Неточные совпадения
Бывало, что ни читаешь, все это находишь так в порядке вещей и сам понимаешь, и
с другим
станешь говорить, и другой одинаково понимает, а теперь иной раз читаешь этакую там статейку или практическую заметку
какую и чувствуешь и сознаешь, что давно бы должна быть такая заметка, а как-то, бог его знает…
— Да что тут за сцены! Велел тихо-спокойно запрячь карету, объявил рабе божией: «поезжай, мол, матушка, честью, а не поедешь, повезут поневоле», вот и вся недолга. И поедет,
как увидит, что
с ней не шутки шутят, и
с мужем из-за вздоров разъезжаться по пяти раз на год не
станет. Тебя же еще будет благодарить и носа
с прежними штуками в отцовский дом, срамница этакая, не покажет. — А Лиза
как?
По мере того
как Лиза высказывала свое положение, искусственная веселость все исчезала
с ее лица, голос ее
становился все прерывистее, щеки подергивало, и видно было, что она насилу удерживает слезы, выжимаемые у нее болезнью и крайним раздражением.
В подобных городках и теперь еще живут
с такими средствами,
с которыми в Петербурге надо бы умереть
с голоду, живя даже на Малой Охте, а несколько лет назад еще
как безнуждно жилось-то
с ними в какой-нибудь Обояни, Тиму или Карачеве, где за пятьсот рублей
становился целый дом, дававший своему владельцу право, по испитии третьей косушечки, говорить...
По отъезде ученой экспедиции Пелагея
стала мести залу и готовить к чаю, а Лиза села у окна и, глядя на речную луговину, крепко задумалась. Она не слыхала,
как Женни поставила перед нею глубокую тарелку
с лесными орехами и ушла в кухню готовить новую кормежку.
Глядя теперь на покрывавшееся пятнами лицо доктора, ей
стало жаль его, едва ли не так же нежно жаль,
как жалела его Женни, и докторше нельзя было бы посоветовать заговорить в эти минуты
с Лизою.
По мере того
как одна сторона зеленого дуба темнеет и впадает в коричневый тон, другая согревается, краснеет; иглистые ели и сосны
становятся синими, в воде вырастает другой, опрокинутый лес; босые мальчики загоняют дойных коров
с мелодическими звонками на шеях; пробегают крестьянки в черных спензерах и яркоцветных юбочках, а на решетчатой скамейке в высокой швейцарской шляпе и серой куртке сидит отец и ведет горячие споры
с соседом или заезжим гостем из Люцерна или Женевы.
Вообще все его слова и манеры были
как нельзя более под
стать его сюртуку, красноречиво говорили о его благовоспитанности и
с первого же раза располагали в его пользу.
Райнер молча слушал спор маркизы
с Бычковым и дослушал его
как раз до тех пор, пока маркиза
стала спрашивать...
— «Тлен», — нетерпеливо подсказал Арапов и, надвинув таинственно брови, избоченился и
стал эффектно выкладывать по пальцам, приговаривая: без рода и племени — раз; еврей, угнетенная национальность, — это два; полон ненависти и злобы — это три; смел,
как черт, — четыре; изворотлив и хитер, пылает мщением, ищет дела и литограф —
с! — Что скажете? — произнес, отходя и
становясь в позу, Арапов.
— Да это не я, а Сергей. Я
с какой же
стати… Это его знакомые.
— Да меня
с какой же
стати? — как-то отчуждающимся тоном произнес Бычков.
— «Если изба без запора, то и свинья в ней бродит»,
как говорит пословица. Соглашаюсь, и всегда буду
с этим соглашаться. Я не
стану осуждать женщину за то, что она дает широкий простор своим животным наклонностям.
Какое мне дело? Это ее право над собою. Но не
стану и любить эту женщину, потому что любить животное нельзя так,
как любят человека.
«Это и есть те полудикие, но не повихнутые цивилизациею люди,
с которыми должно начинать дело», — подумал Райнер и
с тех пор всю нравственную нечисть этих людей
стал рассматривать
как остатки дикости свободолюбивых, широких натур.
— Да
как же, матушка барышня. Я уж не знаю, что мне
с этими архаровцами и делать. Слов моих они не слушают, драться
с ними у меня силушки нет, а они всё тащат, всё тащат: кто что зацепит, то и тащит. Придут будто навестить, чаи им ставь да в лавке колбасы на книжечку бери, а оглянешься — кто-нибудь
какую вещь зацепил и тащит.
Стану останавливать, мы, говорят, его спрашивали. А его что спрашивать! Он все равно что подаруй бесштанный.
Как дитя малое, все у него бери.
Красин очень хорошо знал, что печень Мечниковой не предрасположена ни к
какой гражданской хворобе, но неразборчивость новой корпорации, вербовавшей в свою среду все, что
стало как-нибудь в разлад
с так называемой разумной жизнью, — все, что приняло положение исключительное и относилось к общественному суду и общественной морали более или менее пренебрежительно или равнодушно, — делала уместным сближение всякого такого лица
с этою новою гражданскою группою.
Этот Ревякин
с некоторого времени
стал учащать к Мечниковой и, по-видимому, не наскучал ей. Красин смотрел на это
как на новый, свойственный этой женщине каприз и держался
с Ревякиным в добрых отношениях, благоприятствующих общему их положению в этом доме.
— Вам только надобно бы посмотреть на народ в его собственной исключительной обстановке, — твердил он Ступиной, — и вы бы, я уверен, могли писать очень хорошие рассказы, сцены и очерки. Посмотрите,
какая гадость печатается в журналах: срам! Я нимало не сомневаюсь, что вы
с первого же шага
стали бы выше всех их.
Неточные совпадения
— Филипп на Благовещенье // Ушел, а на Казанскую // Я сына родила. //
Как писаный был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев
с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, //
Как солнышко весеннее // Сгоняет снег
с полей… // Не
стала я тревожиться, // Что ни велят — работаю, //
Как ни бранят — молчу.
Теперь дворец начальника //
С балконом,
с башней,
с лестницей, // Ковром богатым устланной, // Весь
стал передо мной. // На окна поглядела я: // Завешаны. «В котором-то // Твоя опочиваленка? // Ты сладко ль спишь, желанный мой, //
Какие видишь сны?..» // Сторонкой, не по коврику, // Прокралась я в швейцарскую.
Служивого задергало. // Опершись на Устиньюшку, // Он поднял ногу левую // И
стал ее раскачивать, //
Как гирю на весу; // Проделал то же
с правою, // Ругнулся: «Жизнь проклятая!» — // И вдруг на обе
стал.
Уж налились колосики. // Стоят столбы точеные, // Головки золоченые, // Задумчиво и ласково // Шумят. Пора чудесная! // Нет веселей, наряднее, // Богаче нет поры! // «Ой, поле многохлебное! // Теперь и не подумаешь, //
Как много люди Божии // Побились над тобой, // Покамест ты оделося // Тяжелым, ровным колосом // И
стало перед пахарем, //
Как войско пред царем! // Не столько росы теплые, //
Как пот
с лица крестьянского // Увлажили тебя!..»
Усоловцы крестилися, // Начальник бил глашатая: // «Попомнишь ты, анафема, // Судью ерусалимского!» // У парня, у подводчика, //
С испуга вожжи выпали // И волос дыбом
стал! // И,
как на грех, воинская // Команда утром грянула: // В Устой, село недальное, // Солдатики пришли. // Допросы! усмирение! — // Тревога! по спопутности // Досталось и усоловцам: // Пророчество строптивого // Чуть в точку не сбылось.