Неточные совпадения
— Да как же, матушка! Раз, что жар, а другое дело,
последняя станция до губерни-то. Близко, близко, а ведь сорок верст еще. Спознишься выехать,
будет ни два ни полтора. Завтра, вон, люди говорят, Петров день; добрые люди к вечерням пойдут; Агнии Николаевне и сустреть вас некогда
будет.
Между
последними было много очень, очень молодых существ, в которых молодая жизнь жадно глядела сквозь опущенные глазки.
Все
были очень рады, что буря проходит, и все рассмеялись. И заплаканная Лиза, и солидная Женни, и рыцарственная Зина, бесцветная Софи, и даже сама Ольга Сергеевна не могла равнодушно смотреть на Егора Николаевича, который, продекламировав
последний раз «картоооффелллю», остался в принятом им на себя сокращенном виде и смотрел робкими институтскими глазами в глаза Женни.
Мы должны
были в
последних главах показать ее обстановку для того, чтобы не возвращаться к прошлому и, не рисуя читателю мелких и неинтересных сцен однообразной уездной жизни, выяснить, при каких декорациях и мотивах спокойная головка Женни доходила до составления себе ясных и совершенно самостоятельных понятий о людях и их деятельности, о себе, о своих силах, о своем призвании и обязанностях, налагаемых на нее долгом в действительном размере ее сил.
А что она думала о Лизе? То
есть, что она стала думать в
последнее время?
Она
была чрезвычайно рада этому, благодарила мужа, причастилась и три
последние дня жизни все говорила с сыном.
Везде
было очень пусто, даже почти совсем пусто, и только поразительнейший беспорядок
последнего покоя придавал ему несколько жилой вид.
Дмитрий Петрович
был очень обрадован, со слезами благодарил за радушие Нечаев, надарил на
последние деньги платьев и рубашечек их детям, простился с Лефортовом и, переехав в больницу, занялся службой.
Лобачевский
был не охотник до знакомств и сидел почти безвыходно дома или в
последнее время у Розанова, с которым они жили дверь обо дверь и с первой же встречи как-то стали очень коротки.
В ряду московских особенностей не
последнее место должны занимать пустые домы. Такие домы еще в наше время изредка встречаются в некоторых старых губернских городах. В Петербурге таких домов вовсе не видно, но в Москве они
есть, и их хорошо знают многие, а осебенно люди известного закала.
Вскоре после описанных
последних событий Розанов с Райнером спешно проходили по одному разметенному и усыпанному песком московскому бульвару. Стоял ясный осенний день, и бульвар
был усеян народом. На Спасской башне пробило два часа.
Хуже этой муки Лизе трудно
было изобрести; исчезло
последнее утешение — нельзя
было читать.
Лиза вся обложилась Помадиными подарками.
Последними были ей поданы два письма и три затейливо вышитые воротничка работы Женни Гловацкой.
Когда Помада вынул из своего ранца
последний сверток, в котором
были эти воротнички, и затем, не поднимаясь от ног Лизы, скатал трубочкою свой чемоданчик, Лиза смотрела на него до такой степени тепло, что, казалось, одного движения со стороны Помады
было бы достаточно, чтобы она его расцеловала не совсем только лишь дружеским поцелуем.
— Если все так
будут рассуждать только, — вмешался, поняв
последние слова, Бычков, — то, разумеется, ничего не
будет, а нужно делать.
Последний, крестясь и перхая, вышел Петр Лукич. Теперь и он
был здесь лишний.
Лиза оставалась неподвижною одна-одинешенька в своей комнате. Мертвая апатия, недовольство собою и всем окружающим, с усилием подавлять все это внутри себя, резко выражались на ее болезненном личике. Немного нужно
было иметь проницательности, чтобы, глядя на нее теперь, сразу видеть, что она во многом обидно разочарована и ведет свою странную жизнь только потому, что твердо решилась не отставать от своих намерений — до
последней возможности содействовать попытке избавиться от семейного деспотизма.
Егор Николаевич Бахарев, скончавшись на третий день после отъезда Лизы из Москвы, хотя и не сделал никакого основательного распоряжения в пользу Лизы, но, оставив все состояние во власть жены, он, однако, успел сунуть Абрамовне восемьсот рублей, с которыми старуха должна
была ехать разыскивать бунтующуюся беглянку, а жену в самые
последние минуты неожиданно прерванной жизни клятвенно обязал давать Лизе до ее выдела в год по тысяче рублей, где бы она ни жила и даже как бы ни вела себя.
Другие из людей дела вовсе не имели никаких определенных средств и жили непонятным образом, паразитами на счет имущих, а имущие тоже
были не бог весть как сильны и притом же вели дела свои в
последней степени безалаберно.
— Ну, по крайней мере я пока понимал это так и искал чести принадлежать только к такому союзу, где бы избытки средств, данных мне природою и случайностями воспитания, могли
быть разделены со всеми по праву, которое я признаю за обществом, но о таком союзе, каким он выходит, судя по
последним словам господина Белоярцева, я такого же мнения, как и господин Кусицын.
Белоярцев вовсе и не составлял отчета за три
последние декады. Нечего
было составлять; все шло в дефицит. Он ухищрялся выдумать что-нибудь такое, чему бы дать значение вопроса, не терпящего ни малейшего отлагательства, и замять речь об отчете.
— Да вот же всё эти, что опивали да объедали его, а теперь тащат, кто за что схватится. Ну, вот видите, не правду ж я говорила:
последний халат — вот он, — один только и
есть, ему самому, станет обмогаться, не во что
будет одеться, а этот глотик уж и тащит без меня. — «Он, говорит, сам обещал», перекривляла Афимья. — Да кто вам, нищебродам, не пообещает! Выпросите. А вот он обещал, а я не даю: вот тебе и весь сказ.
Подписи не
было, но тотчас же под
последнею строкою начиналась приписка бойкою мужскою рукою: «Так как вследствие особенностей женского организма каждая женщина имеет право иногда
быть пошлою и надоедливою, то я смотрю на ваше письмо как на проявление патологического состояния вашего организма и не придаю ему никакого значения; но если вы и через несколько дней
будете рассуждать точно так же, то придется думать, что у вас
есть та двойственность в принципах, встречая которую в человеке от него нужно удаляться.
Зимою madame Мечникова, доживая
последнюю сотню рублей, простудилась, катаясь на тройке, заболела и в несколько дней умерла. Сестре ее нечего
было делать в этой квартире. Она забрала доставшуюся ей по наследству ветхую мебелишку и переехала в комнату, нанятую за четыре рубля в одном из разрушающихся деревянных домов Болотной улицы.
Вечером
последнего из этих трех дней Женни сидела у печки, топившейся в ее спальне. На коленях она держала младшего своего ребенка и, шутя, говорила ему, как он
будет жить и расти. Няня Абрамовна сидела на кресле и сладко позевывала.
— А вам очень нужно
было отпирать! — накинулся Белоярцев на
последнюю. — Отчего ж я не летел, как вы, сломя голову?
— Ну, это мы увидим, — отвечал Розанов и, сбросив шубу, достал свою карточку, на которой еще прежде
было написано: «В четвертый и
последний раз прошу вас принять меня на самое короткое время. Я должен говорить с вами по делу вашей свояченицы и смею вас уверить, что если вы не удостоите меня этой чести в вашем кабинете, то я заговорю с вами в другом месте».
—
Спой еще раз, — тихо попросила Лиза, когда смолкли
последние звуки.