Неточные совпадения
—
Надписи эти, которые вы
видите, я не сам выдумал, а это мне консисторский секретарь Афанасий Иванович присоветовал.
Отец протопоп гневались бы на меня за разговор с отцом Захарией, но все бы это не было долговременно; а этот просвирнин сын Варнавка, как вы его нынче сами
видеть можете, учитель математики в уездном училище, мне тогда, озлобленному и уязвленному, как подтолдыкнул: «Да это, говорит,
надпись туберозовская еще, кроме того, и глупа».
Лунёв задумался над этим двустишием, чувствуя в нём что-то трогательное. Но вдруг его как будто толкнуло чем-то прямо в сердце, и он, пошатнувшись, крепко закрыл глаза. Но и закрытыми глазами он ясно
видел надпись, поразившую его. Блестящие золотые буквы с коричневого камня как бы врезались в его мозг:
Мигаев. Да, чудак, давно б я его заложил, да нельзя — дареный, в знак памяти, пуще глазу его берегу.
Видишь надпись: «Гавриилу Петровичу Мигаеву от публики».
Неточные совпадения
В городе я
видел много европейских домов в упадке; на некоторых приклеены бумажки с
надписью «Отдаются внаем».
— Это… это отцовский, стало быть, конверт, — пробормотал он, — тот самый, в котором лежали эти три тысячи… и, если
надпись, позвольте: «цыпленочку»… вот: три тысячи, — вскричал он, — три тысячи,
видите?
Видел их и указал на то, что они были уложены в пакет с
надписью, один только слуга Смердяков.
— И на третий закон можно объясненьице написать или и так устроить, что прошенье с третьим-то законом с
надписью возвратят. Был бы царь в голове, да перо, да чернила, а прочее само собой придет. Главное дело, торопиться не надо, а вести дело потихоньку, чтобы только сроки не пропускать.
Увидит противник, что дело тянется без конца, а со временем, пожалуй, и самому дороже будет стоить — ну, и спутается. Тогда из него хоть веревки вей. Либо срок пропустит, либо на сделку пойдет.
В сентябре 1861 года город был поражен неожиданным событием. Утром на главной городской площади, у костела бернардинов, в пространстве, огражденном небольшим палисадником, публика, собравшаяся на базар, с удивлением
увидела огромный черный крест с траурно — белой каймой по углам, с гирляндой живых цветов и
надписью: «В память поляков, замученных в Варшаве». Крест был высотою около пяти аршин и стоял у самой полицейской будки.