Неточные совпадения
Были из них даже по-своему благочестивые: эти открывали свои радушные хаты для пиров
только до «благодатной», то
есть до второго утреннего звона в лавре. А
как только раздавался этот звон, казачка крестилась, громко произносила: «радуйся, благодатная, господь с тобою» и сейчас же всех гостей выгоняла, а огни гасила.
Таких людей,
как Кесарь Степанович, нет уже более не
только в Киеве, но, может
быть, и во всей России. Пусть в ней никогда не переводятся и, вероятно, вперед не переведутся антики, но «печерский Кесарь» дважды повторен
быть не может.
Этот герой Печерска,
как настоящий «Кесарь»,
только господствовал над местностью и над всеми, кто, живучи здесь, обязан
был его знать.
Берлинский будто бы ходил во дворец, и результатом этого
был тот паек или «прибавок» к пенсии, которым «печерский Кесарь» всех соседей обрадовал и сам очень гордился. Однако и с прибавкою Берлинский часто не мог покрывать многих, самых вопиющих нужд своей крайне скромной жизни на Печерске. Но так
как все знали, что он «имеет пенсию с прибавком», то «Кесарь» не
только никогда не жаловался на свои недостатки, а, напротив, скрывал их с большою трогательностию.
Берлинский, разумеется, дежурного не боялся и отвечал: «Пусть ваш лысый граф не беспокоится и пусть, если умеет, сам Вылезария в плен берет, а я
только моего особенного прибора дожидаюсь, и
как англичанин мне прибор сделает, так я сейчас же выеду и
буду, где государю угодно, век доживать да печерских чудотворцев за него молить, чтобы ему ничего неприятного не
было. А пока мои бритвы не готовы, я не поеду. Так лысому от меня и скажите».
Только удивительного коня этого нельзя
было ввести в Киев, а надо
было его где-то скрывать, потому что он
был самый лучший на всем Орловском заводе и Бибикову хотелось его иметь, но благодарная теща сказала: «На что он ему?
Какой он воин!» — и подарила коня Берлинскому, с одним честным словом, чтобы его в «бибиковское царство» не вводить, а содержать «на чужой стороне».
Стоял он,
как сказано, точно изваяние — совершенно неподвижно, и так же неподвижен
был его взгляд, устремленный на мост,
только желто-белые усы его изредка шевелились; очевидно, от истомы и жажды он овлажал свои засохшие уста.
Эти два человека оба
были мои знакомые, очень скромные дворяне, но с этого события они вдруг получили всеобщий интерес, так
как по городу пролетела весть, что государь их не
только тронул рукою, но и что-то, сказал им. Об этом
будет ниже. С того мгновения,
как государь отстранил двух оторопевших дворян и стал лицом к открытой реке, внимание мое уже не разрывалось надвое, а все
было охвачено Пимычем.
Я мог послать старцу ответ самый полный, без всякого утаения. Два господина, остолбеневшие у перил на том месте, где захотел взглянуть на Днепр император Николай Павлович,
как я сказал,
были мне известны. Это
были звенигородские помещики, братья Протопоповы. Они мне даже приходились в отдаленном свойстве по тетке Наталье Ивановне Алферьевой, которая
была замужем за Михаилом Протопоповым. А потому мы в тот же день узнали, что такое сказал им государь. Он отстранил их рукою и проговорил
только два слова...
Я не могу, да и не обязан забыть,
как этому суровому «немоляку за имя царево» хотелось «попеть тропаря» и вся остановка
была только за тем, чтобы император «двумя персты» перекрестился.
Я опустил руку в дорожную сумку, где у меня
был маленький бинокль, и
только что стал наводить его на крышу,
как кто-то серым рукавом закрыл мне «поле зрения».
Как только я назвал себя, Гиезий узнал меня сразу и подал свою уваленную птичьим пухом руку. А между тем и перепелиная казнь
была кончена; повар соскочил на землю и пошел к бочке с водою мыть руки, а мы с старым знакомцем отправились
пить чай. Сели уютненько, решето с птичьими головками под стол спрятали и разговорились.
С тех пор, когда мне случалось
быть в Киеве, я никогда и ни от кого не мог получить никаких известий о детях отца Евфима; но что всего страннее, и о нем самом память
как будто совершенно исчезла, а если начнешь усиленно будить ее, то услышишь разве
только что-то о его «слабостях». В письме своем преосвященный Филарет говорит: «не дивитеся сему — банковое направление все заело. В Киеве ничем не интересуются, кроме карт и денег».
По словам о. Евфима,
как только Елена Семеновна скончалась, он и два преданные ему друга (а у него их
было много) разобрали в нижней «коморе» пол и сейчас же стали своими руками копать могилу.
Как только пить надумали, // Влас сыну-малолеточку // Вскричал: «Беги за Трифоном!» // С дьячком приходским Трифоном, // Гулякой, кумом старосты, // Пришли его сыны, // Семинаристы: Саввушка // И Гриша, парни добрые, // Крестьянам письма к сродникам // Писали; «Положение», // Как вышло, толковали им, // Косили, жали, сеяли // И пили водку в праздники // С крестьянством наравне.
― У нас идут переговоры с ее мужем о разводе. И он согласен; но тут есть затруднения относительно сына, и дело это, которое должно было кончиться давно уже, вот тянется три месяца.
Как только будет развод, она выйдет за Вронского. Как это глупо, этот старый обычай кружения, «Исаия ликуй», в который никто не верит и который мешает счастью людей! ― вставил Степан Аркадьич. ― Ну, и тогда их положение будет определенно, как мое, как твое.
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).Да ведь это вам кажется
только, что близко; а вы вообразите себе, что далеко.
Как бы я
был счастлив, сударыня, если б мог прижать вас в свои объятия.
Анна Андреевна. Ему всё бы
только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом
был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое
было амбре, чтоб нельзя
было войти и нужно бы
только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах,
как хорошо!
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси
только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади хорошие
были! Ямщикам скажи, что я
буду давать по целковому; чтобы так,
как фельдъегеря, катили и песни бы
пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Хлестаков. Черт его знает, что такое,
только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (
Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно
как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим,
как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да
есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног.
Только бы мне узнать, что он такое и в
какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)