Неточные совпадения
— Таким
людям нечего больше
делать, как ссориться да мириться. Ничего, так и проживут, то ругаясь, то целуясь, да добрых
людей потешая.
— В мои годы, друг мой,
люди не меняются, а если меняются, так очень дурно
делают.
— Этой науки, кажется, не ты одна не знаешь. По-моему, жить надо как живется; меньше говорить, да больше
делать, и еще больше думать; не быть эгоисткой, не выкраивать из всего только одно свое положение, не обращая внимания на обрезки, да, главное дело, не лгать ни себе, ни
людям. Первое дело не лгать.
Людям ложь вредна, а себе еще вреднее. Станешь лгать себе, так всех обманешь и сама обманешься.
— Потому, что
люди должны трудиться, а не сидеть запершись, ничего не
делая.
— Да, разом, — потому что разом я понял, что я
человек неспособный
делать то, что самым спокойным образом
делают другие.
— Другое дело, если бы оставила ты свое доброе родным, или не родным, да
людям, которые понимали бы, что ты это
делаешь от благородства, и сами бы поучались быть поближе к добру-то и к Богу.
— Солидные молодые
люди дело
делают: прежде хорошенько учатся, а потом хорошенько служат; а эти-то кое-как учились и кое-как служить норовят; лишь бы выслужиться. Повесы, да и только.
— У нас теперь, — хвастался мещанин заезжему
человеку, — есть купец Никон Родионович, Масленников прозывается, вот так
человек! Что ты хочешь, сейчас он с тобою может
сделать; хочешь, в острог тебя посадить — посадит; хочешь, плетюганами отшлепать или так в полицы розгам отодрать, — тоже сичас он тебя отдерет. Два слова городничему повелит или записочку напишет, а ты ее, эту записочку, только представишь, — сичас тебя в самом лучшем виде отделают. Вот какого себе
человека имеем!
Все эти
люди вынесли из родительского дома одно благословение: «будь богат и знатен», одну заповедь: «
делай себе карьеру».
По-вашему ведь, вон в духовном ведомстве
человек с фамилиею Дюмафис невозможен, что же с вами
делать.
Но ни одна из этих привычек не
делала Вязмитинова смешным и не отнимала у него права на звание молодого
человека с приятною наружностью.
— Я усигда готов помочь молодым
людям, ну только это полозено типэрь с согласием близайсаго нацальства
делать.
Она говорила себе, что никто никогда не узнает, чту этот
человек когда
сделает.
— Нет, мечтания. Я знаю Русь не по-писаному. Она живет сама по себе, и ничего вы с нею не поделаете. Если что
делать еще, так надо ладом
делать, а не на грудцы лезть. Никто с вами не пойдет, и что вы мне ни говорите, у вас у самих-то нет
людей.
Обстоятельства
делали sous-lieutenant'a владыкою жизни и смерти в местности, занятой его отрядом. Он сам составил и сам конфирмовал смертный приговор пастора Райнера и мог в один день безответственно расстрелять без всякого приговора еще двадцать
человек с тою короткою формальностью, с которою осудил на смерть молодого козленка.
Прошло более часа, как загадочный
человек сделал последнее домашнее распоряжение, а он все ходил по комнате, опустив на грудь свою умную голову и смотря на схваченные спереди кисти белых рук.
Розанов только чувствовал, что и здесь опять как-то все гадко и неумно будто. Но иногда, так же как Райнер размышлял о народе, он размышлял об этих
людях: это они кажутся такими, а черт их знает, что они думают и что могут
сделать.
— Извините, сударыня: у меня много дела. Я вам сказал, что
людей, которых ни в чем не обвиняют, нельзя сажать под арест. Это, наконец, запрещено законом, а я вне закона не вправе поступать. Вперед мало ли кто что может
сделать: не посажать же под арест всех. Повторяю вам, это запрещено законом.
Военный старик спокойно снимал свою фуражку и совершенно с одинаковым вниманием отвечал на каждый поклон. С ним вместе откланивался и Илья Артамонович. Иногда военный старик останавливал кого-нибудь из известных ему
людей и предлагал один-два короткие вопроса и затем опять
делал своему соседу короткие односложные замечания, после которых они улыбались едва заметною улыбкою и задумывались.
— Да как же не ясно? Надо из ума выжить, чтоб не видать, что все это безумие. Из раскольников, смирнейших
людей в мире, которым дай только право молиться свободно да верить по-своему, революционеров посочинили. Тут… вон… общину в коммуну перетолковали: сумасшествие, да и только! Недостает, чтоб еще в храме Божием манифестацию
сделали: разные этакие афиши, что ли, бросили… так народ-то еще один раз кулаки почешет.
Генерал опять воззрился в глаза доктора. Тому очень трудно было сохранить спокойствие, но он сохранил его, тоже как
человек, который решил, что он будет
делать.
Фиаско, погрозившее опрометчивым попыткам
сделать что-то без ясно определенного плана, без средства и без общественного сочувствия, вдруг отрезвило большинство
людей этого кружка.
Это объяснялось тем, что маркиза
сделала визит Ольге Сергеевне и, встретясь здесь с Варварой Ивановной Богатыревой, очень много говорила о себе, о
людях, которых она знала, о преследованиях, которые терпела от правительства в течение всей своей жизни и, наконец, об обществе, в котором она трудится на пользу просвещения народа.
— А как же?
человек любит семью для себя. Ведь вы же перестали любить жену, когда она стала
делать вам гадости.
Он ведь не дурак, он даже, может быть, поумнее многих умников; он бы не полез на стену и удовольствовался бы вашей дружбой, он бы вас слушался, и вы бы могли
сделать из него
человека, а вы что из него
делаете?
— Что же с пьяным
человеком делать?
— Как его остановить? Я уж пробовала это, — добавила, помолчав, Лиза. —
Человек без воли и характера: ничего с ним не
сделаешь.
Человек, ехавший на дрожках, привстал, посмотрел вперед и, спрыгнув в грязь, пошел к тому, что на подобных улицах называется «тротуарами».
Сделав несколько шагов по тротуару, он увидел, что передняя лошадь обоза лежала, барахтаясь в глубокой грязи. Около несчастного животного, крича и ругаясь, суетились извозчики, а в сторонке, немножко впереди этой сцены, прислонясь к заборчику, сидела на корточках старческая женская фигура в ватошнике и с двумя узелками в белых носовых платках.
— Не толковать, monsieur Розанов, а
делать. Вы говорите о человечестве, о дикой толпе, а забываете, что в ней есть
люди, и
люди эти будут
делать.
По диванам и козеткам довольно обширной квартиры Райнера расселились: 1) студент Лукьян Прорвич, молодой
человек, недовольный университетскими порядками и желавший утверждения в обществе коммунистических начал, безбрачия и вообще естественной жизни; 2) Неофит Кусицын, студент, окончивший курс, — маленький, вострорыленький, гнусливый
человек, лишенный средств совладать с своим самолюбием, также поставивший себе обязанностью написать свое имя в ряду первых поборников естественной жизни; 3) Феофан Котырло, то, что поляки характеристично называют wielke nic, [Букв.: великое ничто (польск.).] —
человек, не умеющий ничего понимать иначе, как понимает Кусицын, а впрочем, тоже коммунист и естественник; 4) лекарь Сулима,
человек без занятий и без определенного направления, но с непреодолимым влечением к бездействию и покою; лицом черен, глаза словно две маслины; 5) Никон Ревякин, уволенный из духовного ведомства иподиакон, умеющий везде пристроиваться на чужой счет и почитаемый неповрежденным типом широкой русской натуры; искателен и не прочь действовать исподтишка против лучшего из своих благодетелей; 6) Емельян Бочаров, толстый белокурый студент, способный на все и ничего не делающий; из всех его способностей более других разрабатывается им способность противоречить себе на каждом шагу и не считаться деньгами, и 7) Авдотья Григорьевна Быстрова, двадцатилетняя девица, не знающая, что ей
делать, но полная презрения к обыкновенному труду.
— А вы отшельницей живете, скрываетесь. Мы с Женни сейчас же отыскали друг друга, а вы!.. Целые годы в одном городе, и не дать о себе ни слуху ни духу.
Делают так добрые
люди?
Николай Степанович отказался, объявив, что «при его образе мыслей с теперешними молодыми
людьми делать нечего».
Лиза зажгла свечу, надела на нее лежавший на камине темненький бумажный абажурчик и, усевшись в уголке, развернула какую-то книгу. Она плохо читала. Ее занимала судьба Райнера и вопрос, что он
делает и что
сделает? А тут эти странные
люди! «Что же это такое за подбор странный, — думала Лиза. — Там везде было черт знает что такое, а это уж совсем из рук вон. Неужто этому нахальству нет никакой меры, и неужто все это делается во имя принципа?»
— Что ж
делать, когда не любится? — отвечала Ступина. — Давайте кого любить! Некого любить: нет
людей по сердцу.
Лестные для самолюбия Белоярцева письма незнакомки окончательно
делали его в своих глазах великим
человеком.
— Жертв! — произнесла, сложив губки, Евгения Петровна. — Мало ему без вас жертв? Нет, просто вы несчастные
люди. Что ты, что Розанов, что Райнер — все вы сбились и не знаете, что
делать: совсем несчастные
люди.
Чужому
человеку нечего
делать в такие минуты. Лиза чувствовала это. Она встала, побродила по зале, через которую суетливо перебегала то хозяйка, то слуги, и, наконец, безотчетно присела к фортепиано и одною рукою подбирала музыку к Ярославнину плачу.
—
Люди перед смертью бывают слабы, — начала она едва слышно, оставшись с Лобачевским. — Физические муки могут заставить
человека сказать то, чего он никогда не думал; могут заставить его
сделать то, чего бы он не хотел. Я желаю одного, чтобы этого не случилось со мною… но если мои мучения будут очень сильны…