Неточные совпадения
После этого мы пили вдвоем с ним очень
много рому, до того, что он раскраснелся и говорит,
как умел: «Ну, теперь, мол, открывай, что ты с конем делал?» А я отвечаю: «Вот что…» — да глянул на него
как можно пострашнее и зубами заскрипел, а
как горшка с тестом на ту пору при себе не имел, то взял да для примеру стаканом на него размахнул, а он вдруг, это видя,
как нырнет — и спустился под стол, да потом
как шаркнет к двери, да и был таков, и негде его стало и искать.
— А не знаю, право,
как вам сказать… Я ведь
много что происходил, мне довелось быть-с и на конях, и под конями, и в плену был, и воевал, и сам людей бил, и меня увечили, так что, может быть, не всякий бы вынес.
Народу наемного самая малость вышла — всего три человека, и тоже все, должно быть, точно такие,
как я, полубродяжки, а нанимать выбежало
много людей, и всё так нас нарасхват и рвут, тот к себе, а этот на свою сторону.
—
Как бы вам это сказать… Да ведь в этом
какая же хитрость? Чем кто заболит — я сабуру дам или калганного корня, и пройдет, а сабуру у них
много было, — в Саратове один татарин целый мешок нашел и привез, да они до меня не знали, к чему его определить.
«Это, мол, верно: они без денег ничего не могут». Ну, а Агашимола, он из дальней орды был, где-то над самым Каспием его косяки ходили, он очень лечиться любил и позвал меня свою ханшу попользовать и
много голов скота за то Емгурчею обещал. Емгурчей меня к нему и отпустил: набрал я с собою сабуру и калганного корня и поехал с ним. А Агашимола
как взял меня, да и гайда в сторону со всем кочем, восемь дней в сторону скакали.
«Ну, — говорю, — легко ли мне обязанность татарчат воспитывать. Кабы их крестить и причащать было кому, другое бы еще дело, а то что же: сколько я их ни умножу, все они ваши же будут, а не православные, да еще и обманывать мужиков станут,
как вырастут». Так двух жен опять взял, а больше не принял, потому что если
много баб, так они хоть и татарки, но ссорятся, поганые, и их надо постоянно учить.
Слышу я, этот рыжий, — говорить он
много не умеет, а только выговорит вроде
как по-русски «нат-шальник» и плюнет; но денег с ними при себе не было, потому что они, азияты, это знают, что если с деньгами в степь приехать, то оттоль уже с головой на плечах не выедешь, а манули они наших татар, чтобы им косяки коней на их реку, на Дарью, перегнать и там расчет сделать.
— Вы еще знаете ли, кто я такой? Ведь я вам вовсе не ровня, у меня свои крепостные люди были, и я очень
много таких молодцов,
как вы, на конюшне для одной своей прихоти сек, а что я всего лишился, так на это была особая божия воля, и на мне печать гнева есть, а потому меня никто тронуть не смеет.
Вот тут и началось такое наваждение, что хотя этому делу уже много-много лет прошло, но я и по сие время не могу себе понять, что тут произошло за действие и
какою силою оно надо мною творилось, но только таких искушений и происшествий,
какие я тогда перенес, мне кажется, даже ни в одном житии в Четминеях нет.
А я только удивляюсь: откуда это здесь так
много народу и
как будто еще все его больше и больше из дыму выступает?
«Ох, — думаю себе, —
как бы он на дитя-то
как станет смотреть, то чтобы на самое на тебя своим несытым сердцем не глянул! От сего тогда моей Грушеньке
много добра не воспоследует». И в таком размышлении сижу я у Евгеньи Семеновны в детской, где она велела няньке меня чаем поить, а у дверей вдруг слышу звонок, и горничная прибегает очень радостная и говорит нянюшке...
Иные буквы есть очень хорошие,
как, например, буки, или покой, или како;
много на них фамилиев начинается и справщику есть доход, а меня поставили на фиту.
— Очень-с; очень полюбил, — здесь покойно, все равно
как в полку,
много сходственного, все тебе готовое: и одет, и обут, и накормлен, и начальство смотрит и повиновения спрашивает.
Так
как наш странник доплыл в своем рассказе до последней житейской пристани — до монастыря, к которому он, по глубокой вере его, был от рождения предназначен, и так
как ему здесь, казалось, все столь благоприятствовало, то приходилось думать, что тут Иван Северьянович более уже ни на
какие напасти не натыкался; однако же вышло совсем иное. Один из наших сопутников вспомнил, что иноки, по всем о них сказаниям, постоянно очень
много страдают от беса, и вопросил...
Неточные совпадения
Осип, слуга, таков,
как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина. Голос его всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит
много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
Анна Андреевна.
Как можно-с! Вы делаете
много чести. Я этого не заслуживаю.
Городничий. Что, голубчики,
как поживаете?
как товар идет ваш? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что,
много взяли? Вот, думают, так в тюрьму его и засадят!.. Знаете ли вы, семь чертей и одна ведьма вам в зубы, что…
— Неволя к вам вернулася? // Погонят вас на барщину? // Луга у вас отобраны? — // «Луга-то?.. Шутишь, брат!» // — Так что ж переменилося?.. // Закаркали «Голодную», // Накликать голод хочется? — // — «Никак и впрямь ништо!» — // Клим
как из пушки выпалил; // У
многих зачесалися // Затылки, шепот слышится: // «Никак и впрямь ништо!»
Носила я Демидушку // По поженкам… лелеяла… // Да взъелася свекровь, //
Как зыкнула,
как рыкнула: // «Оставь его у дедушки, // Не
много с ним нажнешь!» // Запугана, заругана, // Перечить не посмела я, // Оставила дитя.