Неточные совпадения
Чтобы ввести читателя в уразумение этой драмы, мы оставим пока в стороне все тропы и дороги, по которым Ахилла, как американский следопыт, будет выслеживать своего
врага, учителя Варнавку, и погрузимся в глубины внутреннего мира самого драматического лица нашей повести — уйдем в мир
неведомый и незримый для всех, кто посмотрит на это лицо и близко и издали.
Двинуть на окопы неожиданные,
неведомые врагу танки и, как косилкою, начисто выкосить людскую ниву пулеметами.
Неточные совпадения
Зачем же точно
неведомый голос нашептывает мне их на ухо, зачем, когда я просыпаюсь ночью, передо мною в темноте проходят знакомые картины и образы, и зачем, когда является один бледный образ, лицо мое пылает, и руки сжимаются, и ужас и ярость захватывают дыхание, как в тот день, когда я стоял лицом к лицу с своим смертельным
врагом?
Но мы не остались. Нас влекла
неведомая тайная сила: нет силы большей в человеческой жизни. Каждый отдельно ушел бы домой, но вся масса шла, повинуясь не дисциплине, не сознанию правоты дела, не чувству ненависти к неизвестному
врагу, не страху наказания, а тому
неведомому и бессознательному, что долго еще будет водить человечество на кровавую бойню — самую крупную причину всевозможных людских бед и страданий.
«Ничего!» Выходит, что камышинский мещанин сужден, осужден, закован, сослан, готовится принять
неведомую меру мучений из-за… ничего! Казалось бы, к тому, что характеризуется этим словом «ничего», можно относиться лишь безразлично. Между тем, камышинский мещанин относится к нему страстно, он является подвижником чистого отрицания, бесстрашно исповедуя свое «ничего» перед
врагами этого учения.
Я лиру посвятил народу своему. // Быть может, я умру
неведомый ему, // Но я ему служил — и сердцем я спокоен… // Пускай наносит вред
врагу не каждый воин, // Но каждый в бой иди! А бой решит судьба… // Я видел красный день: в России нет раба! // И слезы сладкие я пролил в умиленье… // «Довольно ликовать в наивном увлеченье, — // Шепнула Муза мне. — Пора идти вперед: // Народ освобожден, но счастлив ли народ?..»
Принципы растеряны,
враги гораздо ревностнее стоят за то, за что хотели ратовать их друзья; земельный надел народа, равноправие всех и каждого пред лицом закона, свобода совести и слова, — все это уже отстаивают
враги, и спорить приходится разве только «о бревне, упавшем и никого не убившем», а между тем
враги нужны, и притом не те
враги, которые действительно враждебны честным стремлениям к равноправию и свободе, а они, какие-то
неведомые мифические
враги, преступлений которых нигде нет, и которые просто называются они.