Неточные совпадения
В доме-то что у них из-за этого
было, страсти Божьи, как, бывало, расскажут.
А Великий пост
был: у нас
в доме как вот словно
в монастыре, опричь грибов ничего не варили, да и то по середам и по пятницам без масла.
— А! видишь, я тебе, гадкая Женька, делаю визит первая. Не говори, что я аристократка, — ну, поцелуй меня еще, еще. Ангел ты мой! Как я о тебе соскучилась — сил моих не
было ждать, пока ты приедешь. У нас гостей полон
дом, скука смертельная, просилась, просилась к тебе — не пускают. Папа приехал с поля, я села
в его кабриолет покататься, да вот и прикатила к тебе.
— Это гадко, а не просто нехорошо. Парень слоняется из
дома в дом по барынькам да сударынькам, везде ему рады. Да и отчего ж нет? Человек молодой, недурен, говорить не дурак, — а
дома пустые комнаты да женины капризы помнятся; эй, глядите, друзья, попомните мое слово:
будет у вас эта милая Зиночка ни девушка, ни вдова, ни замужняя жена.
— Да что тут за сцены! Велел тихо-спокойно запрячь карету, объявил рабе божией: «поезжай, мол, матушка, честью, а не поедешь, повезут поневоле», вот и вся недолга. И поедет, как увидит, что с ней не шутки шутят, и с мужем из-за вздоров разъезжаться по пяти раз на год не станет. Тебя же еще
будет благодарить и носа с прежними штуками
в отцовский
дом, срамница этакая, не покажет. — А Лиза как?
— Ну,
будь по-твоему, ну, повес; а все же не выгонять их из
дому, когда девушки
в доме. Игуменья промолчала.
— То-то хорошо. Скажи на ушко Ольге Сергеевне, — прибавила, смеясь, игуменья, — что если Лизу
будут обижать
дома, то я ее к себе
в монастырь возьму. Не смейся, не смейся, а скажи. Я без шуток говорю: если увижу, что вы не хотите дать ей жить сообразно ее натуре, честное слово даю, что к себе увезу.
— А у нас-то теперь, — говорила бахаревская птичница, — у нас скука престрашенная… Прямо сказать, настоящая Сибирь, как
есть Сибирь. Мы словно как
в гробу живем. Окна
в доме заперты, сугробов нанесло, что и не вылезешь: живем старые да кволые. Все-то наши
в городе, и таково-то нам часом бывает скучно-скучно, а тут как еще псы-то ночью завоют, так инда даже будто как и жутко станет.
— Ну, ты, Помада, грей вино, да хлопочи о помещении для Лизаветы Егоровны. Вам теперь прежде всего нужно тепло да покой, а там увидим, что
будет. Только здесь,
в нетопленом
доме, вам ночевать нельзя.
Женни, точно,
была рукодельница и штопала отцовские носки с бульшим удовольствием, чем исправникова дочь вязала бисерные кошельки и подставки к лампам и подсвечникам. Вообще она стала хозяйкой не для блезиру, а взялась за дело плотно, без шума, без треска, тихо, но так солидно, что и люди и старик-отец тотчас почувствовали, что
в доме есть настоящая хозяйка, которая все видит и обо всех помнит.
Это дело делать у нее сводилось к исполнению женских обязанностей
дома для того, чтобы всем
в доме было как можно легче, отраднее и лучше.
Это
была первая неприятность, которую Женни испытала
в отцовском
доме.
Все ставни
в бахаревском
доме были открыты, и
в некоторых окнах отворены форточки.
— Хорошо, Лизавета Егоровна,
буду думать, — шутливо ответил доктор и поехал крупной рысью
в город, а Лиза с Помадою пошли к
дому.
Письмо это
было вложено
в книгу, зашитую
в холст и переданную через приказчиков Никона Родионовича его московскому поверенному, который должен
был собственноручно вручить эту посылку иностранцу Райнеру, проживающему
в доме купчихи Козодавлевой, вблизи Лефортовского дворца.
— Ты того, Петруха… ты не этого… не падай духом. Все, брат, надо переносить. У нас
в полку тоже это случилось. У нас раз этого ротмистра разжаловали
в солдаты. Разжаловали, пять лет
был в солдатах, а потом отличился и опять пошел: теперь полицеймейстером служит на Волге; женился на немке и два
дома собственные купил. Ты не огорчайся: мало ли что
в молодости бывает!
Летнее его положение
в доме Бахаревых не похоже
было на его зимнее здешнее положение.
Кроме лиц, вошедших
в дом Гловацкого вслед за Сафьяносом, теперь
в зале
был Розанов. Он
был в довольно поношенном, но ловко сшитом форменном фраке, тщательно выбритый и причесанный, но очень странный. Смирно и потерянно, как семинарист
в помещичьем
доме, стоял он, скрестив на груди руки, у одного окна залы, и по лицу его то там, то сям беспрестанно проступали пятна.
Странно
было видеть нынешнюю застенчивость и робость Розанова
в доме, где он
был всегда милым гостем и держался без церемонии.
В доме смотрителя все ходили на цыпочках и говорили вполголоса. Петр Лукич
был очень трудно болен.
— Конечно,
в этом не может
быть никакого сомнения. Тут
было все: и недостатки, и необходимость пользоваться источниками доходов, которые ему всегда
были гадки, и вражда вне
дома, и вражда
в доме: ведь это каторга! Я не знаю, как он до сих пор терпел.
Дом этот
был похож на многие домы Лефортовской части. Он
был деревянный, на каменном полуэтаже. По улице он выходил
в пять окон, во двор
в четыре, с подъездом сбоку. Каменный полуэтаж
был густо выбелен мелом, а деревянный верх выкрашен грязновато-желтою охрой.
Нечай только напрасно рассчитывал вспоминать с Розановым на свободе старину или играть с ним
в шахи. Ни для того, ни для другого у него не
было свободного времени. Утро выгоняло его из
дома, и поздний вечер не всегда заставал его
дома.
Благодаря строгой бережливости Дарьи Афанасьевны
в доме Нечая не
было видно грязной, неряшливой нужды, но концы едва-едва сходились с концами, и чистенькая бедность
была видна каждому, кто умел бы повсмотреться
в детские платьица и перештопанные холстинковые капотики самой Дарьи Афанасьевны.
В том каменном полуэтаже, над которым находилась квартира Нечая,
было также пять жилых комнат. Три из них занимала хозяйка
дома, штабс-капитанша Давыдовская, а две нанимал корректор одной большой московской типографии, Ардалион Михайлович Арапов.
В одну прелестную лунную ночь, так
в конце августа или
в начале сентября, они вышли из
дома погулять и шаг за шагом, молча дошли до Театральной площади. Кто знает Москву, тот может себе представить, какой это
был сломан путь.
В роковой час полудня взвод французских гренадер вынес из
дома ландсмана шест с куском белого полотна, на котором
был нашит красный крест. [Автор надеется, что для него необязательно следовать неотступно свидетельствам Тьера (прим. Лескова).]
В доме старого пивовара всем
было хорошо.
Германская революция
была во всем разгаре. Старик Райнер оставался
дома и не принимал
в ней, по-видимому, никакого непосредственного участия, но к нему беспрестанно заезжали какие-то новые люди. Он всегда говорил с этими людьми, запершись
в своем кабинете, давал им проводников, лошадей и денег и сам находился
в постоянном волнении.
Отцу
было не до сына
в это время, и он согласился, а мать
была рада, что бабушка увезет ее сокровище из
дома, который с часу на час более и более наполнялся революционерами.
Молодому Райнеру после смерти матери часто тяжел
был вид опустевшего
дома, и он нередко уходил из него на целые дни. С книгою
в руках ложился он на живописный обрыв какой-нибудь скалы и читал, читал или думал, пока усталость сжимала его глаза.
Просьба старика
была выполнена самым удовлетворительным образом. Через месяц после приезда
в Лондон молодой Райнер
был подручным клерком у Джемса Смита и имел вход
в несколько семейных
домов самых разных слоев.
— Низость, это низость — ходить
в дом к честной женщине и
петь на ее счет такие гнусные песни. Здесь нет ее детей, и я отвечаю за нее каждому, кто еще скажет на ее счет хоть одно непристойное слово.
Эти-то шесть женщин, т. е. пять сестер Ярославцевых и маркиза де Бараль, назывались
в некоторых московских кружках углекислыми феями Чистых Прудов, а
дом,
в котором они обитали,
был известен под именем вдовьего загона.
Лобачевский
был не охотник до знакомств и сидел почти безвыходно
дома или
в последнее время у Розанова, с которым они жили дверь обо дверь и с первой же встречи как-то стали очень коротки.
У Пармена Семеновича
был собственный двухэтажный
дом у Введенья
в Барашах. Когда Розанов с Лобачевским подъехали к этому
дому, из него во все окна глядел теплый, веселый свет.
— Да-с. Мы служащие у Ильи Артамоновича Нестерова, только Пармен Семенович над всеми делами надзирают, вроде как директора, а я часть имею; рыбными промыслами заведую. Вы пожалуйте ко мне как-нибудь, вот вместе с господином Лобачевским пожалуйте. Я там же
в нестеровском
доме живу.
В контору пожалуйте. Спросите Андрияна Николаева: это я и
есть Андриян Николаев.
В другом официальном
доме объяснения Богатыревой
были не удачнее первых. Здесь также успокоивали ее от всяких тревог за сына, но все-таки она опять выслушала такой же решительный отказ от всякого вмешательства, способного оградить Сержа на случай всяких его увлечений.
Варвара Ивановна уехала совершенно спокойная. Перед вечером она пожаловалась на головную боль, попросила сына
быть дома и затем ушла к себе
в спальню.
— Господа! — крикнула она студентам, войдя
в комнату сына. — Вы видели, что
было с Сережей? За это я вам обязана: вчера
была сходка, а сегодня арестант. Прошу вас оставить мой
дом.
В ряду московских особенностей не последнее место должны занимать пустые домы. Такие домы еще
в наше время изредка встречаются
в некоторых старых губернских городах.
В Петербурге таких
домов вовсе не видно, но
в Москве они
есть, и их хорошо знают многие, а осебенно люди известного закала.
Дом этот
был довольно большой, двухэтажный,
в один корпус, без всяких флигелей.
Это
был отставной солдат, промышлявший теркою и продажею особенного нюхательного табаку, а
в сожительстве он имел солдатку, не свою, а чужую солдатку, гадавшую соседям пустого
дома на картах.
По вечерам
в калитку
дома входили три личности. Первая из этих личностей
был высокий рыжий атлет
в полушубке, человек свирепого и решительного вида; вторая, его товарищ,
был прекоренастый черный мужик с волосами, нависшими на лоб. Он
был слеп, угрюм и молчалив.
Сочинение это,
в числе прочих бумаг бежавшего Соловейчика, через некоторое время
было взято сторожем пустого
дома и поступило на конические заверточки при мелочной продаже нюхательного табаку.
Вечером,
в половине восьмого часа, Розанов
выпил наскоро стакан чаю, вышел из
дома, сторговал извозчика на Мясницкую и поехал.
Вечер
был темный, как вообще осенние вечера
в серединной России, и
дом, выкрашенный грязно-желтою краскою, смотрел нелюдимо и неприветливо.
Было уж близко к полуночи, когда Розанов остановился
в Лефортове у
дома, где жил следственный пристав Нечай и Арапов.
«Где же ум
был? — спрашивал он себя, шагая по комнате. — Бросил одну прорву, попал
в другую, и все это даже не жалко, а только смешно и для моих лет непростительно глупо. Вон диссертация валяется… а
дома Варинька…»
— Ггггааа! и такие люди
были у меня! И я
в моем
доме принимала таких людей! — вопила маркиза, закрывая рукою свой лоб. — Где Оничка?