отнесено на счет погоды и времени года, с которыми офицеры и матросы никогда не были знакомы* ([на поле приписано:] *они только заняты в крейсировании в разгар лета в течение месяца, и то в основном вынуждены стоять на якоре или приводя новые корабли из Архангельска, но тоже только в эту пору года, если ничего не произойдет, как случилось в этом году, и им только разрешают участвовать в четырех кампаниях*). Они испытывают большую нужду в плотниках для морских судов, чтобы следить за всеми частями корабля, особенно пушечными портами в плохую погоду, а это и было причиной течи и такого количества воды [в трюме]. Здесь же Ваше сиятельство получит отчет о состоянии кораблей Ее императорского величества, находящихся при мне.

Я прошу сделать мне честь заверить императрицу в том, что я буду выполнять ее приказы с величайшей быстротой и сделаю все, что в моих силах³⁴⁸.

Имею честь быть

Д. Э.

Господин Философов обратился к датскому министру за конопатчиками, и мастер-строитель и конопатчики были присланы в Эльсинор осмотреть корабли моей эскадры; они были англичанами³⁴⁹. Они доложили мне с изумлением, что течь на «Не Тронь Меня» происходила потому, что носовая часть корабля не была законопачена, что многие швы были покрыты смолой совсем без пакли и один новый кусок доски в 2 фута длиной был положен в носовую часть, но никогда не был законопачен.

Пока были наняты конопатчики, я дал указание на все корабли, которые следовали со мной, налиться водой и установить две дополнительные ручные помпы в носовом люке.

26 октября³⁵⁰ к нам присоединился Ее императорского величества транспортный пинк «Св. Павел», но не привез никаких сведений о потерявшихся судах. В тот же день я удостоился чести принимать нашего посланника его превосходительство господина Философова. Он почел своей обязанностью сделать выговор капитанам и офицерам за их малодушие. Никогда в жизни я не видел людей столь покорных, он говорил с ними в таком тоне, который их унижал, а они шутили, будто я не мог обходиться с ними так, как это бы делали их командиры³⁵¹. Я воспользовался возможностью написать графу Панину, обратившись к посланнику, чтобы он отправил письмо:

Его сиятельству графу Панину³⁵²

«Не Тронь Меня». Эльсинор 26 октября 1769 г.

Monseigneur,

С тех пор как я имел честь писать 19‐го числа настоящего месяца, мы были заняты конопаченьем «Не Тронь Меня», у которого некоторые носовые части вовсе не были законопачены перед тем, как он вышел из Кронштадта, как о том заявил датский мастер в присутствии г. Философова. Господин Философов по прибытии моем удостоил меня посещением и оказал огромную услугу, справедливо укоряя в особенности моего капитана.

Что касается плохого качества конопаченья всех кораблей или отсутствия его, я очень опасался это обнаружить, так как все, что было сделано с «Не Тронь Меня», было сделано плохо или вовсе в некоторых местах корабль не был конопачен, потому что все делалось кое-как и переделывалось, чтобы затянуть с нашим отправлением так, чтобы стало совсем поздно уходить, что почти и удалось.

Теперь капитаны говорят, что, когда они жаловались на дурное состояние или недостаток чего-либо, адмиралы Мордвинов и Назимов имели обыкновение угрожать им понижением по службе, что было слабым извинением, если оно было правдивым, так как они состояли под моим началом и я приказывал давать мне знать, как только они сталкиваются с препятствиями в исполнении их обязанностей.

Хотя я приказал, чтобы суда были снабжены провизией для известного числа людей на 6 месяцев, и определил число людей для каждого судна, однако на «Не Тронь Меня» людей больше, чем на «Саратове», на 50 человек, которые должны были войти в комплект корабля, именно в число 512 человек. Этот излишек притом на флагманском корабле с двойным количеством офицеров заставляет нас очень тесниться³⁵³.

Уже 9 дней, как мы стоим у Драго, не имея никаких сведений об остальных кораблях, а ввиду незначительности моих сил нельзя многого ожидать, уйдя без них. Если же они придут после моего ухода, то никогда отсюда не выйдут. Поэтому я рассуждаю, что лучше всего ждать до того, как я получу о них достоверные сведения.

Я с удовлетворением сообщаю Вашему сиятельству, что капитан «Надежды» нашел способы без посторонней помощи остановить свою предполагаемую течь, ему намекнули, что я не захочу, чтобы он рисковал жизнью, и если он изберет это, я позволю ему вернуться по суше и поставлю другого капитана, но он был в неуверенности, с каким приемом столкнется.

Имею честь оставаться и проч.

Д. Э.

Организовав все работы по экипировке и наливанию кораблей водой, я отправился в Копенгаген ожидать прибытия отставших кораблей или достоверных сведений о них³⁵⁴. Я был принят его превосходительством [Философовым], предоставившим мне с величайшей вежливостью и гостеприимством свой дом, лошадей, карету и слуг, чем я и мои сыновья воспользовались со всей душой, и он искал любого случая, чтобы наше время протекало наилучшим образом³⁵⁵. Я был представлен королю³⁵⁶, который принял меня и моих сыновей очень милостиво. Там нет обычая целовать руки. Камергер Его величества подошел ко мне и от имени короля пригласил к обеду, и когда дворцовый прием закончился, король, вдовствующая королева и принц³⁵⁷ удалились в большую комнату, где стоял подковообразный стол, накрытый на 30 кувертов. Знать и прочие, кто был при дворе, последовали за королевской семьей и оставались до тех пор, пока резчик мяса (carver) помогал королю, затем все поклонились и удалились, а те, кто был приглашен или имел право обедать за гофмейстерским столом, последовали в большой зал, где стоял стол, накрытый примерно на 60 кувертов для зарубежных министров, 50 вельмож и прочих. Такое происходит только по четвергам, которые считаются Приемными днями (Public Days)³⁵⁸.

Ее величество была нездорова и не присутствовала на официальном приеме, но она так пожелала увидеть своего «соотечественника»³⁵⁹ (если использовать выражение ее гофмейстера), что я и мои сыновья имели честь быть представленными королеве по ее приказу в 8 часов вечера. Когда она всемилостивейше приняла нас и мы имели честь поцеловать ее руку, она с удовольствием задала мне несколько вопросов о российском дворе; мы удалились через 10 или 15 минут.

В то время, пока был в Копенгагене, я вновь получил отменные знаки королевской благосклонности и имел честь танцевать на балу с фрейлиной третьей парой за королем и королевой. Бал был дан в честь дня рождения вдовствующей королевы³⁶⁰, и после бала я ужинал за одним столом с королевской семьей. Везде я имел военные почести, которые мне оказывали как главнокомандующему, но я не мог не заметить большого различия в великолепии дворов России и Дании, первый значительно превосходил по величию.

«Святослав» наконец прибыл, но лоцманы заявили, что ему нельзя идти дальше, так как не хватало глубины, чтобы провести его за буй. Настали морозы и вокруг было много льда, так что ситуация со «Святославом» действительно вызывала беспокойство, поскольку он находился в месте небезопасном. Вследствие этого через господина Философова я обратился за шлюпками, на которые можно было бы выгрузить с корабля бочки, облегчить корабль и привести его к такой осадке, какой требовали лоцманы. Это было разрешено. Я должен признаться, что они [т. е. датчане] никогда не отказывали в какой-либо помощи или в необходимых припасах, когда я об этом просил. Затем я написал графу Панину:

Копенгаген. 9/20 ноября 1769 г.³⁶¹

Monseigneur,

Я не имею того удовлетворения, с которым должен был бы донесть Вашему сиятельству о прибытии сюда «Святослава» и «Африки», если бы нашел, что первый в состоянии продолжить со мной поход. Но по нынешнему состоянию «Святослава» и по рапортам капитана я не могу подумать, чтобы подвергнуть жизни 700 человек подданных Ее императорского величества и столь преизрядный корабль опасности потопления; я того ж нахожусь мнения, о котором и представлял, когда я сначала помянутый корабль в Кронштадте видел, что на оном нет ни одного такого офицера, который бы был моряком, да и корма с оного не сбавлена, как я советовал, когда императрица сделала мне честь послать за мной в Царское Село, но корма и верхняя галерея корабля остаются столь же высоки, как и были, они только сняли верхнюю каюту³⁶², что никакой перемены не делает в высоте корабля, и между многими другими жалобами командор [Барш] предъявляет, что адмирал Нагаев заставил его отправиться с сотней пустых бочек, не дав возможности остаться, чтобы их наполнить водой, и отнюдь не хотел принимать от него никаких жалоб³⁶³. Что касается до такелажа, которого не хватает; бакштаги, которые держат стеньги, не больше, чем у английского фрегата; пушки на его средней и нижней палубах стоят так высоко, что ежели корабль будет раскачиваться, то из них будет невозможно ударить по врагу. Короче говоря, никогда не было корабля так плохо оснащенного: ни такелаж, ни паруса не подходят для корабля этого класса и величины, и также у меня есть основания предполагать, что на корабле слишком много чугунного балласта, который был положен бездумно. Как скоро помянутый корабль до 23 футов воды привесть можно будет³⁶⁴, то лоцманы обещают провести его в Эльсинор. Тогда я поднимусь на борт и испробую, можно ли будет с ним что-нибудь сделать, чтобы и его не оставлять позади, но и не рисковать моим плаванием с остальной частью эскадры.

[Фрегат] «Африка» потерял два якоря и 2 каната, его капитан рапортует, что новые канаты гнилы. Это обстоятельство меня встревожило в отношении всех кораблей*. [На поле приписано:] *Кабели были в большинстве сделаны по контракту, и таких не было на берегу, но русские кабели такелажа в целом хорошо сделаны*. Я прикажу дать на «Африку» один канат и один якорь с «Надежды». Потерю «Чичагова» не могу я чему-либо другому приписать, как крайнему небрежению, так как они наверняка видели курс, по которому мы шли, а если нет, то они видели Гогланд, или, если бы они непрестанно глубину свинцом измеряли, как и было должно, то и не могли бы сесть на мель у берега, с которого был ветер.

Его превосходительство господин Философов сообщил Вам о полученных им из Швеции известиях, что «Тверь» находится в бедствии у Гогланда. С самого начала нашего похода этот корабль всегда держался от нас на большой дистанции, а также не принимал во внимание мои сигналы, однажды я вынужден был даже дважды выстрелить в его сторону*, но так как он был вне досягаемости и наступала ночь, они не обратили на это внимания. [На поле приписано:] *Капитан не стерпел бы, чтобы стреляли по своему кораблю, пока я сам этого не сделал, и они все всплеснули руками, поразившись и крестясь, что я мог палить по их собственному кораблю*.

Я весьма расстроен из‐за положения со «Святославом» и позора, который российские военно-морские силы могут иметь в иноземном порту. Если я оставлю «Святослав» здесь, то, как сказал мне командор, когда поднимался вчера на борт, он будет протестовать против того, чтобы отправляться самостоятельно. Если бы время года позволяло ему вернуться, я бы не колебался ни минуты и дал бы ему приказ возвращаться в Ревель, однако я не могу и подумать потерять первую благоприятную возможность отправиться с теми кораблями, что при мне, или отдаться на волю случая и быть остановленным льдами, если «Святослав» потребует много времени для налития водой и оснащения. На нем нужно заполнить 300 бочек водой, и я оставлю на нем толкового лоцмана с таким приказанием, чтобы он следовал за мной к Портсмуту или Плимуту и привел бы к тому порту в Великобритании, о котором услышат, что я в этом британском порту. Но если нет [т. е. если сведений о пребывании Элфинстона в Британии командор Барш не получит], то продолжит следование до Гибралтара для получения дальнейших приказов.

Имею честь оставаться с величайшим почтением

Д. Э.

Пока на «Святославе» были заняты разгрузкой, чтобы привести корабль к требуемой осадке, командор [Барш], недовольный выговором о плохом состоянии корабля и его неготовности следовать далее в поход, отправил мне рапорт и длинный список необходимых снастей и припасов, часть которых, в особенности грот, нельзя было не доставить. Я был удивлен, что новый корабль был отправлен в море без хороших парусов, особенно из страны, где делают лучшую парусину. Я предполагаю, что императрицу, как и всех других правителей, обманывали, утверждая, что у них ничего нет в запасе ни в Кронштадте, ни в Ревеле. Времени, чтобы достать хорошие паруса, сшитые на датских верфях, не было. А потому я нашел нижние прямые паруса 90-пушечного корабля и уменьшил их до размеров, пригодных для «Святослава», но после того, как он был облегчен до нужной осадки, ветер не позволял ему пройти к Эльсинору до 23 ноября/4 декабря.

У меня было 300 водяных бочек для того, чтобы погрузить на «Святослав» его припасы и прочее; все нужно было переместить, и в этом мне очень помогли датчане.

Пока я был в Копенгагене, моя эскадра благополучно перенесла крепкий ветер, но я получил сообщение, что «Не Тронь Меня» 14 раз ударился в это время о грунт, что он сорвался с одного якоря и на нем разбили другой. Теперь я думал, что я напрасно боролся с судьбой и что экспедиция закончится [или задержится] по меньшей мере до весны. У меня уже не было иных мыслей, только бы зазимовать в Эльсиноре и поставить «Не Тронь Меня» со временем в док.

В соответствии с этим я просил через его превосходительство господина Философова разрешения поставить «Не Тронь Меня» в док, а остальную часть моей эскадры — ввести внутрь боновых заграждений, где стояли датские военные корабли, чтобы защититься ото льда. На это мне не только было дано разрешение, но были назначены даже казармы для размещения корабельных команд, так как на судах нельзя было организовать для них камбузов, пока они находились внутри бассейна с боновыми заграждениями. Когда все это было улажено, я поспешил в Эльсинор и тем самым спас якорный трос, который был спущен. Я приказал выдать запасной якорь. Русские всегда возят в трюме запасной становой якорь и на один канат больше, чем англичане или, возможно, любая другая нация. Они в этом действительно нуждаются, так как если бывает крепкий ветер или во время приливов и отливов никогда не снимают свои реи и стеньги или не опускают брам-реи. Они готовы потерять все свои якоря и совершенно незнакомы с принципами безопасной швартовки кораблей. Вода не поднимается и не опускается в их морях.

Мой капитан и офицеры, а также мой секретарь пришли ко мне с вытянутыми лицами и, крестясь, молили Бога ради, чтобы я не рисковал жизнями стольких людей, так как было невозможно безопасно продолжать путь, пока днище корабля не будет осмотрено, а это можно было сделать только в доке. Находя, что корабль не стал ничуть слабее, чем он был до галса [до ветра и волнения], я заподозрил, что это был их обычный трюк, но в то же время и мой секретарь объявил, что его [от ударов корабля днищем о грунт] дважды сбрасывало со стула. Я мог прекратить их жалобы и подавить их страхи, только убедив, что, если я доверяю кораблю свою жизнь и жизни двоих моих сыновей, они не имеют причин бояться. Это уменьшило их страх, так как они предполагали, что я пойду на другом корабле, однако они меня не убедили в том, что корабль действительно ударился о грунт³⁶⁵, так как он стоял на глубине большей на 11 футов, чем он имел осадку, у него был глухой кормовой подзор и он имел очень низкую осадку по корме, поэтому я подумал, что море било по его подзору. Когда сильно ударяет волна, то корабль сотрясается и возникает ощущение, как будто судно ударяется о дно, ибо, если бы корабль ударился о дно, его руль бы повредился или разрушился из‐за большого веса и лет, прошедших в переходах по Балтике³⁶⁶. Я утвердился в своем мнении, когда ветер поменялся и большая волна захлестнула корабль с кормы, как это было, когда он и раньше стоял на якоре. Лица всех на квартердеке казались бледными, и шкипер (master) тотчас бросил за борт диплот [свинец на лотлине]. Я спросил, зачем они бросили лот, ибо никогда не слышал о каком-либо промере глубин, производимом в этой части гавани. Они ответили, что это потому, что корабль ударился о дно. Затем я спросил, был ли этот удар такой же, как они почувствовали при Эльсиноре, они подтвердили, что удар был похож, однако они были убеждены, что теперь они не ударились. Для меня это стало удачным обстоятельством, так как я намеревался на основании сказанного обследовать дно корабля, когда мы доберемся до Англии.

Корабли были набиты людьми. Естественная медлительность и невежество людей, не привыкших к сырости, привели к тому, что на большинстве кораблей, особенно на «Саратове» и «Святославе», стали распространяться болезни. Я рассудил, что причиной болезней было то, что люди пили свою норму водки, не смешивая водку с водой, а мешать воду со столь плохим и жгучим спиртом они не хотели. Их паек состоит из трех глотков (drams) в день, то есть около чарки каждому. Первый раз им дают выпить рано утром, остальное в полдень и вечером. Также у них нет хороших лекарей, а те, что есть, в большинстве своем немцы, не приспособленные к морю, лекарств на судах совсем мало. С самого начала, как мы пришли в Эльсинор, я сделал так, чтобы людей обеспечивали свежим мясом, которое давали в похлебках, и купил много рома, заплатив меньше, чем три с половиной золотых [гульдена].

Ром я распределил на каждый корабль, приказав смешивать его с водой в той же пропорции, как на английском флоте, и чтобы пили его перед обедом и вечером. Они приняли это не без труда, да и то поначалу только больные, здоровые же настаивали на своем глотке утром. Для того чтобы усмирить их и заставить их полюбить английский грог, я приказал, чтобы они получали свой глоток утром в дополнение к грогу, но только те, кто выполнял свои обязанности³⁶⁷.

У меня еще были помехи, которые нужно было устранить, — жалобы всех английских лоцманов. Они заявили, что не возьмутся за управление кораблем, если не будут предприняты меры, чтобы заставить русских офицеров слушаться их приказов и, когда необходимо, ставить и уменьшать паруса, так как они не хотят отвечать за последствия. Чтобы объяснить это — а русские не обращают никакого внимания на дисциплину, когда кораблю и их жизням что-то угрожает, а вахтенный офицер ночью не сделает даже малейшей перемены и добавления парусов, не сообщив капитан-лейтенанту, которому полагалось дожидаться сигналов и обо всем давать отчет капитану, отправляя каждое утро письменный рапорт, — я приказал дать сигнал [съехаться] всем капитанам и объяснил им суть навигации. Им следовало принимать с величайшим вниманием все, чего требуют лоцманы, и немедленно это исполнять; что лоцманы несут ответственность за корабли и на них ложится вся вина в случае беды, но эту ответственность они на себя не возьмут, если их требования не будут исполняться наискорейшим образом.

[Приказ, касающийся исполнения требований лоцманов]³⁶⁸:

От контр-адмирала Джона Элфинстона при мысе Колл [в проливе Зунд]

Понеже безопасность караблей Ее императорскаго величества в морях, им итить назначенных, зависит от немедлителнаго исполнения лоцмановых приказов, на общаи объявлении сперьво вышнему офицеру не взирая, того ради сим велено вам немедленно исполнять всякой лоцмановой приказ, касающися до отправления их должности, как то при убавлении или прибавлении парусов, а особливо при снятии и лежании на якорь; в сем приказе ни вам, ниже офицерам вашим не быть ослушным, ибо при первом пренебрежении или отказе преступающий офицер наказан будет примернейшим образом и в первом порте без мундира выслан на берег будет.

Всем командующим кораблей 1/[12] декабря 1770 г.

Дано на борту корабля Ее императорского величества «Не Тронь Меня»

Д. Э.

По приказу адмирала [перевел] Д. Ньюман

Но вернемся к прибывшему в Эльсинор «Святославу». Это случилось на именины императрицы³⁶⁹, и по этому случаю мои корабли были украшены флагами, и с каждого корабля салютовали по 21 выстрелу. Капитаны и командный состав сухопутных сил обедали со мной.

Все шлюпки были отправлены для того, чтобы пополнить запас воды на «Святославе». Трудности сначала обнаружились потому, что команды на берегу напились пьяны, а офицеры по небрежению думали, что ниже их достоинства выполнять подобные обязанности.

Поэтому я выпустил следующий приказ³⁷⁰:

От Его превосходительства контр-адмирала Элфинстона

Когда корабли Ее императорскаго величества под моею командою в каком-нибудь порте или рейде на якоре будут, естли сигнал делан будет, чтоб на двух якорях стать, то сим велено вам на обеих якорях стать с целым канатом, по обеим сторонам привязать же вам стенинтрепы³⁷¹ ваши наготове, чтоб в готовности быть в день или ночью опустить реи и марзы; точно примечать, как что делается на том корабле, на котором флагман находится, и по тому поступать, и вам поднять на корабль все боты и прочия мелкия суда всякой ночь прежде, как темно бывает, выключая того судно, которое дозором ходить имеет, велить вам людям вашим проворно и скоро суда поднять на корабль, а не ленивым образом по прежнему им тому талью всю по надлежащему изготавливать; во всех прочих случаях сохранить вам боты и суда ваши от худой погоды, ибо ежели от вашего несмотрения им что вредительно приключится, то на вас взыскано будет платежом; всегда, будучи в чюжих местах для налития водою, послать лейтенанта с людьми на берег, чтоб та должность по надлежащему отправлена была и чтобы мичманы и ундер-офицеры и матрозы не шатались по местам, оставя свою должность, и чтоб они, не дозволено были итить в домах, где крепких вод продается, ибо ежели люди в чюжих местах учинят какие нибудь непорядки, то на того лейтенанта взыщется, под чею командою они тогда находились, а старшему лейтенанту смотреть, чтоб прочия должность по сему свою исполняли.

Подписано на корабле Ее величества «Не Тронь Меня»

26 ноября 1769 г.

Д. Э.

По приказу адмирала перевел Джонсон Ньюман.

Всем капитанам кораблей и прочих судов Ее императорского величества.

«Не Тронь Меня». Эльсинор 25 ноября/5 декабря 1769 г.

Его превосходительству господину Философову.

С того момента, как я имел честь Вам писать, я получил ряд требований от командора Барша, большинство из которых просты в исполнении, кроме одного, касающегося двух кат-блоков³⁷², которых я не могу здесь достать. Их можно получить, если Ваше превосходительство соизволит попросить их в датском адмиралтействе. Они должны быть такого же размера, как на 90-пушечный корабль. Если Ваше превосходительство соизволит послать к капитану [sic!] Элфинстону³⁷³, он объяснит, какими они должны быть. Я милостиво прошу Вас переслать его сиятельству графу Панину письмо с ближайшей почтой. Имею честь оставаться и проч.

Д. Э.

Его сиятельству графу Панину

«Не Тронь Меня». Эльсинор, 26 ноября/6 декабря 1769 г.³⁷⁴

Monseigneur,

Имею честь известить Ваше сиятельство, что «Святослав» наконец попал ко мне, это случилось на здешнем рейде вчера вечером. Я наблюдал за его ходом, и мне он вовсе не показался валким, как о том постоянно сообщалось. Несмотря на то что 300 [в изданном варианте: 370] из находящихся на нем водяных бочек были пусты.

Я сделаю все возможное, дабы скорейшим образом налить его водой. С ожидаемой мною помощью датского адмиралтейства я надеюсь подготовить его за несколько дней, чтобы воспользоваться первым благоприятным ветром и не потерять времени, так как английские торговые суда были задержаны здесь противными ветрами на 25 дней.

Во время сильнаго ветра в тот день, когда я имел честь извещать Ваше сиятельство, морская волна поднялась так сильно, что «Не Тронь Меня», согласно рапортам ее капитана, 14 раз ударялся о грунт, пока стоял на якоре, поставить его в док невозможно, разве что оставив здесь зимовать, но покуда корабль не имеет вовсе течи, я надеюсь, что и не случилось сильного повреждения, о котором доносят.

Я надеюсь вскоре на попутный ветер, с которым мы войдем в Ла-Манш. На эскадре, кроме «Саратова» и «Святослава», состояние людей в настоящее время сносное, а на «Святославе» уже похоронили 17 человек. На «Не Тронь Меня» только один человек умер вследствие болезни, и один утонул, желая спасти датскую шлюпку с брантвахтенного судна³⁷⁵.

Имею честь оставаться

Д. Э.

Его превосходительству генерал-майору Философову

«Не Тронь Меня» 1/12 декабря 1769 г.

После отъезда Вашего превосходительства из Эльсинора не прошло и часа, как я спустился на берег, чтобы повыгонять народ из лавок со спиртным, которые оказались так близко от мест забора воды, что стали для людей сильным искушением. Командор Барш отправил мне рапорт о том, что у него имеется не более 174 наполненных [водой] бочек, это меня удивило, так как Вашему превосходительству в субботу он говорил, что у него есть 200 бочек. Пока ветер попутный, я приказал продолжить наливаться водой только этот день и поднять все на борт, имея воды из расчета по две кварты на человека, что на этот сезон будет достаточно, а пустующие бочки все наполнить соленой водой.

Флот снимается с якоря. Я сказал всем своим капитанам, что я, безусловно, отхожу завтра, если Бог даст и ветер не переменится, но должен дождаться, пока прибудет мистер Гордон³⁷⁶, лоцман «Святослава», так как без него обойтись невозможно. Зная обо всех стараниях, которые Ваше превосходительство выказали, и при попутном ветре Вы, наверное, его уже выслали. Я послал капитан-лейтенанта Козлянинова с приказом вернуться на корабли всем шлюпкам, нагруженными или пустыми.

Дружба, которой Ваше превосходительство меня вдохновили, будет, я надеюсь, сохраняться до нашей смерти. Большая спешка, в которой мы пребываем, боюсь, не позволит мне писать столько, сколько я бы желал писать для уведомления Ее императорского величества, но, как Вы знаете до некоторой степени ситуацию с моей эскадрой, я молю Ваше превосходительство сообщить все, что Вы сочтете необходимым, чем я уже премного Вам, сэр, обязан. Пребываю весьма обязанным

Ваш

Д. Э.

Его сиятельству графу Панину

«Не Тронь Меня». Эльсинор 1/12 декабря 1769 г. [в оригинале ошибочно: 1770 г.]

Наконец ветер, слава Богу, стал попутным, и я должен был сняться прошлой ночью, но железные [кузнечные] работы, которые выполняли для починки «Святослава», не были завершены, и половины бочек с водой не было на борту. Я перешил датские паруса и его [«Святослава»] собственные, которые в этом нуждались. Я привел корабль в настолько приличное состояние, насколько позволило нынешнее наше положение. Я надеюсь, что он безопасно придет в один из портов Великобритании.

Я принял англичанина, капитана датского Вест-Индского корабля. Этого человека хорошо рекомендуют, он вырос на британском флоте, его имя Гордон. Он взялся провести «Святослав» в Англию и оттуда в Средиземноморье. Он жаждет стать офицером на службе Ее императорскому величеству, ему назначено жалованье, как у лоцмана, я соответственно присвоил ему ранг лейтенанта в надежде получить на это апробацию императрицы, чтобы он мог командовать нашими младшими по чину офицерами и матросами. Я нахожу абсолютно необходимым, чтобы по одному столь же способному человеку было на каждом корабле на случай разлучения с эскадрой, так как из того, что я видел, [у нас] нет офицеров, способных вести корабли в назначенные места, не смогут они продолжать следовать и без хороших лоцманов³⁷⁷.

Так как я близко к сердцу принимаю службу Ее императорскому величеству, я надеюсь, что этот и любой другой шкипер, которого я смогу взять, будет одобрен императрицей. Если попутный ветер продолжится, я надеюсь иметь полное удовлетворение сообщить Вашему сиятельству о моем прибытии в Портсмут или Плимут, где в одном из этих портов я намерен разгрузить «Святослав» и привести его и все прочие суда в наилучшее состояние.

«Святослав» доставил мне много больше тревог и неприятностей, нежели все прочие суда эскадры, но так как я знал, насколько Ее императорское величество желала, чтобы «Святослав» шел с нами и не был оставлен позади, я полностью вознагражден, чувствуя удовлетворение от возможности следовать малейшим пожеланиям и приказаниям императрицы. Имею честь оставаться

Д. Э.

PS Я имею честь сообщить Вашему сиятельству, что с большими трудностями я провел эскадру Ее величества, отойдя на три лиги ниже замка в Эльсиноре.

В полдень был дан сигнал сниматься, забрать всех с берега и, если возможно, принять на борт ниже замка Эльсинор. Имея много доказательств нежелания командора следовать дальше, я послал ему приказ встать под паруса, не ожидая моего отправления, так как хотел видеть все корабли под парусами и замыкать эскадру. Он два часа стоял, изготовившись, но не отходил, между тем приближалась ночь. Я послал капитан-лейтенанта Козлянинова сообщить ему, что, если он тотчас не встанет под паруса, у меня есть на баке две длинные медные 9-фунтовые пушки, и я буду в него стрелять до тех пор, пока он не встанет под паруса. Послание имело должный эффект, и в тот момент, когда они проходили мимо нас, мы тоже подняли паруса. Мы салютовали замку Кроненберг на шведском берегу семью выстрелами, и они ответили тем же количеством, но не вывесили никаких флагов. В 5 часов пополудни мы встали на якорь в трех лигах ниже Эльсинорского замка, но не простояли и получаса, как ветер изменился, что могло бы положить конец экспедиции. Почти месяц назад мне сказали, что ветер может утянуть меня ниже замка, в это время лед пришел из Балтики и потянул два датских Ост-Индских корабля в море, а два фрегата вынесло на шведский берег, так что было положено много средств и трудов, чтобы их стянуть оттуда. Погода ухудшалась, и лоцманы советовали мне сниматься и бросить якорь ближе к замку, что мы и сделали.

«Не Тронь Меня», под замком Эльсинор, 1/12 декабря 1769 г.

Его превосходительству господину Философову.

У меня появилось немного времени, чтобы только сообщить Вашему превосходительству, что вчера мы подняли паруса и, чтобы не ожидать более, поставили моего мастера и лоцмана на «Святослав». Я приказал мистеру Уэстли³⁷⁸, чтобы в том случае, если днем не прибудет мистер Гордон, «Африка» [шла] без лоцмана. Ветер, как я надеюсь, продолжит дуть с востока при полной луне. С большими трудностями я смог заставить «Святослав» двинуться.

Да благословит Вас Бог, мой дорогой генерал

Ваш Д. Э.

Мы продолжали ожидать ветра, с которым должны были пройти очень опасный пролив Каттегат при длинной ночи с неумелыми рулевыми (navigators), однако мистер Гордон поднялся на борт «Святослава», а другой лоцман вернулся на «Африку», и 6/17 декабря мы снялись при очень легком бризе — «Не Тронь Меня», «Святослав», «Саратов», «Африка», «Надежда», пинк «Св. Павел», транспорт «Providence & Nancy». Течение нам сопутствовало. В 3 часа пополудни уменьшили паруса, чтобы «Святослав» мог нас догнать, что он сделал только к темноте, когда я продолжал следовать под малыми парусами, чтобы пройти через Каттегат. Я назначил двум моим фрегатам идти по сторонам [от меня], а пинку «Св. Павел» справа впереди, чтобы высматривать огни, но они были совершенно бесполезны, не держали своих постов, предпочтя, чтобы их адмирал первым сел на мель. Однако мы все прошли благополучно и к шести утра увидели первые лучи прямо с подветренной стороны. Наш попутный ветер поставил нас в очень опасное положение, так как у нас было очень мало места для маневра и едва ли 5 часов светлого времени (из 24 часов!). С 7‐го до 12/23 [декабря] мы продолжали маневрировать к наветренной стороне между Сконе и берегом Норвегии, не продвигаясь вперед ни на дюйм, в связи с тем, что на «Святославе» плохо управляли кораблем при боковом ветре и это заставляло меня каждый вечер возвращаться на 2/3 лиги из опасения потерять его, так как мне казалось, что командор может ускользнуть от меня, чтобы остаться зимовать в Норвегии. Я и сам желал бы оказаться с моей эскадрой в каком-нибудь безопасном порту и взял лоцмана с собой, но «Святослав» не смог бы пристать при таком встречном ветре ни в одном порту.

13/24 ночью мы потеряли «Святослав» из вида, хотя до него от нас не было и мили. Когда мы повернули на фордевинд после сигнала, что с северо-востока идет попутный ветер с мокрым снегом, мы взяли рифы марселей, следуя вдоль побережья Норвегии, и в полдень берег был виден, а ветер ослаб и сильные волны пошли с северо-запада. В 2 часа пополудни [фрегат] «Африка» подал сигнал бедствия и свернул все паруса. Я тотчас устремился ему на помощь, но из‐за продолжающихся переменных ветров и волны, брасавшей нас в разные стороны, мы смогли говорить с «Африкой» только к пяти часам. Из переговоров мы узнали, что они сломали румпель в оголовке руля, но раздобыли другой и будут готовы следовать за нами. Ветер стал восточным. Раз в час давая пушечный выстрел, я шел на малых парусах и в половине восьмого утра увидел берег Ютландии, чего мы не ожидали. Это могло произойти из‐за течений или из‐за того, что мы шли на таких малых парусах. Я продолжал давать сигналы, чтобы остальные прибавили парусов, но бесполезно. Я был весьма раздражен таким поведением — мне пришлось гнать их перед собой, как стадо баранов. Поэтому я дал сигнал всем двигаться вперед и сказал им, когда они проходили мимо, что если кто-нибудь из них от меня отстанет, то они могут пенять на себя, когда я стану по ним палить из пушки. Ветер крепчал, и мы спустили наш грот и марсели (что удивило русских, так как они думали, что можно только брать паруса на гитовы) и оставили только фок поднятым; при скорости 7 миль в час мы шли при очень густом снеге. Когда мы спустили наши марсели, все корабли были видны достаточно близко. При свете дня мы видели всех, за исключением английского транспорта; взятые на гитовы, их марсели рвались в клочья.

В 8 утра мы услышали два пушечных выстрела, палили прямо за нами, и это был сигнал о том, что открылась течь. Течь обнаружилась на «Саратове», шедшем с нижними прямыми парусами и с марселями на гитовых. Мы не могли никак им помочь, так как дул сильный ветер, а с таким количеством распущенных парусов они шли вровень с нами. Когда они увидели, что мы не сократили наши паруса и не замедлили ход, они также развернули фок. Снег был настолько густой, что наши палубы и кормовая часть корабля были им полны, и из‐за этого палубы были такими скользкими, что даже лучший моряк не мог удержаться на ногах. Бедные кирасиры выписывали забавные фигуры, в своих длинных плащах они перекатывались с одной стороны палубы на другую; так как из‐за большого веса артиллерии и припасов корабль очень сильно качало и в подошвах волн он скрипел, нужно было установить грот.

Снег усиливался, в полдень мы потеряли из вида все наши корабли. Мы палили из пушки каждые полчаса, ветер и море все сильнее бушевали, и мы зачерпывали довольно много воды, что заставляло все время держать помпы в работе. На следующее утро ветер переменился на южный, когда мы стояли в направлении на северо-восток в надежде найти хоть часть эскадры. Мы остановились на 3 часа, чтобы крепить такелаж.

15/26 декабря был сильный ветер с SbW, и через несколько часов все стихло, корабль лежал никак не управляемый, eго кормовой подзор сильно и часто ударялся о волну. Офицеры и матросы поняли теперь разницу между тем, как корабль ударяется о грунт и о волну, и признали, что это похоже на то, что было в Эльсиноре.

Мы продолжали палить ночью из пушки, а наутро увидели впереди парус корабля, у них слышали выстрелы наших пушек, а когда они заметили нас, то легли в дрейф. Приблизившись, мы поняли, что то был [фрегат] «Африка». Они нам сказали со шлюпки, что из‐за поломки руля все их хлебные запасы испортились [вероятно, вымокли]. Мы держались вместе до 18/29 [декабря]. В полдень перед нами открылся залив Леостофт³⁷⁹, и мы тотчас же подняли паруса в надежде увидеть землю, что и случилось через несколько минут после захода солнца. Мы уменьшили паруса и до шести шли по направлению к берегу, потом легли в дрейф, чтобы дождаться «Африку», и этот фрегат мог бы к нам присоединиться. В 10 вечера я приказал сделать сигнал ставить паруса и повернуться другим бортом под ветер, думая, что мне ответят пушкой на мой сигнал. Я часто посылал узнать причину, почему не было сигнала. Мне отвечали, что скоро все будет сделано, однако прежде чем выстрелили, прошли 50 минут, и это было причиной того, что [фрегат] «Африка» потерял нас из вида.

Я был так недоволен поведением моего капитана, который продолжал жаловаться на гнилость корабля, часто приносил мне куски гнилого дерева в руках, показывая его офицерам и матросам, он также мешал выполнению всяческих обязанностей, поэтому то, что не были даны сигналы, случилось по его небрежению. Я приказал ему прекратить исполнение обязанностей капитана до момента, когда корабль прибудет в порт, он выслушал это с величайшим спокойствием, только попросил разрешения поблагодарить меня. Сделав это, он отправился спать, думая, что ему посчастливилось освободиться от своих обязанностей³⁸⁰.

На следующее утро «Африки» уже не было видно³⁸¹. В 3 часа пополудни мы были вблизи Дувра и легли в дрейф, чтобы к нам могла подойти лодка, с которой я отправил письмо его превосх. господину Мусину-Пушкину³⁸², чтобы сообщить ему о своем прибытии и о том, что я разлучился с эскадрой и что я должен как можно скорее прибыть в Плимут, который был назначен местом рандеву эскадры на случай разлучения.

При попутном ветре мы проследовали через пролив и на следующий день были рядом с Бичи-Хед³⁸³, а день спустя увидели остров Уайт. Ветер переменился на западный. Я попробовал идти к Спитхеду, но ветер поменялся на северо-восточный, я сделал еще попытку направиться в Плимут и дошел до Портленда, когда ветер опять поменялся и начал дуть на WSW. Мы дрейфовали всю ночь, и на следующее утро ушли к острову Уайт. В 8 утра увидели мыс Данноуз³⁸⁴ на расстоянии от нас в 5 лиг. В 6 вечера того же дня мы встали на якоре в Спитхеде.

21/1 января 1770 г. На следующее утро я как раз собирался спуститься на берег и ожидать адмирала, когда капитан английского военного корабля встал почти у моего борта, я вышел на мостик, когда офицер заговорил со мной и сказал, что он прибыл сообщить мне, что адмирала нет в Спитхеде, но что он оставил приказы обращаться с нами со всем почтением так, как с его военными кораблями, он также хотел узнать, собираюсь ли я салютовать. Я ответил, что я собирался сойти на берег выразить свое почтение командующему офицеру и договориться о количестве выстрелов [салюта], которые должен получить в ответ. Капитан Филдинг ответил, что согласно отданным приказам надо отвечать на 2 выстрела меньше. Я повторил его слова: «на два выстрела меньше», и капитан Филдинг ответил: «Да, на два выстрела меньше». С самого начала я пригласил его подняться на борт*, ([на поле приписано:] *намереваясь салютовать ему как капитану девятью выстрелами*), но он вежливо отказался, так как считал, что это задержит мой спуск на берег. Он увидел мою шлюпку, которую я приказал привязать к кораблю.

В соответствии с моей инструкцией я спустил свой флаг, как только мы вошли в Северные моря (N. seas) и корабли моей эскадры также спустили вымпелы.

Я поэтому имел установленными только флаг (еnsign) и гюйс. Я тотчас же приказал, чтобы, как только корабль разблокирует мой бот, салютовать вице-адмиральскому флагу 13 выстрелами, что и было сделано, а в ответ были выпущены 11.

Как только я спустился на берег, я отправил следующее письмо его превосходительству Мусину-Пушкину:

«Не Тронь Меня», Спитхед, 22/2 января 1770 г.

Сэр,

Ветер, на котором мы понеслись после Дувра, продолжался не достаточно долго, чтобы можно было достичь Плимута, поэтому мы вернулись к этому порту [якорной стоянке Спитхед] прошлой ночью, и я опасаюсь, что нам будет необходимо войти в гавань, чтобы осмотреть днище корабля. Офицеры и нижние чины все еще предполагают, что корабль действительно ударялся о песчаное дно при Эльсиноре, это противоречит моему мнению, но, если что-то серьезное произойдет по другой причине, винить будут меня. Так как, по всей видимости, нам придется ждать остальных судов эскадры, это можно сделать без потери времени. Кроме того, если «Святослав» прибудет, на нем необходимо будет разгрузить чугунный балласт и переместить его по моим указаниям, чтобы он лучше шел под парусами. Я с сожалением сообщаю Вашему превосходительству, что поведение офицеров, не обращающих внимания на сигналы и не имеющих должных навыков, является единственной причиной того, что со мной не пришла оставшаяся часть эскадры. Я надеюсь, что существует возможность отправить больных в госпиталь Хаслер³⁸⁵ для того, чтобы проветрить корабли, привести их в порядок и содержать их в чистоте, так как на борту находится на 150 человек больше, чем положено по комплекту, не говоря о значительном числе сухопутных офицеров с багажом, седлами и личным снаряжением кирасиров.

Имею честь оставаться

Д. Э.

Переведено³⁸⁶.

На третий день после моего прибытия появился русский курьер, посланный в Плимут и ожидавший, что я прибуду туда. Он привез мне пакет со следующим письмом от его сиятельства графа Панина:

Санкт-Петербург. 20 ноября/1 декабря 1769 г. ³⁸⁷

Я получил, сэр, оба письма, которые Вы удостоили меня честью написать из Эльсинора 19 и 26 прошлого месяца. Я представил их Ее императорскому величеству, как и рапорты, которые Вы мне написали относительно состояния кораблей, с которыми вы прибыли на тот рейд.

Хотя медлительность тех, что оставались позади, лишила нас удовлетворения узнать, что все Ваши объединенные силы собрались в месте рандеву и что Вы должны поднять паруса со всей Вашей эскадрой, чтобы продолжать Ваше плавание, мы имеем не меньше причин для одобрения Ваших стараний и усердия, показанных Вами на благо службы. Ее императорское величество в этой связи в особенности выказала удовлетворение и приказала мне сообщить Вам от ее имени, что она одобрила шаги, согласованные Вами и господином Философовым, ожидать 8 или 10 дней остальных судов Вашей эскадры и после того отправляться с ними или без них, для того чтобы привести эскадру в какой-либо порт в Англии, где Вы будете ожидать следующих приказаний от двора.

В соответствии с полученными известиями, с тех пор как я Вам писал об этих судах, «Африка» и «Святослав» оказались на плаву в хорошем состоянии на пути к Зунду, поэтому я надеюсь, что они присоединятся к Вам до Вашего отбытия из Эльсинора, или по меньшей мере они Вас догонят в одном из английских портов. Таким образом, сэр, Вы можете ожидать их там. Что касается «Чичагова», Вам незачем думать о нем, мы слышали, что он разбился у берегов Швеции, люди с него спаслись, а также некоторая часть его грузов. [Корабль] «Тверь», который добрался почти до рейда Данцига, из‐за того что лишился мачты, вернулся в Ревель, за этот поступок офицер в настоящее время предстал перед военным судом и ему будет определено образцовое наказание³⁸⁸. Уже слишком поздно для этого корабля отправляться следом за Вами до весны, но этот корабль еще к Вам вернется.

Я получил от императрицы приказания дать Вам знать настоящим письмом, что Вы, сэр, после того как произведете необходимый, по Вашему мнению, ремонт кораблей, прибывших с Вами в Англию, продолжите плавание, назначив рандеву в том месте, которое Вы, сэр, сочтете достойным для тех, кто останется позади, или для тех, кто, прибыв после Вас в Англию, будет там оставаться для некоторых починок. Мы хорошо понимаем, что Вы окажетесь в Средиземноморье только с частью Ваших сил, мы не сможем ожидать того же эффекта, как если бы Вы пришли со всеми, но Ее императорское величество только требует возможности этого, и она уверена, что Вы это исполните.

Существуют средства, которые я собираюсь объяснить Вам для того, чтобы обеспечить некоторым образом количество Ваших кораблей. Я придерживаюсь мнения, что Вы правильно поступите, наняв их, где найдете. Этот пункт в Вашей инструкции оставлен на Ваше усмотрение, и граф Орлов имеет приказы прислать необходимые патенты. Эту помощь мы можем скорее получить.

Я повторяю Вам, сэр, то, что имел честь сказать и устно, что любое судно эскадры адмирала Спиридова, которое Вы встретите на пути, Вы должны принять под свое командование и заставить его сопровождать Вас в Вашем походе к месту назначения. Ваш опыт и Ваше усердие являются для нас залогом того, что Вы не упустите ничего, чтобы добиться лучших преимуществ из Вашего положения дел, поэтому при любой ситуации Вы можете во всем действовать с уверенностью в том, что получите апробацию Ее императорского величества.

Я заканчиваю с искренней уверенностью в успехе Вашего предприятия и полагаю мои заверения в величайшем удовлетворении, с чем и остаюсь

граф Н. Панин

На основании параграфа вышеприведенного письма я решил нанять какой-нибудь английский транспорт в особенности потому, что я знал, что должен иметь суда для перевозки провизии и вооружить их после того, как войду в Средиземное море. На письмо графа я написал ответ с описанием своего плавания.

«Не Тронь Меня». Спитхед. 23 декабря/3 января 1770 г.³⁸⁹

Его сиятельству графу Панину.

Monseigneur,

Я имею честь сообщить Вашему сиятельству, что после той большой удачи, которая позволила провести все корабли и суда через пролив Каттегат, я тешил себя надеждой, что более половины трудностей уже преодолены, но имел несчастье разлучиться со всем флотом и они, кажется, друг с другом. В ночь после того, как мы миновали Сконе, от нас разлучился транспорт «The Providence & Nancy», но я предполагаю, это было сделано намеренно. На следующий день мы увидели норвежские берега и стояли к западу всю ночь, но из‐за силы течения при свете дня мы оказались всего-то в расстоянии двух лиг от Сконе. Течение было на удивление столь сильным, что «Не Тронь Меня» не без труда мог бы вырулить, и поскольку ветер усиливался с северо-запада, я подумал, что лучше поискать безопасный порт, опасаясь, что нас потянет назад в коварный пролив Каттегат. Поэтому я приказал дать сигнал удаляться к Гётеборгу, но, когда мы были в трех лигах от порта в надежде оказаться в безопасности до темноты, ветер успокоился, что поставило нас в рискованную ситуацию из‐за течения и отсутствия якорных стоянок (anchoring ground). Но вскоре ветер подул от берега и унял наше беспокойство, мы прошли Сконе ночью.

На следующий день 12/23, так как ветер опять переменился, я попробовал достичь Флеккерёй в Норвегии. Я, соответственно, расправил паруса на «Не Тронь Меня» и взял лоцмана в надежде добраться туда до наступления ночи, но «Святослав» и «Африка» были так далеко за нами с подветренной стороны, что я отпустил лоцмана и приложил все усилия, чтобы собрать эскадру, все суда которой в 11 вечера еще были от меня недалеко, но с этого времени до двух ночи ветер менялся, пока не установился в северо-восточном секторе и дул со снегом. При свете дня я потерял из вида «Святослав», хотя с момента, когда ветер стал попутным, мы шли при зарифленных марселях. Это не удивило меня, так как командор Барш обычно днем держался неподалеку, но в течение ночи сильно отставал. Для лоцмана мистера Гордона было невозможно оставаться на палубе и днем, и ночью. Так что со стороны командора Барша это делалось намеренно. В то же время у нас было поднято так мало парусов, что кораблю было трудно лавировать, от того мы испытывали такую качку, что падали переборки моей каюты. Но поскольку на рассвете ветер усилился и оставался попутным, этот ветер (как бы того ни желал по своей лености командор) не дал ему возможности зайти в норвежский порт, так что он был вынужден двигаться вперед.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

208

Полное название дается на обложке второй тетради сочинения (JEP. Boх 3. Part 2). Планы и карты в сохранившемся списке отсутствуют.

209

Министр, т. е. дипломат. Граф И. Г. Чернышев был в ранге чрезвычайного и полномочного посла Российской империи при королевском дворе Британии.

210

Половинное английское жалованье (half-pay) платили всем британским военным, которые оказывались без назначения (по сути, в запасе).

211

Элфинстон много раз меняет написание фамилии графа Чернышева («Cernichew», «Czenichew» и только в последней части записок «Czernichew»).

212

О значении офицерского ранга как маркера социального статуса в Британии XVIII в. см.: Wilson E. A Social History of British Naval Officers, 1775–1815. Woodbridge: Boydell Press, 2017. P. 185–222 и др.

213

Морской устав 1720 г. Гл. IV. П. 8: «Вдовам и детям убитых или умерших в службе давано будет жалования их по сему: жене 8-я доля; детям каждой персоне 12 доля. Сроки дачи: жене от 40 лет и выше по смерть или замужество, а меньше 40 лет един раз годовое жалование мужнее, разве будет так увечна, что замуж идти будет нельзя, то против старой довать до смерти. Детям: мужескому полу до 10 лет, женскому полу до 15 лет. Сие тем, которые доходов своих не имеют столько, сколько б довелось им взять по сему регламенту» — ПСЗ-1. СПб., 1830. Т. 6. С. 58.

214

Приз — захваченное военное или коммерческое судно. В отличие от Англии, в России во время войны 1768–1774 гг. еще выплачивали призовые деньги по морскому уставу 1720 г. (см. книга IV, глава IV «О награждении»; гл. V «О разделении добычи» («командирам — третья доля добычи… Аншеф-командующему 10-я доля с прочими флагманами из полученных… из взятых товаров — адмиралу 10-я часть…»); кн. V, гл. VI «О разделении добычи из призов невоинских»). В Англии к XVIII в. сложилась практика выплаты по долям. Доли выдавались по рангу из общей суммы проданного приза после оплаты всех расходов и налогов — см.: Burchett J. A Complete History of the Most Remarkable Transactions at Sea. London, 1720. Preface; см. также: Baugh D. A. British Naval Administration in the Age of Walpole. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1965. P. 112–113, n. 72; McLeod A. B. British Naval Captains of the Seven Years’ War: The View from the Quarterdeck. Woodbridge: Boydell Press, 2012. P. 145. О развитии призового права в Российской империи см.: Leikin J. Prize law, maritime neutrality, and the law of nations in imperial Russia, 1768–1856. Ph. D. diss. University College London, 2016. P. 135–178.

215

Рочфорд Уильям (Earl of Rochford, William Henry Nassau de Zuylestein, 4th Earl of Rochford, 1717–1781), дипломат и государственный деятель. С 1768 по 1775 г. был одним из британских государственных секретарей.

216

Стивенс Филипп (Stephens Philip, baronet, 1723–1809) был секретарем Британского Адмиралтейства в 1763–1795 гг.

217

Хок Эдвард (Hawke Edward, 1st Baron Hawke, 1705–1781), адмирал британского флота с 1766 по 1771 г. Первый лорд Адмиралтейства. О нем см.: Mackay R. F. Admiral Hawke. Oxford: Clarendon Press, 1965.

218

Board of Admiralty — совет лордов Британского Адмиралтейства, заседавший под председательством Первого лорда Адмиралтейства; ведал организацией британского флота с 1628 по 1964 г. Совет отвечал перед королем и парламентом по всем военно-морским вопросам. Совет заседал в центре Лондона в Уайтхолле, где располагались и все государственные конторы. Подробнее о его полномочиях и деятельности см.: Baugh D. A. British Naval Administration in the Age of Walpole. P. 29–92.

219

London Gazette — британская правительственная газета, выходящая с 1665 г.

220

Имеется в виду семилетняя годовщина переворота 28 июня/9 июля 1762 г., приведшего Екатерину II к власти. В 1769 г. ее праздновали в Петергофе.

221

Cathcart Charles Schaw, 9th Lord Cathcart (1721–1776), глава старинного шотландского рода, британский посол при дворе Екатерины II в 1768–1772 гг. О нем см. выше с. 67–69.

222

Императрица, вероятно, имела в виду участие Элфинстона в сражениях с французами в Семилетнюю войну, а возможно, и конкретную операцию 24 января 1761 г. против французского судна «Félicité». Об этой операции много писали в газетах, а биограф контр-адмирала Александер Элфинстон даже предположил, что за операцией с берега близ Гааги наблюдал и «российский министр», затем порекомендовавший Элфинстона императрице. Но данные о «российском министре» никак не находят подтверждения.

223

Именины великого князя Павла Петровича отмечались 29 июня/10 июля в день свв. апостолов Петра и Павла.

224

30 мая/10 июня принят был на службу капитаном бригадирского ранга, а 29 июня/10 июля сверх комплекта произведен в контр-адмиралы (ОМС. Ч. 5. С. 399; Дела Адмиралтейств-коллегии по части Средиземного моря и Архипелагской экспедиции — РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 58. Л. 137).

225

Старший сын Джон (род. 14 августа 1756 г.) стал мичманом российского флота 29 июня/10 июля 1769 г., когда ему не исполнилось и тринадцати лет; Самьюэл Уильям (род. 11 марта 1758 г.) стал мичманом 1/12 октября 1769 г. в возрасте одиннадцати с половиной лет. В июле 1771 г. вместе с отцом оба сына были уволены со службы в чине лейтенанта российского флота. См.: МИРФ. Ч. 11. С. 363, 493. Об их российской службе см.: ОМС. Ч. 5. C. 400–402.

226

Элфинстон название российской военно-морской базы пишет с ошибками: Constadt, Constradt и только с л. 7 — Cronstadt.

227

Г. А. Спиридов был назначен командующим первой эскадрой еще 20/31 марта 1769 г., но его назначение долго держалось в секрете (Секретный высочайший указ Адмиралтейств-коллегии от 20 марта 1769 г. см.: МИРФ. Ч. 11. С. 360–361).

228

Волчков Даниил Григорьевич (? — после 1812?) в 1752 г. стал учеником Морской академии; в 1762 г. унтер-лейтенант Волчков был отправлен с группой российских морских офицеров для стажировки на Британский флот и там определен «в вояжи в Средиземном море и Лиссабоне». В 1767 г. уже состоял в чине капитан-лейтенанта, плавал командиром судов в Балтийском море (МИРФ. Ч. 11. С. 11, 42; ОМС. Ч. 2. С. 81; о его учебе и службе см.: Феофанов. С. 38). О Волчковых позднее вспоминал Н. Г. Левшин: «Даниил Григорьевич Волчков и супруга его Марья Михайловна, урожденная Ртищева, тетка матери моей, — чета самая почтенная и дом их был один из приятнейших в Москве… Даниил же Григорьевич был учителем навигации императора Павла I и щедро награжден был от государя. Кроме чина действительнаго статскаго советника и анненской ленты 1-й степени, получил много денег и подарков, между прочим, пожаловано 5000 душ крестьян Марье Михайловне, „на булавки“, так именно и сказано. Старичок Волчков был очень скуп и собрал много. Часто любил разсказывать сон свой: когда он был еще в молодости очень беден, то видел во сне, что Божия Матерь ему подала кошелек с деньгами; он тотчас же приказал написать икону Богоматери, подающую ему кошелек, и что он, стоя на коленах, принимает дар. Сей образ всегда стоял у него в кабинете. Г.г. Волчковы, после нашествия французов, вскоре оба скончались в глубокой старости. Детей у них не было» (Левшин Н. Г. Домашний памятник Николая Гавриловича Левшина. 1788–1804 / Публ. и примеч. Н. П. Барышникова // Русская старина. 1873. Т. 8. № 12. С. 823–852).

229

Эта записка не совпадает с известной запиской Элфинстона от июля 1769 г., имеющей резолюцию императрицы «Исполнить по возможности». Ср.: Записка контр-адмирала Элфнстона о тех вещах, которые приготовить следует к вооружению ожидаемых в Кронштадте из флота вице-адмирала Андерсона кораблей и фрегатов, дабы тем оные привесть в состояние к предприятию столь дальнаго намериваемого пути (МИРФ. Ч. 11. С. 380–382). Ответы Адмиралтейства от 20 июля 1770 г. также последовали на пункты записки, опубликованной в МИРФ и мало совпадающей с текстом записки, приведенной здесь Элфинстоном (ср.: РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 57. Л. 157 об. — 164 об.).

230

Сего (sego) — растение семейства лилейных, произрастающее преимущественно в Америке. Лекарственные свойства и причины включения его Элфинстоном в список неясны. Вероятно, правильно sago: крахмалистый продукт, получаемый из ствола саговой и других пальм. Опыты с саго для предотвращения цинги проводил современник Элфинстона врач Британского флота Джеймс Линд.

231

«Jesuit Bark» (иезуитская кора, кора хинного дерева) — испанский иезуитский миссионер, натуралист Бернабе Кобо стал использовать хинин (кору хинного дерева) для лечения лихорадки и в 1632 г. привез это средство в Европу.

232

«Dr. James’s fever powder», средство от лихорадки, запатентованное в 1746 г. английским врачом Робертом Джеймсом (1703–1776), который лечил им от различных болезней (начиная с подагры и цинги до чумки у животных). Хотя эффективность этого средства неоднократно ставилась под сомнение, его продолжали использовать до XX в. См.: Corley T. A. B. Robert James // Oxford Dictionary of National Biography. Oxford: Oxford University Press, 2004. Vol. 29. P. 732–733.

233

Эти методы были разработаны в Англии для предотвращения цинги и других морских заболеваний, и Элфинстон демонстрирует знакомство с новейшими медицинскими методиками. О применении медицинских новаций в английском флоте см.: Lincoln M. Representing the Royal Navy: British Sea Power, 1750–1815. Aldershot: Ashgate, 2002. P. 163–165.

234

Элфинстон использует здесь и далее термин surgeon, эквивалентом которого в российских ведомостях по госпиталю является слово лекарь, assistant surgeon — подлекарь. Зд. и далее мы переводим surgeon как лекарь. Об английской системе медицинской службы во флоте см.: Rodger N. A. M. The Wooden World: An anatomy of the Georgian Navy. London: Fontana Press, 1986. P. 20; Lincoln M. Representing the Royal Navy: British Sea Power. P. 161–162. О штате госпиталя в Архипелагской экспедиции см.: Смилянская Е. Б. Греческие острова Екатерины II. Опыты имперской политики России в Средиземноморье. М.: Индрик, 2015. С. 211.

235

О специальных работах по обшивке судов, чтобы предохранить их в южных морях от червоядения и гниения, см., например: Гребенщикова Г. А. Чесменская победа: триумф России в Средиземном море: флот, война, политика. СПб.: Остров, 2015. С. 119–120.

236

При обсуждении этого предложения в решении Адмиралтейств-коллегии записано: «13. На всякой случай не запотребно ли признано будет на сию ескадру положить около пяти тысяч мелкого ружья и несколко пистолет и шпаг для вооружения быть могущих иногда волонтеров из греков. — Против сего в очистке написано: по представлению сево отказано» (РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 57. Л. 160 об.).

237

Ораниенбаум — императорская резиденция, расположенная на южном побережье Финского залива, ближайшая к Кронштадту пристань.

238

Грейг Самуил Карлович (1735–1788), шотландец, один из самых выдающихся флотоводцев своего времени. На российской службе с 18/29 июня 1764 г. как капитан 1‐го ранга. При Чесме командовал авангардом, за что получил орден Св. Георгия 2 степени. С 1775 г. вице-адмирал и главный командир в Кронштадте. С 1782 г. адмирал. В 1788 г. командовал русским флотом в войне со Швецией; за отражение шведского флота в битве при Гогланде пожалован высшим орденом Св. Андрея Первозванного. На его внезапную смерть от лихорадки на борту его флагмана Екатерина II отозвалась словами: «великая потеря, государственная потеря» (ОМС. Ч. 3. С. 437–440). О Грейге существует большая литература, см., например: Крючков Ю. С. Самуил Карлович Грейг, 1735–1788. Изд. 2-е, перераб. и доп. Николаев: Наваль, 2008; Cross A. Samuel Greig, Catherine the Great’s Scottish Admiral // Mariner’s Mirror. 1974. Vol. 60. No. 3. P. 252–265; Warner Richard H. Greig, Sir Samuel (1735–1788) // Oxford Dictionary of National Biography. Vol. 23. P. 697–698.

239

Барш Иван Яковлевич (1728–1806) во флоте с 1736 г., начинал «волонтиром», вероятно, при отце — тогда капитане, а позднее вице-адмирале Якове Саввиче (вар. Савиче) Барше; с 1788 г. командир Архангельского порта, с 1790 г. адмирал (ОМС. Ч. 2. С. 30–32).

240

Грейг вспоминал об этом: «Когда флот был вооружен и совершенно готов к отплытию, Ее величество, во внимание к тому, что экспедиция эта была первая, посылаемая в столь отдаленные страны и в таком роде, всемилостивейше удостоила флот своим посещением 17 июля 1769 года, за день до отплытия его из Кронштадта. По прибытии на корабль „Евстафий“, на котором адмирал Спиридов имел свой флаг, она возложила на него орден Святого Александра Невского, произвела капитанов Грейга и Баржа в капитан-командоры и приказала выдать всем чинам флота четырехмесячное жалованье не в зачет, а потом повелела флоту отправиться в море. — [Грейг С. К.] Собственноручный журнал капитана-командора (впоследствии адмирала) С. К. Грейга // Морские сражения русского флота: Воспоминания, дневники, письма. М.: Военное издательство, 1994. С. 89–90, далее ссылки на это изд.: Собственноручный журнал капитан-командора С. К. Грейга.

241

По данным, собранным Хербертом Капланом в Британских архивах, в конце 1760‐х гг. из России вывозилось почти 22 000 тонн пеньки в год. Русская пенька составляла от 88% до 91% пеньки в Велокобритании. См.: Kaplan H. Russian Overseas Commerce with Great Britain during the Reign of Catherine II. Philadelphia: American Philosophical Society, 1995. P. 66–69.

242

На купеческое судно нужно значительно меньше пеньковых снастей, чем на военный корабль.

243

Мордвинов Семен Иванович (1701–1777), адмирал (с 1764 г.), вице-президент Адмиралтейств-коллегии. В решениях Адмиралтейств-коллегии есть протокол от 20 июля, в котором значится: «По данным за подписанием собственные Ея императорского величества руки господину адмиралу и кавалеру Мордвинову в 14‐го сего июля Ея императорское величество поручает особливому попечению ево отправление отсюда контр-адмирала Елфинстона во вверенными ему караблями и для того желает, чтоб он его, Елфинстона, без далних канцелярских переписок снабдил всем тем, чего он от него <…> требовать будет, а чтобы и по ево для сего требованиям адмиралтейская коллегия немедленныя отпуски чинила» (РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 57. Л. 157 об.). Сам С. И. Мордвинов упоминает в мемуарах, что из‐за отправки эскадры Элфинстона ему приходилось часто ездить в Кронштадт, только за девять дней октября — «пять раз» (Записки адмирала Семена Ивановича Мордвинова, писанные собственною его рукою / [С примеч. и предисл. С. Елагина]. СПб.: тип. Мор. м-ва, 1868. С. 41).

244

См.: Cracraft J. The Petrine Revolution in Russian Culture. Cambridge, MA: Belknap, 2004. P. 40–96, 398–409; Avery R. Foreign Influence on the Nautical Terminology of Russian in the Eighteenth Century // Oxford Slavonic Papers. 1981. Vol. XIV. P. 73–92; Кротов П. А. Об использовании голландского военно-морского законодательства при разработке уставных положений российского флота во второй половине XVII — первой полоине XVIII в. // Источниковедение: поиски и находки. Сб. научных трудов. Воронеж: Изд-во Воронежского гос. университета, 2000. Вып. 1. С. 120–130; Он же. Голландцы и фламандцы в российском флоте в петровскую эпоху // Голландцы и бельгийцы в России, XVIII–ХХ вв. = Noord — en Zuid-Nederlanders in Rusland / Нидерланд. Рос. арх. центр (НРАЦ) — Гронинген; под ред. Эммануэля Вагеманса, Ханса ван Конингсбрюгге; пер. с нидерланд. Д. Сильвестрова. СПб.: Алетейя, 2004. С. 290–302.

245

Стрекалов Степан Федорович (1728–1805), кабинет-секретарь Екатерины II в 1771–1774. См.: РБС. СПб.; М., 1909. Т. 12. С. 464. Элфинстон называет его Major General Stragaloff.

246

Элфинстон использует выражение in an undress. Хорошо известно, что до полудня императрица занималась делами в домашней одежде — шлафроке и чепце; ее парадный туалет начинался после этого делового утра.

247

Еще 14 июля адмирал Мордвинов назначался главным по экипировке Архипелагской экспедиции. В Журнале протоколов Адмиралтейств-коллегии записано: «Ея имп. величество поручили адмиралу Мордвинову исправить некоторую комиссию, чего ради оная коллегия имеет по его требованию во всем немедленно удовольствие делать» (РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 57. Л. 163).

248

Торжественный спуск на воду «Святослава» состоялся только 17/28 мая 1769 г. в присутствии двора и дипломатического корпуса. Супруга британского посла лорда Каткарта записала в свой Журнал: «29 [May 1769] Вчера был совершен торжественный церемониал спуска на воду 80-пушечного корабля в присутствии императрицы, великого князя, всего двора, зарубежных министров и т. д. Происходил церемониал освящения корабля и присвоения ему имени, который совершали несколько священников, которых называют протопопы. <…> бесконечно прекрасная сцена при множестве наблюдателей на берегу и на воде, яркость дня, вид красивых зданий, люди веселы, нарядны, лодки, яхты и проч. и корабль создавали перспективу, которую воображение может только нарисовать… Императрица в капитанской каюте устроила прием, и наш [британский] соотечественник капитан этого корабля Джеймс Лонстратен (James Lonstraeten) и еще 60 человек имели честь припасть к руке императрицы. Я была довольна увидеть моих соотечественников столь полезными. Пушки палили на Адмиралтействе, все было произведено надлежащим образом. Императрица и великий князь не стали в этот раз обедать, как это было три года назад, когда в прошлый раз спускали корабль, но большинство придворных и иностранных министров обедали. Все закончилось к 7 часам вечера…» (NLS. MD. Acc. 12686/5 (Papers of the family of Cathcart). Листы не нумерованы).

249

Граф Н. И. Панин как воспитатель великого князя жил при покоях своего воспитанника в Зимнем дворце.

250

Подробнее о карьере Джонсона Ньюмана, но без упоминания о службе при Элфинстоне см.: Cross A. Johnson Newman, A Little-known Englishman in Russian Service in the Second Half of the Eighteenth Century // Study Group on Eighteenth-Century Russia Newsletter. 1993. Vol. 21 (режим доступа http://www.sgecr.co.uk/1993-cross.html свободный). Примечательно, что слух о непорядочности Ньюмана ходил за ним и в России, и в Британии. Между тем российскому правительству Ньюман служил исправно и, начав свою карьеру переводчиком Коллегии иностранных дел при контр-адмирале Элфинстоне в 1769 г., он дослужился до чина коллежского советника (1793), выполнял обязанности консула в Лиссабоне и Гулле; помимо дипломатической службы Ньюман занимался и переводами.

251

Английская фактория, т. е. иностранная торговая колония в Санкт-Петербурге, располагалась на Галерной улице (в английских источниках весь район нередко назывался Galernoff). О ней подробнее см.: Кросс Э. Британцы в Петербурге: XVIII век / авториз. пер. с англ. Юрия и Надежды Беспятых. СПб.: Дмитрий Буланин, 2005.

252

Приказы Элфинстона переводил Джонсон Ньюман, здесь и далее мы приводим перевод по оригиналу: РГА ВМФ. Ф. 189. Оп. 1. Д. 9. Л. 1–1 об.

253

В оригинале приказ был написан отдельно каждому капитану.

254

Письмо, переведенное на французский с подписью Элфинстона, см.: РГА ВМФ. Ф. 179. Оп. 1. Д. 148. Л. 391–391 об.

255

Капитаном линейного корабля «Тверь» был Петр Андреевич Игнатьев (ок. 1731 — после 1784). После того как капитан Игнатьев не смог привести корабль «Тверь» в составе эскадры Элфинстона до Копенгагена и вернулся в Ревель, он был отдан под военный суд и вскоре, 3 апреля 1770 г., был исключен из службы (см.: ОМС. Ч. 2. С. 148–150; Феофанов. С. 66).

256

Taylor Walter (1734–1803), британский инженер, конструктор деревянных блоков и помп для британского флота. См. о нем.: Dickinson H. W. The Taylors of Southampton: Their Ships’ Blocks, Circular Saw and Ships’ Pumps // Transactions of the Newcomen Society. 1958. Vol. XXIX. P. 169–178.

257

Разумовский Кирилл Григорьевич (1728–1803), граф, генерал-фельдмаршал (с 1764 г.), член Совета при Высочайшем дворе.

258

Орлов Григорий Григорьевич (1734–1783), граф (с 1762 г.), генерал-фельдцейхмейстер, генерал-аншеф (с 1765 г.), фаворит Екатерины II (c 1761 по 1772 г.), один из инициаторов посылки российского флота в Архипелаг. Об участии братьев Орловых в разработке проекта экспедиции см.: Смилянская И. М., Велижев М. Б., Смилянская Е. Б. Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой. М.: Индрик, 2011 (далее — Россия в Средиземноморье). С. 29–74.

259

Ют, «гют» (от нидерл. hut) — кормовая надстройка судна или кормовая часть верхней палубы.

260

Элфинстон был вызван в Царское Село и принял участие в заседании Совета при Высочайшем дворе, в отчете об этом заседании 7/18 сентября 1770 г. было записано решение: «снять гют и борты во все шканцы…» (АГС. Т. 1. С. 362). В указе Адмиралтейств-коллегии от 8/19 сентября 1769 г. было, по сути, повторено сформулированное на Совете: «По причине валкости корабля Святослав мы повелеваем Адмиралтейств коллегии снять ют и борты во все шканцы, мачты убавить фута на 4, или как коллегия рассудит, и сие поправление производить наискорейшим образом, дабы оный корабль еще в настоящее нынешнее время в назначенный ему путь отправиться мог» (МИРФ. Ч. 11. С. 392). Подробнее см.: РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 57. Л. 257–259 и др.; Гребенщикова Г. А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. Документы, факты, исследования. СПб.: Наука, 2007. С. 214.

261

Нагаев Алексей Иванович (1704–1781), русский гидрограф и картограф; адмирал (с 1769 г.). Член Адмиралтейств-коллегии с 1765 г.

262

Строителем корабля «Святослав» был Иван Васильевич Ямес (Ламбе Ямес; около 1700 — 1787), опытный судостроитель, находившийся на русской службе с 1737 г. О нем см.: РБС. СПб., 1913. Т. 25. С. 129.

263

См. также в постановлениях Адмиралтейств-коллегии о том, что 19/30 августа было получено известие, что «Святослав» пришел в Ревель и принято решение отправить туда Ламбе Ямеса; 21 августа/1 сентября были получены приказания императрицы разобраться, кто и как виноват, и адмирал Нагаев был отправлен в Ревель следить за исправлениями на «Святославе» (РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 57. Л. 194–200). 24 августа/4 сентября 1769 г. последовал собственноручный указ Екатерины артиллерийскому полковнику Михаилу Ивановичу Мордвинову ехать в Ревель и осматривать «Святослав» (Бумаги Императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном Архиве Министерства Иностранных Дел // СИРИО. СПб.: Тип. Имп. Акад. наук, 1872. Т. 10. С. 356–357), а 3/14 сентября императрица приказала самому Н. И. Панину о «Святославе» советоваться с Элфинстоном» («Все несчастие корабля Святослава от того, что он слишком шаток; естли с Элфинстоном посоветовать, чаю, что его так обить можно, что не шаток будет». Там же. С. 361).

264

«Святослав» после обнаружившихся неполадок 11/22 августа вернулся в Ревель, 19/30 августа Ламбе Ямес, срочно прибыв в Ревель, созвал консилиум, и началось исправление корабля. Г. А. Гребенщикова считает, что Барш был ни при чем и попал под горячую руку, когда Екатерина хотела его «повесить» (Гребенщикова Г. А. Балтийский флот. С. 213–215).

265

В Адмиралтейств-коллегии по получении известия о выходе «Святослава» из Ревеля 22 октября/3 ноября 1769 г. обсуждали, что перед походом у командора Барша на борту возник конфликт с офицерами «и одного из них, мичмана Сукова, он арестовал» (РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 57. Л. 281–282). О романтических отношениях Барша и Анны Матвеевны Спиридовой (урожд. Нестеровой) из других источников нам неизвестно.

266

В камер-фурьерском журнале 1769 г. за 6/17 сентября отмечается, что прибывший из Санкт-Петербурга в этот день генералитет был пожалован к руке, а обед был накрыт на 43 персоны (КФЖ 1769. С. 179–180).

267

Сиверс Карл Ефимович (1710 — 1774), из остзейских немцев, граф, генерал-майор, обер-гофмаршал российского двора.

268

Александр Иванович или Иван Иванович, бароны; оба брата Черкасовы владели английским, так как обучались в Кембридже. Хотя Иван Иванович с 1777 г. был членом Адмиралтейств-коллегии, здесь, скорее всего, речь идет о его старшем брате Александре Ивановиче Черкасове (1728–1788), с 1763 г. действительном камергере и президенте Медицинской коллегии.

269

Тема Квебека стала актуальной для обсуждения после того, как британские силы захватили город Квебек в 1759 г. Битва при Квебеке была решающей во Франко-индейской войне (как называли Семилетнюю войну в колониях). Монреаль сдался в 1760 г., и с ним французская колония в Канаде перешла в британские руки. Парижский договор 1763 г. закрепил британское владычество на территории Новой Франции. См.: Stacey C. P. Quebec, 1759: The siege and the battle. Toronto: Macmillan, 1959; Baugh D. A. The Global Seven Years War 1754–1763. London: Routledge, 2014. Элфинстон участвовал в военных действиях Британии в Квебеке на р. Св. Лаврентия в 1760 г. на корабле «Richmond».

270

Ср., например, с описанием обеда в Царском Селе у графа де Сегюра в 1785 г. (Россия XVIII в. глазами иностранцев / подг. текста, вступ. статья и коммент. Ю. А. Лимонова. Л.: Лениздат, 1989. С. 361–363); баронессы Димсдейл (An English Lady at the Court of Catherine the Great: The Journal of Baroness Elizabeth Dimsdale, 1781 / ed., with an introduction and notes, by A. G. Cross. Cambridge: Crest, 1989) и др.

271

Государственный праздник, отмечавшийся в правление Екатерины II в честь ее коронации 22 сентября/1 октября.

272

О роли графа Н. И. Панина в воспитании вел. князя Павла Петровича в биографиях Павла I написано немало, прежде всего на основании: Панин Н. И. Всеподданнейшее предъявление слабого понятия и мнения о воспитании его императорского высочества, государя великого князя Павла Петровича. Записка графа Н. И. Панина. 1760 г. / Сообщ. Т. А. Сосновский // Русская старина, 1882. Т. 35. № 11. С. 313–320; Порошин С. А. Записки, служащие к истории Его Императорского Высочества благоверного государя цесаревича и великого князя Павла Петровича [подгот. текста, сост., вступ. ст., коммент., именной указ. Н. Ю. Бахаревой, В. А. Семенова]. М.: Кучково поле, 2015.

273

Жалобы Элфинстона на плохое качество такелажа рассматривались в Адмиралтейств-коллегии неоднократно (см., например: РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 57. Л. 203–205 и др). Через год, когда снаряжалась третья эскадра, ее командующий контр-адмирал И. Арф, датчанин, также ругал не только плотников, но и парусных мастеров: «У нас есть люди, долженствующие заменять плотников и почти ничего не умеющие делать <…> так же как и парусных мастеров, потому что находящиеся на кораблях не в состоянии ни скроить, ни сшить паруса, будучи обучены лишь портняжному делу» (МИРФ. Ч. 11. С. 765). О ситуации в мастерских Кронштадта весьма критически писал адмирал Ноулс, немало потрудившийся в 1771–1774 гг., чтобы усовершенствовать службы главной российской морской базы (см., например: Clendenning Ph. H. Admiral Sir Charles Knowles and Russia, 1771–1774 // Mariner’s Mirror. 1975. Vol. 61. No. 1. P. 39–49).

274

Высочайший указ Адмиралтейств-коллегии от 24 августа/4 сентября 1769 г.: «По требованию нашего контр-адмирала Элфинстона повелеваем <…> судно, именуемое Чичагов, приведя в настоящее состояние, вооружить и отпустить оное в эскадру помянутого контр-адмирала без потеряния ни малейшаго времени!» (МИРФ. Ч. 11. С. 391). Обсуждение состояния «Чичагова» см. также: РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 57. Л. 215–218, 229–231, 325 и др.

275

С этого места и до конца с некоторыми разночтениями и изъятиями письмо издано: МИРФ. Ч. 11. С. 391–392.

276

Речь, очевидно, идет о грузоподъемности судна.

277

В опубликованном переводе: «К тому же судно, о котором идет речь, лучше построенного в Англии и не старше двух лет» (МИРФ. Ч. 11. С. 391).

278

В переводе: «она должна была быть здесь к 1 числу этого месяца согласно обещаниям майора Мюллера» (МИРФ. Ч. 11. C. 392; выделено нами).

279

Барбарийские (североафриканские) государства, официально входившие в состав Османской империи, ко второй половине XVIII в. вели свою вполне самостоятельную политику, прежде всего на море. Отношение с кораблями «барбарийцев» в дальнейшем будет определено в Инструкции, выданной Элфинстону Екатериной II (см. ниже). После некоторых дискуссий английское правительство решило дать Османской империи гарантию того, что англичане, воюющие в Русско-турецкую войну под российским флагом, не будут иметь защиты британской короны в случае их захвата (TNA. SP 97/46. Fol. 127–131o; см.: Anderson M. S. Great Britain and the Russian Fleet, 1769–70 // Slavonic and East European Review. 1952. Vol. 31. No. 76 (Dec.). P. 162).

280

В опубликованном русском переводе добавлено: «так как я их вытолкаю (так сказать) из гавани» (МИРФ. Ч. 11. С. 392).

281

Т. е. хозяин торгового судна.

282

Частично опубликовано: МИРФ. Ч. 11. С. 392.

283

Скуратов Николай Сергеевич (1741–1812), выпускник Морского шляхетского кадетского корпуса, проходил стажировку на Мальте (с 1762 или 1766 по февраль 1769 г.), с началом Русско-турецкой войны мичман Н. Скуратов вместе с другими русскими стажерами был затребовали в Россию; вероятно, тогда же Скуратов был произведен в лейтенанты; в 1772 г. он все еще был лейтенантом и командовал в Архипелаге фрегатом «Делос» (МИРФ. Ч. 11. С. 450–451; МИРФ. Ч. 12. С. 49). О его службе на английском судне и походе в Китай сведений не обнаружено. Н. С. Скуратов к 1797 г. дослужился до вице-адмирала (см. также: ОМС. Ч. 2. С. 391–393).

284

Сухопутные части, отправлявшиеся на кораблях эскадры Элфинстона, включали «морских солдат» («солдатскую команду») под командой капитанов Николая Нижегородова и Якова Ханина, кирасиров под командой майора Ивана Алексеевича фон дер Палена, инженер-офицеров флота под командой инженер-полковника Семена Борисова и капитана Карла Реана, а также артиллеристов (см. списки офицеров: РГА ВМФ. Ф. 189. Оп. 1. Д. 3).

285

При переводе следует различать мастеров (masters) на коммерческих кораблях, которые ближе всего к российским шкиперам (в русском нет более точного экивалента), и мастеров на боевых судах, где это должность и ранг профессионального офицера (в России этот ранг существовал с 1733 по 1741 г. по английской системе).

286

Письмо почти полностью издано: МИРФ. Ч. 11. С. 393–394.

287

В тексте, опубликованном в МИРФ (Ч. 11. С. 393), вместо капитана Семена Захаровича Кривцова (1737–1777) появляется, вероятно ошибочно, фамилия капитана Степана Жемчужникова. О С. З. Кривцове см.: ОМС. Ч. 2. С. 209–210; Феофанов. С. 91. Правда, в ОМС ошибочно указано, что в 1769 г. Кривцов, командуя пинком «Св. Павел», имел плавание с эскадрою адмирала Спиридова от Кронштадта до Портсмута.

288

Согласно Морскому уставу (книга 4, глава 3, «О раздаче провианта на кораблях») русским морякам выдавалось на 28 дней 45 фунтов сухарей (примерно 655 г в день из учета, что русский фунт составляет 400,9 г). Ср. стандартный рацион в Англии в 1750‐е гг. (во время Семилетней войны), по ведомостям провиантской экспедиции (Victualling Board): на человека в неделю выдавалось 7 фунтов хлеба и 7 галлонов пива (450 г хлеба и 4,5 л в день), 4 фунта говядины, 2 фунта свинины, 2 пинты гороха, 3 пинты каши, 6 унций масла, 12 унций сыра (Rodger N. A. M. The Wooden World. P. 82–83).

289

Восстановлено по публикации: МИРФ. Ч. 11. С. 393.

290

Чернышев Захар Григорьевич (1722–1784), граф, с 1762 г. генерал-аншеф, с 1763 по 1773 г. вице-президент, а с 1773 по 1774 г. президент Военной коллегии. Брат Ивана Григорьевича Чернышева. В оригинале Элфинстона его имя, соединившись с отчеством, упоминается как Zacarich.

291

Пален Иван Алексеевич (фон дер Пален, 1740–1817), барон, до Архипелагской экспедиции участвовал в походах в Пруссию в 1760–1761 гг. (Марков М. И. История лейб-гвардии Кирасирского Ея величества полка. СПб.: Гос. тип., 1884. С. 87 прилож). С 13 августа 1769 г. он произведен в секунд-майоры 3‐го кирасирского полка и командирован в «некоторую секретную экспедицию». Был тяжело ранен в Чесменском сражении. Вышел в отставку 31 декабря 1773 г. в чине подполковника и служил на статских должностях в Ревеле (его биографию см.: Сборник биографий кавалергардов. 1762–1801 / сост. под ред. С. Панчулидзева. СПб.: Экспедиция заготовления гос. бумаг, 1904. Т. 2. С. 83–84; сведения, приводимые Элфинстоном, позволяют внести коррективы в известные биографические свидетельства об И. А. Палене).

292

Об участии кирасирского полка в Семилетней войне см., например: Марков М. И. История лейб-гвардии Кирасирского Ея величества полка. С. 83–97. Поименный список (из 21 имени) офицеров и унтер-офицеров кирасирского полка на 1 января 1770 г. см.: РГА ВМФ. Ф. 189. Оп. 1. Д. 3. Л. 1.

293

500 рублей — сумма очень большая: годовое жалованье капитана первого ранга в период правления Екатерины II составляло 600 рублей, а капитана второго ранга — 480 рублей (см.: Гребенщикова Г. А. Балтийский флот. С. 111).

294

Поливанов Афанасий Тимофеевич (род. ок. 1732 — после 1783), обучался в Морской академии и Московской школе математических и навигацких наук, уже в 1746 г. стал гардемарином, в 1751 г. — мичманом, с 1764 г. капитан-лейтенант; капитан второго ранга — с 5 июня 1769 г., капитаном первого ранга становится по указу от 1 марта 1770 г. В 1769–1770 гг. командовал фрегатом «Надежда»; затем капитан флагманского корабля «Европа». Уволен от службы 29 апреля 1776 г. с награждением бригадирским рангом (ОМС. Ч. 2. С. 330–332; Феофанов. С. 135).

295

Клеопин Михаил Андреевич (род. ок. 1731 — ум. после 1775), ученик Морской академии (1746), лейтенант (1762), 30 июля 1769 г. капитан второго ранга, а в 1770–1771 гг. капитан фрегата «Африка»; в 1773–1774 гг. плавал на Балтике. В январе 1775 г. уволен от службы с рангом бригадира и пенсией (ОМС. Ч. 2. С. 178–179; Феофанов. С. 80).

296

В решении Адмиралтейств-коллегии от 31 августа 1769 г. было записано: «По самотрудной их при том работе для лутчаго в здоровье их подкрепления доколе пробудут при порте и на рейде производить в порцию свежее мясо и, покупая оное настоящими ценами бес передачи, отпускать»; по просьбе Элфинстона здесь же записано требование выдавать на эскадру свечи не из плохого свиного, а из «хорошаго говяжья сала» (РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 57. Л. 219 об.), 1 сентября в Адмиралтейств-коллегии было принято решение кормить свежим мясом также работающих на погрузке (Там же. Л. 222, 223, 226).

297

В Морском уставе: «ундер офицеров».

298

Решение Адмиралтейств-коллегии «о переменах в каютах во всех окнах стекол толстыми стеклами» вскоре последовало (РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 57. Л. 297).

299

С эскадрой были отправлены офицеры инженерного корпуса: инженер-полковник Семен Борисов, капитан Карл Реан, поручик Михаил Можаров, прапорщик Петр фон Толь (РГА ВМФ. Ф. 189. Оп. 1. Д. 3. Л. 81; см. журналы этих инженер-офицеров: РГВИА. Ф. ВУА846. Оп. 16. Д. 1860, 1948).

300

Из нижних чинов морской артиллерии в ведомости по эскадре Элфинстона попали имена унтер-лейтенанта Ивана Ершова, констапелей Дмитрия Карпова и Тимофея Хадыкина, сержанта Василия Возницына, а также морской артиллерии лейтенанта Ивана Иванова (РГА ВМФ. Ф. 189. Оп. 1. Д. 3. Л. 35).

301

В связи с увеличением личного состава на судах Элфинстону пришлось издавать приказ: «Понеже на кораблях Ея императорского величества <…> теснота велика от сухопутнаго войска, от аммуниции и протчаго, видя же, что благополучие секретной экспедиции требует и чтоб здравие всех служителей сохранено было по возможности, того ради, дабы более место было полезнейшим служителем, сим велено определить число каждому офицеру слуг <…>, а затем оставших числом слуг отсылать на берег». Положено было для капитана первого ранга — 3 слуги; для капитан-лейтенанта — 2 слуги; лейтенантам, мичманам, шкиперам — по 1 слуге (РГА ВМФ. Ф. 189. Оп. 1. Д. 3. Л. 79).

302

Бешенцев Петр Федорович (род. ок. 1729 — 1797?), из кашинских дворян, в 1743 г. поступил в Морскую академию, с 1745 г. имел большой опыт плавания от Архангельска в Кронштадт и по Балтике, с 1766 г. — капитан первого ранга. В 1770–1771 гг. командовал кораблем «Саратов», в 1772 г. — кораблем «Ростислав»; вернулся в Санкт-Петербург из Архипелага в начале 1773 г. За участие в Чесменской битве награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. Уволен со службы в 1782 г. в чине капитана бригадирского ранга. Похоронен в с. Григорково Кашинского уезда. В 1766 г. за ним было 160 душ крепостных (ОМС. Ч. 2. С. 66–68; Феофанов. С. 23; Шереметевский В. Русский провинциальный некрополь. Т. 1. М.: Типо-лит. Т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1914).

303

Игнатьев Петр Андреевич (род. ок. 1731), выпускник Морской академии и с 1766 г. капитан первого ранга, был, кажется, небогат и владел 50 душами (ОМС. Ч. 2. С. 148–150; Феофанов. С. 66).

304

В варианте, приведенном Элфинстоном, — «чтобы вы ежедневно обучали обязанностям моряка несведущих из любого класса, в особенности установке и сборке парусов, до тех пор, пока каждый человек не станет превосходно исполнять свои обязанности».

305

См. этот приказ в сборнике приказов по эскадре Д. Элфинстона: РГА ВМФ. Ф. 189. Оп. 1. Д. 9. Л. 8 об. — 9.

306

13–15/24–26 сентября 1769 г. корабли «Тверь», «Саратов» и фрегаты «Надежда» и «Африка» «вытянулись на Кронштадтский рейд»; 19/30 сентября корабль «Не Тронь Меня» «вытянулся на Кронштадтский рейд». На корабле «Саратов» подняли брейд-вымпел. 20 сентября/1 октября контр-адмирал Элфинстон поднял свой флаг на корабле «Не Тронь Меня». Вытянулось из гавани судно «Чичагов» (МИРФ. Ч. 11. С. 443–444).

307

19/30 сентября 1769 г. Элфинстон отдал приказ капитану С. П. Хметевскому: «Завтрешняго числа при восхождении солнца поднять вам на корабле Ея императорского величества, называемом Не Тронь Меня, под вашей командой флаг контр адмиралской Ея императорского величества флота на крюс-стенге, а иметь вам на корабле в готовности доволное число, чтоб салютование отвечать, с которых кораблей учинены будут» (РГА ВМФ. Ф. 189. Оп. 1. Д. 9. Л. 11).

308

В Камер-фурьерском журнале 1769 г. отмечались «поздравление» «музыкою и барабанным боем», во время обеда в Адмиралтейской крепости была пушечная пальба — 51 выстрел, ужин «на 110 кувертах», «в продолжение стола играла италиянская инструментальная и вокальная музыка с хором певчих» (КФЖ 1769. С. 197).

309

Элфинстон ошибается: 20 сентября/1 октября — день рождения великого князя Павла Петровича; в 1769 г. ему исполнилось 15 лет; именины же Павел Петрович праздновал на день памяти свв. апостолов Петра и Павла 29 июня/10 июля.

310

Об Оперном доме, построенном по проекту Растрелли, написано немало. «В зрительном зале были партер и 4 яруса лож. В партере размещались трон, 5 стульев и 53 больших и малых деревянных скамьи, обитые красным сукном. В ярусах имелось по 14–19 лож с двумя, как правило, скамейками каждая. Ложа императрицы находилась на 2-м ярусе напротив сцены (в ней — изразцовая печь, позади три покоя), на том же ярусе имелась ее вторая, боковая, ложа» (Петровская И., Сомина В. Театральный Петербург, нач. XVIII в. — окт. 1917 г.: Обозрение-путеводитель / Под общ. ред. И. Ф. Петровской; Рос. ин-т истории искусств. СПб.: РИИИ, 1994. C. 53). См. также: Комелова Г. Н., Побединская А. Г. «Оперный Дом»» Зимнего дворца // Зимний дворец. Очерки жизни императорской резиденции. Т. 1. СПб., 2000.

311

Это ближайшая ложа к сцене, находящаяся на уровне сцены (совр. первая ложа бенуара). Возможно, Элфинстон имел в виду state box, или king’s box, королевскую ложу в Ковент-Гарден, ближайшую к сцене.

312

22 сентября (ст. ст.) 1769 г. давали премьеру героического балета-пантомимы «Armide et Renauld» («Армида и Ренольд») на музыку Г. Ф. Райпаха в постановке Г. Анджолини (см.: Огаркова Н. А. Церемонии, празднества, музыка русского двора XVIII — начала XIX в. СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. С. 245).

313

Элфинстон Самьюэл Уильям (род. 11 марта 1758 г.) стал мичманом 1 октября 1769 г. одиннадцати лет от роду (МИРФ. Ч. 11. С. 605). В «Общем Морском Списке» ошибочно указана дата получения мичманского чина 5 февраля 1770 г. (ОМС. Ч. 5. С. 401–402). Подробнее о Самьюэле Уильяме см. выше с. 25.

314

Мичман, согласно Табели о рангах, относился к 14‐му классу, в 1769 г. чин мичмана соответствовал чину прапорщика в пехоте.

315

В камер-фурьерском журнале за 23 сентября 1769 г. записано: «В вечеру Ея величество и Его высочество покоями изволили проходить в оперный дом смотреть представленной там комедии при одном балете, по сем изволили возвратиться в аппартаменты свои, и в парадной комнате Ея величество всемилостивейше изволила жаловать к руке отъезжающего в море контр-адмирала господина Елфинстона и сыновей его от флота господ офицеров» (КФЖ 1769. С. 199).

316

Эти суммы были зафиксированы в решениях Совета при Высочайшем дворе от 24 сентября 1769 г. (АГС. Т. 1. С. 362).

317

Козлянинов Тимофей Гаврилович (1739–1798) с 1756 г. учился в Морском шляхетском кадетском корпусе; в 1763–1768 гг. стажировался в Англии, Голландии и на Мальте, участвовал в походах в Ост-Индию и Америку. Очевидно, выбор Элфинстона пал на Козлянинова не случайно, т. к. Т. Г. Козлянинов должен был владеть английским. В 1769–1775 гг. Козлянинов участвовал в Архипелагской экспедиции (с 1775 г. капитан второго ранга). Он дослужился до вице-адмиральского звания (1789) и был главным командиром Архангельского порта (1797), умер в Архангельске (ОМС. Ч. 2. С. 184–187; Лурье. С. 121; Феофанов. С. 82).

318

Рескрипт, данный контр-адмиралу Джону Элфинстону 25 сентября 1769 г., см. в бумагах Кабинета Екатерины II: РГА ВМФ. Ф. 179. Оп. 1. Д. 147. Л. 2–16 об.; Там же. Д. 148. Л. 280–310 (на русском и на французском с подписями Екатерины и с печатями), л. 367–380 на английском в переводе Джонсона Ньюмана. Текст рескрипта был частично издан в кн.: МИРФ. Ч. 11. С. 402–405. Здесь мы приводим Рескрипт полностью по русскому оригиналу, сверив с текстом, приводимым Элфинстоном в английском переводе. К рескрипту был приложен список необходимых бумаг, передаваемых в распоряжение Элфинстона и упомянутых в рескрипте, включая выписки из инструкции Г. А. Спиридову, обращение к Великому магистру Мальтийского ордена, торговый договор с Британией, шифры, обращение Екатерины II к единоверным в Османской империи (РГА ВМФ. Ф. 179. Оп. 1. Д. 147. Л. 178; на французском языке).

319

Хотинский Николай Константинович (1727–1811) в 1767–1773/1774 гг. находился в Париже в качестве советника российского посольства.

320

У Элфинстона: Plenipotentiary Minister. Барон Отто Магнус Штакельберг с 1766 по 1771 г. был в Мадриде в ранге посланника. О нем см.: Российские дипломаты в Испании 1667–2017 / отв. ред. О. В. Волосюк. М.: Международные отношения, 2016. С. 66–76.

321

Об отношениях с Бурбонскими домами см., например: Черкасов П. П. Двуглавый орел и королевские лилии. Становление русско-французских отношений в XVIII веке. 1700–1775. М.: Наука, 1995; Черкасов П. П. Франция и русско-турецкая война, 1768–1774 гг. // Новая и новейшая история. 1996. № 1. С. 50–76.

322

Пано (Павел) Маруцци (1730? — 10.07.1801 или 1799), маркиз. В Санкт-Петербурге 10 марта 1768 г. было официально объявлено о назначении Маруцци российским поверенным в делах при Венецианской Республике и при других торговых городах Италии. О нем подробнее: Россия в Средиземноморье. С. 56–62, 227–273 и др.; Фадеева Т. М. Отношения Россия — Венеция в конце XVIII века и маркиз Пано Маруцци (1730–1799), венецианский «грек» на службе России. Материалы к биографии // 1000 лет вместе: ключевые моменты истории России и Греции. М.: Ин-т славяноведения, 2018. С. 130–149.

323

См.: Макушев В. В. Материалы для истории дипломатических сношений России с Рагузской республикой. М.: Университетская типография (Катков и К°), 1865.

324

Из этого можно заключить, что в 1769 г. Россия признавала значительную часть Средиземного моря как «Турецкие воды». Османская империя добивалась того же от Англии, Франции и других держав. Об этом см.: Talbot M. Ottoman Seas and British Privateers // Well-Connected Domains: Towards an Entangled Ottoman History / ed. Pascal W. Firges et al. Leiden: Brill, 2014. P. 54–70.

325

В русском оригинале к этому предложению добавлено: «так, с другой стороны, в противном случае, то есть: когда еще никого тут нет, надобно будет, удаляясь несколько от оных, старатся узнать место пребывания самого графа Орлова и возиметь с ним безпосредственное сношение, где и как учинить вам высаживание и выгрузку на берег всего, к нему назначеннаго» (РГА ВМФ. Ф. 179. Оп. 1. Д. 147. Л. 12; МИРФ. Ч. 11. С. 404). Можно предположить, что Элфинстон намеренно исключил эту часть, так как не выполнил ее и за то обвинялся А. Г. Орловым.

326

Европейские державы XVIII в. долго не могли прийти к единому пониманию «доброго приза». Воюющие державы приписывали себе право досмотра нейтральных судов не только в неприятельских территориальных водах, но и в «открытых морях» («открытое море» считалось по дальности пушечного выстрела). Досмотр проводился, чтобы убедиться, что нейтральное судно не везет запрещенные боеприпасы или (в некоторых случаях) груз врага, или даже что судно действительно принадлежит нейтральной стране, а не маскируется нейтральным флагом. Поскольку досмотр часто замедлял торговое судно и в случае, когда на нем находился сомнительный груз, вообще мог спровоцировать судебное разбирательство, практика досмотра часто приводила к жалобам нейтральных держав. См.: Kulsrud Carl J. Maritime Neutrality to 1780: A History of the Main Principles Governing Neutrality and Belligerency to 1780. Boston: Little, Brown, & Co., 1936. P. 156–202. «Неприятельские воды», указанные Екатериной, — это не только территориальные воды османских владычеств, но и все Эгейское море. Согласно договоренностям и обещаниям Османской империи европейским державам (Британии и Франции), Российское государство считало воды Восточного Средиземноморья османскими территориальными водами и, соответственно, в военное время открытые воды здесь не отличались от «неприятельских». О понятиях османских территориальных вод см.: Talbot M. Ottoman Seas and British Privateers P. 54–70. О российских интерпретациях см.: Leikin J. Prize law, maritime neutrality, and the law of nations in imperial Russia, 1768–1856. P. 112–113.

327

Условия торгового трактата с Англией 1766 г. установили, какие грузы считались контрабандными; эти определения Екатерина II сочла возможным применить к грузам нейтральных стран.

328

Т. е. суда, принадлежащие христианским подданным Османской империи. Действительно, «греческие» суда доставляли немало проблем регулярным силам флота в Архипелаге в 1769–1774 гг.; в продолжение войны в адмиралтейском суде проводились весьма тщательные разбирательства того, какие из греческих судов исполняли «противные действия». Не случайно Екатерина написала А. Г. Орлову в своем рескрипте еще 6 мая 1769 г.: «опасаюсь, что они в грабеже своем не сделают различия между единоверных и Наших и прочих турецких подданных; большое же число кораблей, кои ходят в Архипелагии, все суть греческие, а турецких гораздо меньше» (Рескрипты и письма имп. Екатерины II на имя графа А. Г. Орлова-Чесменского / Сообщ. кн. Н. А. Орловым // СИРИО. СПб.: Тип. Траншеля, 1867. Т. I. С. 19).

329

Ср.: Адмирал Г. А. Спиридов на эскадру получил наличными 20 тыс. ефимков [серебряных талеров], 18 тыс. рублей и 22 137 голландских гульденов. Снабдили его и векселями (Гребенщикова Г. А. Балтийский флот. С. 210).

330

О нем см.: Россия в Средиземноморье. С. 76–78.

331

Вероятно, ошибочно от «redessiné» или «redissé» — передано, сообщено.

332

Франц.: «Сличено с подлинником».

333

Набоков Андрей Иванович, советник канцелярии коллегии иностранных дел.

334

Издано: МИРФ. Ч. 11. С. 374.

335

Официальной датой ухода эскадры принято считать 9/20 октября.

336

На пинке «Св. Павел» изначально было 12 орудий (далее Элфинстон указал, что 9 орудий). Из Кронштадта этот пинк шел под командой капитана Семена Кривцова, а уже из Портсмута под командой британца Джеймса Престона. Летом 1770 г. в Архипелаг пришел еще и английский фрегат «Св. Павел» (будем для ясности фрегат называть далее «St. Paul»); о нем подробнее см. ниже. Пинк «Св. Павел» был размонтирован в 1772 г. в Аузе на Паросе.

337

Если судить по шканечным журналам, это был корабль «№ 1 Всеволод» эскадры вице-адмирала П. П. Андерсона, и этот корабль Элфинстон встретил на два дня раньше — 11/22 октября (МИРФ. Ч. 11. С. 444).

338

Или 48 дюймов, т. е. примерно 120 см!

339

Макензи Томас (Фома Фомич) (Мак Кензи, Мекензи, MacKenzie, Thomas род. в Архангельске в 1740 г., умер в Севастополе 10/21 января 1786 г.), шотландец (его отец был приглашен на российскую службу и стал контр-адмиралом). Мичман российского флота (с 1765 г.), дослужился до контр-адмирала (1783 г.). О нем см.: Усольцев В. С. Фома Фомич Мекензи. Севастополь: Арт-Принт, 2001.

340

Первый «толстяк», очевидно, капитан С. П. Хметевский.

341

Палка для промера глубины.

342

Донесение капитана Хметевского об этом случае от 18 ноября 1769 г. с комментариями Элфинстона издано: МИРФ. Ч. 11. С. 410–411.

343

Филосóфов Михаил Михайлович (1732–1811), служил в армии в Семилетнюю войну, затем выполнял отдельные дипломатические поручения Н. И. Панина в Европе; в 1766 г. возглавил Сухопутный шляхетский корпус. В 1768 г. направлен посланником в Данию. Пользовался расположением датского премьер-министра графа Бернсторфа, по после отставки Бернсторфа в 1770 г. вернулся в Россию. С 1774 по 1796 г. в отставке, жил уединенно. В конце 1796 г. Павел I произвел М. М. Философова в генералы от инфантерии и назначил его военным губернатором смоленским и псковским.

344

Это письмо с рейда Эльсинора, датированное 21 октября/1 ноября 1769 г., сохранилось (АВПРИ. Ф. Копенгагенская миссия. Оп. 54/1. Д. 214. 2 л.).

345

Письмо опубликовано, но с сокращениями и разночтениями (МИРФ. Ч. 11. С. 413–414). Здесь публикуется перевод текста, приведенного в «Повествовании» Д. Элфинстона.

346

В изданном в МИРФ тексте предложение продолжено: «В этот промежуток времени суда могли бы сделать 60 немецких миль».

347

Донесение капитана С. Хметевского и Замечания на него изд.: МИРФ. Ч. 11. С. 410–411.

348

Ответом на это стала записка императрицы графу Панину: «Напишите Элфинстону, что он может ожидать „Африку“ и „Святослава“, но что его любезный „Чичагов“ погиб, а „Тверь“ вернулся в Ревель, за что командир будет примерно наказан, что за поздним временем он придет к нему только весною, что, если он чувствует себя очень слабым, то посоветуйте ему приискивать, где только возможно, арматоров, и что граф Орлов имеет мои приказания относительно патентов» (МИРФ. Ч. 11. С. 417).

349

В Дании большая помощь незадолго до того уже была оказана эскадре Спиридова. О приеме эскадры Спиридова в Копенгагене см.: Гребенщикова Г. А. Балтийский флот. С. 216–219.

350

В шканечных журналах стоит дата 27 октября.

351

М. М. Философов, вероятно весьма удрученный состоянием, в котором пришла в сентябре эскадра Спиридова, в своем донесении от 24 октября/4 ноября 1769 г. расхваливал Элфинстона и сообщал о том, как по согласию с Элфинстоном он делал выговор капитанам: «Из поездки моей в Гелсинор вчерась возвратился. Нашол контр адмирала Элфинстона эскадры находящиеся при нем карабли генерально говоря в исправном состоянии, служба исправляется с порядком и точностию, и руския пословицы ну как нибудь и через пень колоду валить, кажется, что уже в команде ево истребляются, словом сказать <…> от сей эскадры е. и. в. успехов ожидать, конечно, может, а та полезность уже и очевидна, что наши офицеры и матрозы прямо морскую службу узнают, и что не гораздо авантажных в теснении в пользу наших морских знаний и разрядов, произведенныя проходом и пребыванием здесь прежней эскадры, полезнейший переворот в разгласке публики получают. Дацкие лучшие морские офицеры уверяют, что сия эскадра в таком исправном состоянии, что они никогда лучшего в своих ожидать не могут. Проворство в переворотах судов, легкость в плавании, а особливо оснастку весьма хвалят, чистота на судах и все меры к збережению здоровья людей строго наблюдают, больных почти нет, и все в том устройстве, что всегда готово к бою. А те суда, которыя или курс не по порядку держат, или медлительно испущением сигналами повеленное отправляют, наказываются выстрелом по ним ядром, что сперва казалось многим из наших удивительно, однако, наконец, из того польза службы роптания пресечением послужила. По несчастию, наши мореплаватели в таком невежестве и в таком ослабном порядке отправлять своя службы приобвыкли быть, что контр адмирал весьма большия трудности в негодованиях, роптаниях и в беспрестанных ссылках от офицеров на Регламент находит, а больше всего с огорчением видит, что желание большей части офицеров к возврату, а не к продолжению экспедиции клонится, и что безпрестанно делается ему в том представлении аб непрочности судов и тому подобном, единственно из сего приметы произходят, а из того тот большей вред следует, что нижние служители и весь екипаж теряют бодрственную надежность, столь нужную при столь трудной експедиции. К отвращению сего по общему совету с контр-адмиралом я за нужно признал, собрав капитанов, им от имени е. и. в. строгое увещевание зделать и притом объявил, что Ея и. в. в полную власть контр-адмирала препоручила их без вскаго суда не только отрешать <…>, но и чинов лишать, а напротиву и всякое такое награждение за отличную ревность к службе, которое им от контр адмирала обещано будет, от них действительно признаваемо бывало, как буде бы и оное из собственных уст ея получали. А как из всех капитанов господин Хметевской с сей стороны наибольше погрешил, то и весь вид к его точному разжалованию зделан, и по усмотрению в нем большаго о том устрашения и раскаяния, он на прежднее восстановлен» (АВПРИ. Ф. Копенгагенская миссия. Оп. 54/1. Д. 152. Л. 179–179 об.).

352

Опубликовано: МИРФ. Ч. 11. С. 414–415.

353

Здесь, вероятно, намеренно Элфинстон выпустил все технические детали, которые между тем имеются в опубликованном послании (см.: там же).

354

Всего в Копенгагене были проведены работы на сумму 2058.38 ½ Dannish current Rix dollars (ригсдаллеров). Отчет о проведенных работах см.: РГА ВМФ. Ф. 189. Оп. 1. Д. 1. Л. 25–25 об.

355

31 октября/11 ноября 1769 г. М. М. Философов писал в Петербург: «Вчерась на куртаге представлен был от меня королю контр адмирал [Элфинстон], и принят от Его величества и от всего здешняго двора с отличностию» (АВПРИ. Ф. Копенгагенская миссия. Оп. 54/1. Д. 152. Л. 181). Ранее в своих сентябрьских посланиях Философов также отмечал, что во время пребывания в Дании эскадры Спиридова «Елманов и командующия кораблями капитаны были на куртаге представлены их дацким величествам и, как от короля, так и от королевы весьма милостиво приняты, и от всего здешняго двора весма учтиво обласканы», но адмирал Спиридов «за болезнию» королю так и не был представлен и, кажется, на берег не сходил (Там же. Л. 91 об.). Британский посол в Копенгагене Роберт Ганнинг cообщал 11 ноября 1769 г. в реляции о прибытии Элфинстона и о милостивом приеме, оказанном ему при дворе («Admiral Elphinston being obliged to wait for the remaining part of his squadron, came here a few days ago from Elseneur. He was yesterday presented at Court, and has received the highest Marks of attention from every body here» — TNA. SP. 75/122. Fol. 236).

356

Кристиан VII (дат. Christian VII; 1749–1808), король Дании и Норвегии с 14 января 1766 г., официально до смерти в 1808 г. Когда он взошел на трон, обнаружилась его психическая нестабильность. В 1770 г. была совершена первая попытка переворота и Кристиана отстранили от власти, по сути с 1770 по 1772 г. страной управлял доктор Йохан Фридрих Струенсе. — Oakley S. P. Christian VII // Dictionary of Scandinavian History / ed. Byron J. Nordstrom. Westport, CT: Greenwood Press, 1986. P. 69–70, 562–564.

357

Вдовствующая королева София Магдалена Бранденбург-Кульмбахская (1700–1770), жена Кристиана VI, бабушка Кристиана VII. Принцем, очевидно, Элфинстон называет Фредерика, сына короля Фредерика V и его второй супруги Юлианы Марии. Впрочем, к этому времени у Кристиана VII и его супруги Каролины Матильды уже родился сын Фредерик, который в 1808 г., после смерти его отца, стал королем Дании Фредериком VI.

358

Как сообщал другой очевидец политических интриг в Дании, вдовствующая королева появлялась при Дворе только в так называемые Public Days (Consett M. A Tour Through Sweden, Swedish-Lapland, Finland and Denmark In a Series of Letters. London: J. Johnson, 1789. P. 141).

359

Каролина Матильда Великобританская (англ. Caroline Matilda of Great Britain, дат. Caroline Mathilde; 22 июля 1751, Лондон — 10 мая 1775, Целле), сестра британского короля Георга III, супруга датского короля Кристиана VII и мать короля Фредерика VI. Действительно, судя по депешам Роберта Ганнинга и другим свидетельствам, в это время Каролина Матильда серьезно болела.

360

София Магдалена Бранденбург-Кульмбахская родилась 28 ноября 1700 г. В депеше Роберта Ганнинга из Копенгагена 28 ноября 1769 г. сообщается: «This being the Birth Day of the Queen Mother who enters into her 70th Year, it is to be observed as usual at Court» (TNA. SP 75/122. Fol. 246).

361

Ср. с переводом Джонсона Ньюмана (РГА ВМФ. Ф. 179. Оп. 1. Д. 148. Л. 421–428 с датой «21 ноября 1769 г.»; МИРФ. Ч. 11. С. 419–421).

362

В оригинале: «round house сabin»; переведено Ньюманом как «капитанский кают». В сентябре — ноябре 1769 г. к обсуждению работ на «Святославе» Адмиралтейств-коллегия возвращалась неоднократно; адмирал Нагаев предлагал «снять гютъ и борты во все шканцы и мачты убавить фута на четыре или как коллегия разсудит» (РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 57. Л. 276–277); после того как были произведены «снятие гюта и бортов во все шканцы и убавление мачт и протчия поправления учинены, фор и грот руст опущена ниже на пять фут», Адмиралтейств-коллегия 5/16 ноября 1769 г. постановила, что «преждебывшая в том корабле валкость истреблена» (РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 57. Л. 276–277 и др.). Однако, как покажет дальше повествование Элфинстона, проблемы с кораблем все еще оставались, и их пришлось вновь решать в Портсмуте.

363

Подготовка «Святослава» в Ревеле не напрасно вызывала беспокойство Адмиралтейств-коллегии. 21 сентября/2 октября 1769 г. в Ревель был отправлен курьер и строжайше приказано «Святослав» к 1 октября вывести (л. 254); 25 сентября Адмиралтейств-коллегия рассматривала рапорт адмирала Нагаева о том, что все, кто должен был работать на «Святославе», начиная с Ламбе Ямеса до командиров Барша и Степанова, «сказались больны», и Адмиралтейств-коллегия приказывает заменить Барша и Степанова, если они больны, а корабль скорейшим образом все-таки закончить; 28 сентября последовал новый приказ: закончить «Святослав» и выходить с Элфинстоном, а если Барш и Степанов все еще «больны», назначить на корабль командиром капитана Мусина-Пушкина, а Барша и Степанова прислать в Санкт-Петербург в коллегию; напомню, что выше указывалось, что у Барша на борту возник конфликт с офицерами (РГА ВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 57. Л. 254, 261, 276–277, 282). Словом, корабль, без сомнения, выходил из Ревеля в большой спешке!

364

Т. е. корабль будет разгружен и его осадка станет не более 23 футов. О том же доносил в Петербург из Копенгагена М. М. Философов 14/25 ноября: «Корабль Святослав, будучи уравнен на 23 фута глубины, еще до здешней рейды доведен быть не может за противными и крепкими ветрами да силными течениями и болшим убавлением воды»; российский посланник также добавлял, что на «бригадира Баржа никакой надежности полагать не можно», да и весь «экипаж» корабля доведен «в робость» (АВПРИ. Ф. Копенгагенская миссия. Оп. 54/1. Д. 152. Л. 182).

365

Капитан «Не Тронь Меня» С. П. Хметевский оставил скупой рассказ об этом случае: «16‐го числа великим NW крепким ветром и волнением корабль, стоя на глубине 5 сажень <…> доставал рулем до земли, да и килем весьма чувствительно, лишней воды в корабль от тех ударов не прибавилось, для чего, выпустя один канат с якорем, отошли ближе Ельцыннорскаго берега, на глубине 9 сажень легли на якорь» (Россия в Средиземноморье. С. 575).

366

«Не Тронь Меня» был спущен на воду в 1763 г., т. е. кораблю было всего шесть лет. Корабль до конца был на плаву в Архипелагской экспедиции, только в 1775 г. его за ветхостью продали на слом в Ливорно.

367

Приказ Джона Элфинстона от 26 ноября 1769 г. гласил, в частности: «приказать болным поносом страждущим отпустить каждому человеку всякой день по две чарки рома смешено с осми чарками воды, а все здоровыми всякаго чина служителям, порцыонных денег не получаемым, отпустить по одной чарки рома смешено с четырьмя чарками воды, а сию выдачу учинить им перед обедом, сверх того им, здоровым (а отнюдь не больным), велеть вам отпустить всякой день по одной чарке рускаго вина, как скоро, что все руское вино издержено будет, тогда выдавать всем вышеписанным здоровым так, как болным всякой день по две чарки рома, смешено с осми чарками воды. А сие питье им выдавать уже смешено, а отнюдь не разделно, ниже, чтоб они сами смесь сей составляли» (РГА ВМФ. Ф. 189. Оп. 1. Д. 9. Л. 19–19 об.).

368

Текст приводится по: РГА ВМФ. Ф. 189. Оп. 1. Д. 9. Л. 20.

369

Именины императрицы праздновались в день памяти св. Екатерины Александрийской 24 ноября/5 декабря.

370

Текст приводится по: РГА ВМФ. Ф. 189. Оп. 1. Д. 9. Л. 17–17 об.

371

Cтень-вынтрепы — снасти, с помощью которых опускается и поднимается стеньга на мачту.

372

Кат-блоки — снасти для поднятия якоря из воды.

373

Не ясно, какого «капитана» имел здесь в виду Д. Элфинстон — себя, контр-адмирала, или своего сына Джона, лейтенанта.

374

Издано с разночтениями: МИРФ. Ч. 11. С. 421.

375

Этот эпизод с разбитой шлюпкой описан у С. П. Хметевского. См.: Россия в Средиземноморье. С. 575.

376

Гордон Джон, британский моряк. Элфинстон взял Гордона лоцманом на «Святослав», так как был осведомлен, что ранее Гордон служил в британском флоте и ходил в Средиземном море. «Чтобы придать вес на его посту», Элфинстон присвоил ему ранг лейтенанта (АВПРИ. Ф. Лондонская миссия. Оп. 36/1. Д. 308. Л. 5–5 об.). В 1770–1771 гг. после потери «Святослава» Гордон предстал перед военным судом (об этом см. ниже с. 476–477).

377

1/12 декабря М. М. Философов писал в Петербург: «Здесь адмирал принял на суда трех надежных пилотов англичан для проводу ескадры через канал [Ла-Манш], да одного в офицерской чин весьма искуснаго пилота и мореплавателя, которой последней определен на Святослав, где еще к ево распаряткам совсем не привычны, а господин Барж [Барш], по несчастию, весьма слаб, а больше всего робок» (АВПРИ. Ф. Копенгагенская миссия. Оп. 54/1. Д. 152. Л. 185–185 об.).

378

Westley William (Весли) 2 декабря 1769 г. был принят обер-боцманом на эскадру Элфинстона и находился на корабле «Не Тронь Меня»; 26 февраля 1770 г. был произведен Элфинстоном в лейтенанты; в 1771 г. ушел из российской службы «по состоянию здоровья» и вернулся в Англию (см.: РГА ВМФ. Ф. 189. Оп. 1. Д. 4. Л. 3, 4; Ф. 190. Оп. 1. Д. 5. Л. 55 об.). Переводчик на русский Authentic Narrative, как представляется, ошибочно считал именно Уэстли автором этого сочинения (Весли В. Воспоминания участника Архипелагской экспедиции / перевод В. С. // Морской сборник. 1914. Т. 382. № 5. С. 1–53).

379

Залив при входе в Ярмут (Yarmouth). В английских географических словарях даются вариации: Leostoff, Lestoff, Lowestoff; в русских — упоминается как Лоцтофские маяки. Далее Элфинстон указывает ориентир «Leostoff Church».

380

Примечательно, что С. П. Хметевский в своих Записках этот эпизод опускает вовсе, однако в Материалах для истории флота на основании судовых журналов отмечается, что 17 декабря (ст. ст.) «По приказу контр-адмирала командир корабля капитан Хметевский арестован в каюте с постановкою при ней часового, а командование поручено капитан-лейтенанту Козлянинову словесным приказом» (МИРФ. Ч. 11. С. 445). Однако уже 22 декабря по прибытии на Портсмутский рейд Хметевскому будет возвращено право командовать кораблем. Хметевский считал, что Элфинстону наговаривали на него «небылицы» и неправильно переводили его слова (см.: Россия в Средиземноморье. С. 580).

381

18 декабря фрегат «Африка» получил повреждение руля и отстал. 21 декабря он стал на якорь у острова Норд-Фольма, где находился по январь 1770 г. (МИРФ. Ч. 11. С. 445).

382

Мусин-Пушкин Алексей Семенович (1730–1817). С конца декабря 1765 г. по июль 1768 г. — посланник (полномочный министр) в Великобритании, затем на короткое время (1768–1769) полномочным министром в Лондон был прислан граф Иван Григорьевич Чернышев, заключавший соглашение с Элфинстоном об условиях его приглашения на русскую службу, однако в августе 1769 г. Чернышев был назначен вице-президентом Адмиралтейств-коллегии и отозван из Лондона, и Алексей Семенович Мусин-Пушкин, формально переведенный на время в Гаагу, вновь стал полномочным министром в Великобритании на десятилетие (указ о назначении 12/23 августа 1769 г.; указ об отзыве 5/16 мая 1779 г.). Подробнее о роли А. С. Мусина-Пушкина в Лондоне см.: Кросс Э. Г. У Темзских берегов. Россияне в Британии в XVIII веке. СПб.: Академический проект, 1996. С. 34–35 и др.; Александренко В. Н. Русские дипломатические агенты в Лондоне в XVIII в. Варшава: Тип. Варшавскаго учебнаго округа, 1897. Ч. 2. С. 41–42, 387–390 и др.

383

Beachy Head, Истборн — мыс на южном побережье Великобритании.

384

Dunnose — мыс на южном берегу острова Уайт.

385

Официальное название — Royal Hospital Haslar (в Портсмуте).

386

Российский посланник А. С. Мусин-Пушкин отправил русский перевод этого письма Н. И. Панину, этот перевод имеет некоторые отличия в предлагаемой информации и трактовке событий: «Ветр, которым прошли мы мимо Дувра, недолго продолжался к сему месту, однако ж имели мы щастье прибыть, откуда нужно будет воитить в Портсмутскую Гавань, чтоб исправлятся, да и в док надобно будет, может быть, иттить, чтоб корабль окиловать, потому что по капитанскому репорту он на Эльсинорском рейде четырнатцать раз о землю ударился. Естли б время годовое дозволило, чтоб осмотрен был и в Копенгагене, но поздно было.

Что до меня касается, видя, [что] по сем случае более течи в карабле не зделалось, как прежде я думаю, что он ничего или мало очень повредился. Не взирая на сие, все офицеры и служители объемлены страхом о великом онаго повреждении. Чаятельно, нам нужно будет поджидать других кораблей, и так между тем о килование нашего корабля ничему бы не препятствовало.

Когда Святослав карабль прибудет, то его совсем выгрузить надобно, дабы баласт его перекладывать, как я укажу, чтоб он не валок был и плотнее на воде лежал.

Сожалею объявить Вашему превосходительству, что прочия карабли со мной, действительно, не находятся по притчине, что командиры их не внимали моих сигналов и в ночное время не шли под довольными парусами.

Ежели возможно, я надеюсь, что получено будет позволение больных наших в Гаслерской госпиталь здесь впустить для востановления их здоровья и для прочищения карабля, потому что у них на карабле сверх комплектных находится сто с лишним человек» (АВПРИ. Ф. Сношения с Англией. Оп. 35/6. Д. 231. Депеши Мусина-Пушкина Н. И. Панину за январь–апрель 1770 г. Л. 3–3 об.).

387

Письмо на французском сохранилось: РГА ВМФ. Ф. 179. Оп. 1. Д. 148. Л. 314–317.

388

Рапорты Адмиралтейств-коллегии о возвращении «Твери» в Ревель и о потере «Чичагова» см.: РГА ВМФ. Ф. 179. Оп. 1. Д. 145. Л. 82–84.

389

Это письмо во фрагментах и с разночтениями издано: МИРФ. Ч. 11. С. 531.