Неточные совпадения
Вот и хорошо: так он порешил настоятельно себя кончить и день к тому определил, но
только как был он человек доброй души, то подумал: «Хорошо же; умереть-то я, положим, умру, а ведь я не скотина: я не без души, — куда потом моя душа
пойдет?» И стал он от этого часу еще больше скорбеть.
Он и скрылся, а я проснулся и про все это позабыл и не чаю того, что все эти погибели сейчас по ряду и начнутся. Но
только через некоторое время поехали мы с графом и с графинею в Воронеж, — к новоявленным мощам маленькую графиньку косолапую на исцеление туда везли, и остановились в Елецком уезде, в селе Крутом лошадей кормить, я и опять под колодой уснул, и вижу — опять
идет тот монашек, которого я решил, и говорит...
«Хорошо, — думаю, — теперь ты сюда небось в другой раз на моих голубят не
пойдешь»; а чтобы ей еще страшнее было, так я наутро взял да и хвост ее, который отсек, гвоздиком у себя над окном снаружи приколотил, и очень этим был доволен. Но
только так через час или не более как через два, смотрю, вбегает графинина горничная, которая отроду у нас на конюшне никогда не была, и держит над собой в руке зонтик, а сама кричит...
Так мы и разошлись, и я было
пошел к заседателю, чтобы объявиться, что я сбеглый, но
только рассказал я эту свою историю его писарю, а тот мне и говорит...
— Вот за печать с тебя надо бы прибавку, потому что я так со всех беру, но
только уже жалею твою бедность и не хочу, чтобы моих рук виды не в совершенстве были. Ступай, — говорит, — и кому еще нужно — ко мне
посылай.
Но
только не договорил я этого, что хотел сказать, как вижу, к нам по степи легкий улан
идет.
«Шабаш, — думаю, —
пойду в полицию и объявлюсь, но
только, — думаю, — опять теперь то нескладно, что у меня теперь деньги есть, а в полиции их все отберут: дай же хоть что-нибудь из них потрачу, хоть чаю с кренделями в трактире попью в свое удовольствие».
«Тьфу вы, подлецы!» — думаю я себе и от них отвернулся и говорить не стал, и
только порешил себе в своей голове, что лучше уже умру, а не стану, мол, по вашему совету раскорякою на щиколотках ходить; но потом полежал-полежал, — скука смертная одолела, и стал прионоравливаться и мало-помалу
пошел на щиколотках ковылять. Но
только они надо мной через это нимало не смеялись, а еще говорили...
И взял я его перекрестил, сложил его головку с туловищем, поклонился до земли, и закопал, и «Святый боже» над ним пропел, — а куда другой его товарищ делся, так и не знаю; но
только тоже, верно, он тем же кончил, что венец приял, потому что у нас после по орде у татарок очень много образков
пошло, тех самых, что с этими миссионерами были.
Тут они и пустили про меня дурную
славу, что будто я чародей и не своею силою в твари толк знаю, но, разумеется, все это было пустяки: к коню я, как вам докладывал, имею дарование и готов бы его всякому, кому угодно, преподать, но
только что, главное дело, это никому в пользу не послужит.
Если кто паристых лошадей подбирает и если, например, один конь во лбу с звездочкой, — барышники уже так и зрят, чтобы такую звездочку другой приспособить: пемзою шерсть вытирают, или горячую репу печеную приложат где надо, чтобы белая шерсть выросла, она сейчас и
идет, но
только всячески если хорошо смотреть, то таким манером ращенная шерстка всегда против настоящей немножко длиннее и пупится, как будто бородочка.
И я уйду, а он уже сам и хозяйничает и ждет меня, пока кончится выход, и все
шло хорошо; но
только ужасно мне эта моя слабость надоела, и вздумал я вдруг от нее избавиться; тут-то и сделал такой последний выход, что даже теперь вспоминать страшно.
— Эта легче, — и затем уже сам в графин стучу, и его потчую, и себе наливаю, да и
пошел пить. Он мне в этом не препятствует, но
только ни одной рюмки так просто, не намаханной, не позволяет выпить, а чуть я возьмусь рукой, он сейчас ее из моих рук выймет и говорит...
И
пошли.
Идем оба, шатаемся, но всё
идем, а я не знаю куда, и
только вдруг вспомню, что кто же это такой со мною, и опять говорю...
Отошел ли он куда впотьмах в эту минуту или так куда провалился, лихо его ведает, но
только я остался один и совсем сделался в своем понятии и думаю: чего же мне его ждать? мне теперь надо домой
идти.
Ну, а лучше, мол, попробовать… зайду посмотрю, что здесь такое: если тут настоящие люди, так я у них дорогу спрошу, как мне домой
идти, а если это
только обольщение глаз, а не живые люди… так что же опасного? я скажу: «Наше место свято: чур меня» — и все рассыпется.
Посидит-посидит иной, кто посолиднее, и сначала, видно, очень стыдится
идти, а
только глазом ведет, либо усом дергает, а потом один враг его плечом дернет, другой ногой мотнет, и смотришь, вдруг вскочит и хоть не умеет плясать, а
пойдет такое ногами выводить, что ни к чему годно!
И он в комнате лег свою ночь досыпать, а я на сеновал тоже опять спать
пошел. Опомнился же я в лазарете и слышу, говорят, что у меня белая горячка была и хотел будто бы я вешаться,
только меня,
слава богу, в длинную рубашку спеленали. Потом выздоровел я и явился к князю в его деревню, потому что он этим временем в отставку вышел, и говорю...
Наскучит!» Но в подробности об этом не рассуждаю, потому что как вспомню, что она здесь, сейчас чувствую, что у меня даже в боках жарко становится, и в уме мешаюсь, думаю: «Неужели я ее сейчас увижу?» А они вдруг и входят: князь впереди
идет и в одной руке гитару с широкой алой лентой несет, а другою Грушеньку, за обе ручки сжавши, тащит, а она
идет понуро, упирается и не смотрит, а
только эти ресничищи черные по щекам как будто птичьи крылья шевелятся.
Князь сейчас опять за мною и
посылает, и мы с ним двое ее и слушаем; а потом Груша и сама стала ему напоминать, чтобы звать меня, и начала со мною обращаться очень дружественно, и я после ее пения не раз у нее в покоях чай пил вместе с князем, но
только, разумеется, или за особым столом, или где-нибудь у окошечка, а если когда она одна оставалась, то завсегда попросту рядом с собою меня сажала. Вот так прошло сколько времени, а князь все смутнее начал становиться и один раз мне и говорит...
— О, пусто бы вам совсем было,
только что сядешь, в самый аппетит, с человеком поговорить, непременно и тут отрывают и ничего в свое удовольствие сделать не дадут! — и поскорее меня барыниными юбками, которые на стене висели, закрыла и говорит: — Посиди, — а сама
пошла с девочкой, а я один за шкапами остался и вдруг слышу, князь девочку раз и два поцеловал и потетешкал на коленах и говорит...
Та опять не отвечает, а князь и ну расписывать, — что: «Я, говорит, суконную фабрику покупаю, но у меня денег ни гроша нет, а если куплю ее, то я буду миллионер, я, говорит, все переделаю, все старое уничтожу и выброшу, и начну яркие сукна делать да азиатам в Нижний продавать. Из самой гадости, говорит, вытку, да ярко выкрашу, и все
пойдет, и большие деньги наживу, а теперь мне
только двадцать тысяч на задаток за фабрику нужно». Евгенья Семеновна говорит...
— А прочудилась я, — говорит, — у себя в горнице… на диване лежу и все вспоминаю: во сне или наяву я его обнимала; но
только была, — говорит, — со мною ужасная слабость, — и долго она его не видала… Все
посылала за ним, а он не ишел.
А как это сделать — не знаю и об этом тоскую, но
только вдруг меня за плечо что-то тронуло: гляжу — это хворостинка с ракиты пала и далеконько так покатилась, покатилася, и вдруг Груша
идет,
только маленькая, не больше как будто ей всего шесть или семь лет, и за плечами у нее малые крылышки; а чуть я ее увидал, она уже сейчас от меня как выстрел отлетела, и
только пыль да сухой лист вслед за ней воскурились.
И
послали, но
только ходила, ходила бумага и назад пришла с неверностью. Объяснено, что никогда, говорят, у нас такого происшествия ни с какою цыганкою не было, а Иван-де Северьянов хотя и был и у князя служил,
только он через заочный выкуп на волю вышел и опосля того у казенных крестьян Сердюковых в доме помер.
— Совсем без крова и без пищи было остался, но эта благородная фея меня питала, но
только мне совестно стало, что ей, бедной, самой так трудно достается, и я все думал-думал, как этого положения избавиться? На фиту не захотел ворочаться, да и к тому на ней уже другой бедный человек сидел, мучился, так я взял и
пошел в монастырь.