Неточные совпадения
Все глаза на этом бале были устремлены на ослепительную красавицу Бахареву; император прошел с нею полонез, наговорил любезностей ее старушке-матери,
не умевшей ничего ответить государю от робости, и на другой день
прислал молодой красавице великолепный букет в еще более великолепном порт-букете.
— Вот вы уже
пришли, а мы еще
не готовы совсем, — извините нас, пожалуйста.
Уж
не знаю, как там покойничек Естифей-то Ефимыч все это с маменькой своей уладил, только так о спажинках
прислали к тятеньке сватов.
— Что, мол, пожар, что ли?» В окно так-то смотрим, а он глядел, глядел на нас, да разом как крикнет: «Хозяин, говорит, Естифей Ефимыч потонули!» — «Как потонул? где?» — «К городничему, говорит, за реку чего-то пошли, сказали, что коли Федосья Ивановна, — это я-то, —
придет, чтоб его в чуланчике подождали, а тут, слышим, кричат на берегу: „Обломился, обломился, потонул!“ Побегли — ничего уж
не видно, только дыра во льду и водой сравнялась, а приступить нельзя, весь лед иструх».
В обед
пришла костоправка, старушка-однодворка. Стали будить Помаду, но он ничего
не слыхал. У него был глубокий обморок, вслед за которым почти непосредственно начался жестокий бред и страшный пароксизм лихорадки.
— Ишь, у тебя волосы-то как разбрылялись, — бормотала старуха, поправляя пальцем свободной руки набежавшие у Лизы на лоб волосы. — Ты поди в свою комнату да поправься прежде, причешись, а потом и
приходи к родительнице, да
не фон-бароном, а покорно
приди, чувствуя, что ты мать обидела.
— Ну, и так до сих пор: кроме «да» да «нет», никто от нее ни одного слова
не слышал. Я уж было и покричал намедни, — ничего, и глазом
не моргнула. Ну, а потом мне жалко ее стало, приласкал, и она ласково меня поцеловала. — Теперь вот перед отъездом моим
пришла в кабинет сама (чтобы
не забыть еще, право), просила ей хоть какой-нибудь журнал выписать.
Все уездные любители церковного пения обыкновенно сходились в собор к ранней обедне, ибо Никон Родионович всегда
приходили помолиться за ранней, и тут пели певчие. Поздней обедни Никон Родионович
не любили и ядовито замечали, что к поздней обедне только ходят приказничихи хвастаться, у кого новые башмаки есть.
— Нет,
не хочу; я так
пришел отдохнуть и посмотреть на вас.
— Господа! — крикнула она громко. —
Не угодно ли вам
прийти ко мне. Мне что-то вставать
не хочется.
Но потом опять
пришло мне на мысль, что и там сахар, хоть и в другом роде, да и отец, пожалуй, упрется,
не пустит, а тут покачаловский мужик Сергей едет.
— А ничего, матушка, ваше превосходительство,
не значит, — отвечал Розанов. — Семейное что-нибудь, разумеется, во что и входить-то со стороны, я думаю, нельзя. Пословица говорится: «свои собаки грызутся, а чужие под стол». О здоровье своем
не извольте беспокоиться: начнется изжога — магнезии кусочек скушайте, и пройдет, а нам туда прикажите теперь
прислать бульонцу да кусочек мяса.
«Говорят, — думала она, стараясь уснуть, — говорят, нельзя определить момента, когда и отчего чувство зарождается, — а можно ли определить, когда и отчего оно гаснет?
Приходит… уходит. Дружба
придет, а потом уйдет. Всякая привязанность также:
придет… уйдет…
не удержишь. Одна любовь!.. та уж…» — «
придет и уйдет», — отвечал утомленный мозг, решая последний вопрос вовсе
не так, как его хотело решить девичье сердце Женни.
— Это одно другому нимало
не мешает. Напротив,
приходите почаще, чтоб Лиза
не скучала. Она сегодня приедет к вечеру, вы вечером и
приходите, и Зарницыну скажите, чтобы
пришел.
Вязмитинов беспрестанно писал ко всем своим прежним университетским приятелям, прося их разъяснить Ипполитово дело и следить за его ходом. Ответы
приходили редко и далеко
не удовлетворительные, а старик и Женни дорожили каждым словом, касающимся арестанта.
— И еще… — сказала Лиза тихо и
не смотря на доктора, — еще…
не пейте, Розанов. Работайте над собой, и вы об этом
не пожалеете: все будет, все
придет, и новая жизнь, и чистые заботы, и новое счастье. Я меньше вас живу, но удивляюсь, как это вы можете
не видеть ничего впереди.
Не успеет Розанов усесться и вчитаться, вдуматься, как по лестнице идет Давыдовская, то будто бы покричать на нечаевских детей, рискующих сломать себе на дворе шею, то поругать местного квартального надзирателя или квартирную комиссию, то сообщить Дарье Афанасьевне новую сплетню на ее мужа.
Придет, да и сядет, и курит трубку за трубкою.
«Все это как-то… нелепо очень… А впрочем, —
приходило ему опять в голову, — что ж такое? Тот такой человек, что его
не оплетешь, а как знать, чего
не знаешь. По началу конец точно виден, ну да и иначе бывает».
— Вздор! Нет, покорно вас благодарю. Когда гибнет дело, так хорошо начатое, так это
не вздор. По крайней мере для меня это
не вздор. Я положительно уверен, что это какой-нибудь негодяй нарочно подстраивает. Помилуйте, — продолжал он, вставая, — сегодня еще перед утром зашел, как нарочно, и все три были здоровехоньки, а теперь вдруг
приходит и говорит: «пуздыхалы воны».
— Только об этом и заботимся; но это вовсе
не так легко, как некоторые думают; нужно время, чтобы все
пришло в порядок.
Случилось это таким образом: Лиза возвратила Розанову одну книгу, которую брала у него за несколько времени. Розанов,
придя домой, стал перелистывать книгу и нечаянно нашел в ней листок почтовой бумаги, на котором рукою Бертольди с особенным тщанием были написаны стишки. Розанов прочел сверху «Рай» и,
не видя здесь ничего секретного, стал читать далее...
Бертольди хотела показать «монстру» сокольницкую террасу и общество. Желание вовсе и
не свойственное Бертольди, тем
не менее оно
пришло ей.
—
Не стоит рук марать. Я с вами
не шутить
пришла, а идемте к Полиньке Калистратовой: ее сын умирает.
После разрыва с Лизою Розанову некуда стало ходить, кроме Полиньки Калистратовой; а лето хотя уже и
пришло к концу, но дни стояли прекрасные, теплые, и дачники еще
не собирались в пыльный город. Даже Помада стал избегать Розанова. На другой день после описанного в предшедшей главе объяснения он рано прибежал к Розанову, взволнованным, обиженным тоном выговаривал ему за желание поссорить его с Лизою. Никакого средства
не было урезонить его и доказать, что такого желания вовсе
не существовало.
Полинька Калистратова обыкновенно уходила от Лизы домой около двух часов и нынче ушла от Лизы в это же самое время. Во всю дорогу и дома за обедом Розанов
не выходил из головы у Полиньки. Жаль ей очень его было. Ей
приходили на память его теплая расположенность к ней и хлопоты о ребенке, его одиночество и неуменье справиться с своим положением. «А впрочем, что можно и сделать из такого положения?» — думала Полинька и вышла немножко погулять.
Москва стояла Москвою. Быстрые повышения в чины и
не менее быстрые разжалования по-прежнему были свойственны углекислому кружочку. Розанов
не мог понять, откуда вдруг взялась к нему крайняя ласка де Бараль. Маркиза
прислала за ним тотчас после его приезда, радостно сжала его руку, заперлась с ним в кабинет и спросила...
В последнюю ночь, проведенную Розановым в своей московской квартире, Ольга Александровна два раза
приходила в комнату искать зажигательных спичек. Он видел это и продолжал читать. Перед утром она
пришла взять свой платок, который будто забыла на том диване, где спал Розанов, но он
не видал и
не слыхал.
— Я
не сержусь на грубость. Прощайте, Лиза;
приходите ко мне, — отвечала Бертольди, выходя в двери.
Барин, точно, чуть
не успокоился. Когда Ольга Сергеевна
пришла со свечою, чтобы побудить его к чаю, он лежал с открытыми глазами, давал знак одною рукою и лепетал какой-то совершенно непонятный вздор заплетающимся языком.
Лиза
не упрашивала, но предложила старухе на особое житье денег, от которых та с гордостью отказалась и осталась у Женни. Здесь она взялась вводить в детской патриархальные порядки и с болезненным нетерпением выжидала, когда Лиза
придет и сознается, что ей без нее плохо.
Несколько позже, когда я уже успел освободиться из-под влияния того предубеждения, которое развилось у меня относительно вас, — несколько позже, положив руку на сердце, я мог уже беспристрастнее взглянуть на дело и, следовательно, быть строже и к самому себе; я
пришел к тому заключению, что выказывать свои личные желания относительно другого никто из нас
не вправе, тем более если эти желания клонятся к удалению одного из членов.
Она
пришла к нему на четвертый день его болезни, застав его совершенно одинокого с растерявшейся и плачущей Афимьей, которая рассказала Лизе, что у них нет ни гроша денег, что она боится, как бы Василий Иванович
не умер и чтобы ее
не потащили в полицию.
— Да как же, матушка барышня. Я уж
не знаю, что мне с этими архаровцами и делать. Слов моих они
не слушают, драться с ними у меня силушки нет, а они всё тащат, всё тащат: кто что зацепит, то и тащит.
Придут будто навестить, чаи им ставь да в лавке колбасы на книжечку бери, а оглянешься — кто-нибудь какую вещь зацепил и тащит. Стану останавливать, мы, говорят, его спрашивали. А его что спрашивать! Он все равно что подаруй бесштанный. Как дитя малое, все у него бери.
В этот день Помада обедал у Вязмитиновых и тотчас же после стола поехал к Розанову, обещаясь к вечеру вернуться, но
не вернулся. Вечером к Вязмитиновым заехал Розанов и крайне удивился, когда ему сказали о внезапном приезде Помады: Помада у него
не был. У Вязмитиновых его ждали до полуночи и
не дождались. Лиза поехала на розановских лошадях к себе и
прислала оттуда сказать, что Помады и там нет.
Каждый вечер он
приходил к Женни часом ранее обыкновенного и при первых приветствиях очень внимательно прислушивался,
не отзовется ли из спальни хозяйки другой знакомый голос,
не покажется ли в дверях Лизина фигура.
— Мне давно надоело жить, — начал он после долгой паузы. — Я пустой человек… ничего
не умел,
не понимал,
не нашел у людей ничего. Да я… моя мать была полька… А вы… Я недавно слышал, что вы в инсуррекции…
Не верил… Думал, зачем вам в восстание? Да… Ну, а вот и правда… вот вы смеялись над национальностями, а
пришли умирать за них.
— Я
пришел умереть
не за национальную Польшу, а за Польшу, кающуюся перед народом.
Лиза испугалась и
не знала, что с собой делать: ей
пришла на ум жена Фарстера в королеве Мааб, и перспектива быть погребенною заживо ее ужаснула.
— Конечно, — на это есть суд, и вы, разумеется, в этом
не виноваты. Суд разберет, имела ли Ольга Сергеевна право лишить, по своему завещанию, одну дочь законного наследства из родового отцовского имения. Но теперь дело и
не в этом. Теперь я
пришел к вам только затем, чтобы просить вас от имени Лизаветы Егоровны, как ее родственника и богатого капиталиста, ссудить ее, до раздела, небольшою суммою.