— Это, товарищи, не подход. У нас не футбольный какой-нибудь матч. Мы, понимашь, должны только радоваться, что и
старых работниц взбодрили. У нас установка такая и была, чтоб других поджечь.
И приходит он в свой высокий дом, // И дивится Степан Парамонович: // Не встречает его молода жена, // Не накрыт дубовый стол белой скатертью, // А свеча перед образом еле теплится. // И кличет он
старую работницу: // «Ты скажи, скажи, Еремеевна, // А куда девалась, затаилася // В такой поздний час Алёна Дмитревна? // А что детки мои любезные — // Чай забегались, заигралися, // Спозаранку спать уложилися?»
По всему заводу рассматривали снимок, из других цехов заходили в намазочную, — почему-то всем интересно было увидать пропечатанных в натуре.
Старые работницы ругались, молодым было приятно. И после этого им приятно стало сделаться ударницами. Само собою образовалось ударное ядро в цехе намазки материалов.
Старые работницы посмеивались на эти хвалебные статейки и на самохвальные плакаты, которые молодежь вывешивала о своей работе. Но смеяться было нечего. Дневная норма выработки для одного конвейера — 1600 пар. Молодежный конвейер день за днем стал давать на семьдесят пар больше. Радовались и торжествовали. Старые работницы уже не посмеивались, а смотрели враждебно.
Неточные совпадения
Парфен и родные его, кажется, привыкли уже к этой мысли; он, со своей стороны, довольно равнодушно оделся в
старый свой кафтан, а новый взял в руки; те довольно равнодушно простились с ним, и одна только
работница сидела у окна и плакала; за себя ли она боялась, чтобы ей чего не было, парня ли ей было жаль — неизвестно; но между собой они даже и не простились.
Мысль о
работнице тотчас же вызвала другую: «Шибко начал я
стареть! Пять-то десятков с семью годами — велико ли время?»
— Пустит ли он даровую
работницу! — сказала
старая Матренушка. — Да ты пришита, что ли, к нему? Какой он тебе дядя? Внучатным братом твоей матери доводился. И родства-то между вас никакого нет, хоть попа спроси, и он то же скажет. Сиротинушка ты одинокая, никого-то нет у тебя сродничков, одна сама, как перстик, — вот что… Как же может он насильно держать тебя на работе? Своя у тебя теперь воля… Нáбольшего над тобой нет.
Весело было Лельке смотреть, как самыми разнообразными способами рабочие и
работницы втягивались в кипучую, целеустремленную работу и как беспощадно клеймились те, кто по-старому думал тут только о себе.
А однажды утром на стенке около профцехбюро появился яркий плакат, разрисованный Шуркой Щуровым. В нем молодежный конвейер № 17 вызывал на состязание конвейер № 21 — лучший конвейер завода, состоявший из
старых, опытных
работниц.
Работницы конвейера № 21 толпились перед плакатом, негодовали и смеялись.