Неточные совпадения
— Это все ничего не значит, — начал он, лениво и мягко выпуская слово за словом из-под густых, вверх по-гусарски закрученных седых усов. — Я, что вы насчет того света для самоубийцев
говорите, что они будто никогда не простятся, не приемлю. И что за них будто некому молиться — это тоже пустяки, потому что есть такой
человек, который все их положение самым легким манером очень просто может поправить.
— Да; вот видишь, —
говорю, — а при случае, мол, вы, пожалуй, небось и
людей режете?
— Ну, скидавай, —
говорит, — их скорее и давай их мне, я тебе отпускной вид напишу, и уходи в Николаев, там много
людей нужно, и страсть что туда от нас бродяг бежит.
— Пустяки, —
говорит, — ведь ты русский
человек? Русский
человек со всем справится.
А то всё хлещутся, а в народе за них спор пошел: одни
говорят: «Чепкун Бакшея перепорет», а другие спорят: «Бакшей Чепкуна перебьет», и кому хочется, об заклад держат — те за Чепкуна, а те за Бакшея, кто на кого больше надеется. Поглядят им с познанием в глаза и в зубы, и на спины посмотрят, и по каким-то приметам понимают, кто надежнее, за того и держат.
Человек, с которым я тут разговаривал, тоже из зрителей опытных был и стал сначала за Бакшея держать, а потом
говорит...
— Скажи, —
говорю, — милый
человек, отчего ты теперь за Бакшея опасаешься?
— Нет-с, они добрые, они этого неблагородства со мною не допускали, чтобы в яму сажать или в колодки, а просто
говорят: «Ты нам, Иван, будь приятель: мы,
говорят, тебя очень любим, и ты с нами в степи живи и полезным
человеком будь, — коней нам лечи и бабам помогай».
— Очень просто-с: повалили меня на землю
человек десять и
говорят: «Ты кричи, Иван, погромче кричи, когда мы начнем резать: тебе тогда легче будет», и сверх меня сели, а один такой искусник из них в одну минуточку мне на подошвах шкурку подрезал да рубленой коневьей гривы туда засыпал и опять с этой подсыпкой шкурку завернул и стрункой зашил.
«Какое же, —
говорю, — это пустое дело, так
человека испортить, да еще чтобы не обижаться?»
— Попугайте, —
говорю, — их, отцы-благодетели, нашим батюшкой белым царем: скажите им, что он не велит азиатам своих подданных насильно в плену держать, или, еще лучше, выкуп за меня им дайте, а я вам служить пойду. Я, —
говорю, — здесь живучи, ихнему татарскому языку отлично научился и могу вам полезным
человеком быть.
— Что, —
говорят, — сыне: выкупу у нас нет, а пугать, —
говорят, — нам неверных не позволено, потому что и без того
люди лукавые и непреданные, и с ними из политики мы вежливость соблюдаем.
— Вот ведь, —
говорят, — видишь, сколько здесь у нас
человек в этом реестре записано, — это всё мы столько
людей к нашей вере присоединили!
Человек хороший, и, видно, к вере своей усердный, и весь в таких лохмотках, что вся плоть его видна, а стал
говорить про веру, так даже, кажется, никогда бы его не перестал слушать.
Я с ним попервоначалу было спорить зачал, что какая же, мол, ваша вера, когда у вас святых нет, но он
говорит: есть, и начал по талмуду читать, какие у них бывают святые… очень занятно, а тот талмуд,
говорит, написал раввин Иовоз бен Леви, который был такой ученый, что грешные
люди на него смотреть не могли; как взглянули, сейчас все умирали, через что бог позвал его перед самого себя и
говорит: «Эй ты, ученый раввин, Иовоз бен Леви! то хорошо, что ты такой ученый, но только то нехорошо, что чрез тебя, все мои жидки могут умирать.
И не поехал: зашагал во всю мочь, не успел опомниться, смотрю, к вечеру третьего дня вода завиднелась и
люди. Я лег для опаски в траву и высматриваю: что за народ такой? Потому что боюсь, чтобы опять еще в худший плен не попасть, но вижу, что эти
люди пищу варят… Должно быть, думаю, христиане. Подполоз еще ближе: гляжу, крестятся и водку пьют, — ну, значит, русские!.. Тут я и выскочил из травы и объявился. Это, вышло, ватага рыбная: рыбу ловили. Они меня, как надо землякам, ласково приняли и
говорят...
— Верно, —
говорит, — ты происхождения из господских
людей?
— Подумай, —
говорит, — ты, какой я
человек? Я, —
говорит, — самим богом в один год с императором создан и ему ровесник.
— Они, —
говорит, — необразованные
люди, думают, что это легко такую обязанность несть, чтобы вечно пить и рюмкою закусывать? Это очень трудное, братец, призвание, и для многих даже совсем невозможное; но я свою натуру приучил, потому что вижу, что свое надо отбыть, и несу.
— Оно, —
говорит, — это так и надлежит, чтобы это мучение на мне кончилось, чем еще другому достанется, потому что я, —
говорит, — хорошего рода и настоящее воспитание получил, так что даже я еще самым маленьким по-французски богу молился, но я был немилостивый и
людей мучил, в карты своих крепостных проигрывал; матерей с детьми разлучал; жену за себя богатую взял и со света ее сжил, и, наконец, будучи во всем сам виноват, еще на бога возроптал: зачем у меня такой характер?
— Ну, где же, —
говорю, — возможно такого
человека найти! Никто на это не согласится.
— Такая воля, —
говорит, — особенная в
человеке помещается, и ее нельзя ни пропить, ни проспать, потому что она дарована. Я, —
говорит, — это тебе показал для того, чтобы ты понимал, что я, если захочу, сейчас могу остановиться и никогда не стану пить, но я этого не хочу, чтобы другой кто-нибудь за меня не запил, а я, поправившись, чтобы про бога не позабыл. Но с другого
человека со всякого я готов и могу запойную страсть в одну минуту свести.
— Нет, —
говорит, — я тебе такое пти-ком-пё представлю, что ты себя иным
человеком ощутишь.
От страстного
человека ведь все это легко может статься; а она ему помеха была, чтобы жениться, потому что ведь Евгенья Семеновна правду
говорила...
Думаю я: это непременно ее душа за мной следует, верно она меня манит и путь мне кажет. И пошел. Весь день я шел сам не знаю куда и невмоготу устал, и вдруг нагоняют меня
люди, старичок со старушкою на телеге парою, и
говорят...
Колени у
человека, —
говорит, — первый инструмент: как на них падешь, душа сейчас так и порхнет вверх, а ты тут, в сем возвышении, и бей поклонов земных елико мощно, до изнеможения, и изнуряй себя постом, чтобы заморить, и дьявол как увидит твое протягновение на подвиг, ни за что этого не стерпит и сейчас отбежит, потому что он опасается, как бы такого
человека своими кознями еще прямее ко Христу не привести, и помыслит: «Лучше его оставить и не искушать, авось-де он скорее забудется».
Так меня с этим образом и заперли, и я так до весны взаперти там и пребывал в этой избе и все «Благому молчанию» молился, но чуть
человека увижу, опять во мне дух поднимается, и я
говорю.
Неточные совпадения
Подозвавши Власа, Петр Иванович и спроси его потихоньку: «Кто,
говорит, этот молодой
человек?» — а Влас и отвечает на это: «Это», —
говорит…
Ляпкин-Тяпкин, судья,
человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину.
Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Анна Андреевна. Очень почтительным и самым тонким образом. Все чрезвычайно хорошо
говорил.
Говорит: «Я, Анна Андреевна, из одного только уважения к вашим достоинствам…» И такой прекрасный, воспитанный
человек, самых благороднейших правил! «Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне жизнь — копейка; я только потому, что уважаю ваши редкие качества».
Добчинский. Молодой, молодой
человек; лет двадцати трех; а
говорит совсем так, как старик: «Извольте,
говорит, я поеду и туда, и туда…» (размахивает руками),так это все славно. «Я,
говорит, и написать и почитать люблю, но мешает, что в комнате,
говорит, немножко темно».
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он
говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши,
человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.