Лариса Дмитриевна, давно прошедшая этими «задами» пантеизма, сбивала его и, улыбаясь, показывала мне на него глазами. Она, разумеется, была правее его, и я добросовестно ломал себе голову и досадовал, когда мой доктор торжественно смеялся. Споры эти занимали меня до того, что я с новым ожесточением принялся за Гегеля. Мученье моей неуверенности недолго продолжалось, истина мелькнула перед глазами и стала становиться яснее и яснее; я склонился на сторону моей противницы, но не
так, как она хотела.
Руки ослабели, разжались. Талон выпал из них на стол. Она сильнее меня, и я, кажется, сделаю
так, как она хочет. А впрочем… впрочем, не знаю: увидим — до вечера еще далеко… Талон лежит на столе.
Так как бороться с теперешним моим настроением было бы бесполезно, да и не в моих силах, то я решил, что последние дни моей жизни будут безупречны хотя с формальной стороны; если я не прав по отношению к своей семье, что я отлично сознаю, то буду стараться делать
так, как она хочет. В Харьков ехать, так в Харьков. К тому же в последнее время я так равнодушен ко всему, что мне положительно все равно, куда ни ехать, в Харьков, в Париж ли, или в Бердичев.
Мне это становилось немножко смешно и даже как будто стыдно за мою собеседницу; однако я сделал
так, как она хотела, и только что окинул глазом первый период раскрывшейся страницы, как почувствовал досадительное удивление.
Неточные совпадения
— Анна Андреевна именно ожидала хорошей партии для своей дочери, а вот теперь
такая судьба: именно
так сделалось,
как она хотела», — и
так, право, обрадовалась, что не могла говорить.
Кити видела, что с мужем что-то сделалось.
Она хотела улучить минутку поговорить с ним наедине, но он поспешил уйти от
нее, сказав, что ему нужно в контору. Давно уже ему хозяйственные дела не казались
так важны,
как нынче. «Им там всё праздник — думал он, — а тут дела не праздничные, которые не ждут и без которых жить нельзя».
Анна, отведя глаза от лица друга и сощурившись (это была новая привычка, которой не знала за
ней Долли), задумалась, желая вполне понять значение этих слов. И, очевидно, поняв их
так,
как хотела,
она взглянула на Долли.
Вронский понял по
ее взгляду, что
она не знала, в
каких отношениях он
хочет быть с Голенищевым, и что
она боится,
так ли
она вела себя,
как он бы
хотел.
— А ты очень испугался? — сказала
она. — И я тоже, но мне теперь больше страшно,
как уж прошло. Я пойду посмотреть дуб. А
как мил Катавасов! Да и вообще целый день было
так приятно. И ты с Сергеем Иванычем
так хорош, когда ты
захочешь… Ну, иди к ним. А то после ванны здесь всегда жарко и пар…