После разрыва с Лизою Розанову некуда стало ходить, кроме Полиньки Калистратовой; а лето хотя уже и пришло к концу, но
дни стояли прекрасные, теплые, и дачники еще не собирались в пыльный город. Даже Помада стал избегать Розанова. На другой день после описанного в предшедшей главе объяснения он рано прибежал к Розанову, взволнованным, обиженным тоном выговаривал ему за желание поссорить его с Лизою. Никакого средства не было урезонить его и доказать, что такого желания вовсе не существовало.
Неточные совпадения
Платье его было все мокро; он
стоял в холодной воде по самый живот, и ноги его крепко увязли в илистой грязи, покрывающей
дно Рыбницы.
Через
день после описанного разговора Бахарева с сестрою в Мереве обедали ранее обыкновенного, и в то время, как господам подавали кушанье, у подъезда
стояла легонькая бахаревская каретка, запряженная четверней небольших саврасых вяток.
В восемь часов утра начинался
день в этом доме; летом он начинался часом ранее. В восемь часов Женни сходилась с отцом у утреннего чая, после которого старик тотчас уходил в училище, а Женни заходила на кухню и через полчаса являлась снова в зале. Здесь, под одним из двух окон, выходивших на берег речки,
стоял ее рабочий столик красного дерева с зеленым тафтяным мешком для обрезков. За этим столиком проходили почти целые
дни Женни.
В одиннадцать часов довольно ненастного зимнего
дня, наступившего за бурною ночью, в которую Лиза так неожиданно появилась в Мереве, в бахаревской сельской конторе, на том самом месте, на котором ночью спал доктор Розанов, теперь весело кипел не совсем чистый самовар. Около самовара
стояли четыре чайные чашки, чайник с обделанным в олово носиком, молочный кубан с несколько замерзшим сверху настоем, бумажные сверточки чаю и сахару и связка баранок. Далее еще что-то было завязано в салфетке.
Погода
стояла прекрасная:
дни светлые, тихие и теплые.
Стоял сумрачный декабрьский
день, и порошил снег; на дворе было два часа.
То Арапов ругает на чем свет
стоит все существующее, но ругает не так, как ругал иногда Зарницын, по-фатски, и не так, как ругал сам Розанов, с сознанием какой-то неотразимой необходимости оставаться весь век в пассивной роли, — Арапов ругался яростно, с пеною у рта, с сжатыми кулаками и с искрами неумолимой мести в глазах, наливавшихся кровью; то он ходит по целым
дням, понурив голову, и только по временам у него вырываются бессвязные, но грозные слова, за которыми слышатся таинственные планы мировых переворотов; то он начнет расспрашивать Розанова о провинции, о духе народа, о настроении высшего общества, и расспрашивает придирчиво, до мельчайших подробностей, внимательно вслушиваясь в каждое слово и стараясь всему придать смысл и значение.
Маркиза сидела на стуле в передней и вертела пахитосную соломинку. Перед нею
стоял Брюхачев и Мареичка. Брюхачев доказывал, что студенты поступают глупо, а маркиза слушала: она никак не могла определить, какую роль в подобном
деле приняла бы madame Ролан.
Вскоре после описанных последних событий Розанов с Райнером спешно проходили по одному разметенному и усыпанному песком московскому бульвару.
Стоял ясный осенний
день, и бульвар был усеян народом. На Спасской башне пробило два часа.
Между тем
день стал склоняться к вечеру; на столе у Розанова все еще
стоял нетронутый обед, а Розанов, мрачный и задумчивый, ходил по опустевшей квартире. Наконец и стемнело; горничная подала свечи и еще раз сказала...
Прошло два года. На дворе
стояла сырая, ненастная осень; серые петербургские
дни сменялись темными холодными ночами: столица была неопрятна, и вид ее не способен был пленять ничьего воображения. Но как ни безотрадны были в это время картины людных мест города, они не могли дать и самого слабого понятия о впечатлениях, производимых на свежего человека видами пустырей и бесконечных заборов, огораживающих болотистые улицы одного из печальнейших углов Петербургской стороны.
В течение этих двух месяцев каждый
день разбирались вопросы: можно ли брать за работу дороже, чем она
стоит, хотя бы это и предлагали?
Белая, подслеповатая ночь
стояла над Петербургом, когда карета наших знакомых остановилась у квартиры Мечниковой. По случаю праздничного
дня кухарка была отпущена, загулялась и не возвращалась, а между тем Мечниковою тотчас по возвращении домой овладел весьма естественный после долгой прогулки аппетит и необыкновенная веселость.
— Я имею к вам
дело, — начал
стоя Розанов.
— Ну, а я на моем
стою: некуда было идти силам, они и пошли в криворос. Вон за Питером во всю ширь распахивается великое земское
дело; оно прибрало к себе Звягина, соберет к себе и всех.
Он славился как человек очень деловой, любил кутнуть в «Стрельне», у «Яра», ежегодно ездил в Париж, с женою давно развелся, жил одиноко в большой, холодной квартире, где даже в ясные
дни стоял пыльный сумрак, неистребимый запах сигар и сухого тления.
Неточные совпадения
— Ты
стой пред ним без шапочки, // Помалчивай да кланяйся, // Уйдешь — и
дело кончено. // Старик больной, расслабленный, // Не помнит ничего!
Весь
день за деревиночкой //
Стояла: дожидалася, // Как солнышко зайдет!» //………………………………….
По-прежнему, закинувшись, //
Стоит мужик; посудина //
Дном кверху поднята…
Солнышко-то и само по себе так
стояло, что должно было светить кособрюхим в глаза, но головотяпы, чтобы придать этому
делу вид колдовства, стали махать в сторону кособрюхих шапками: вот, дескать, мы каковы, и солнышко заодно с нами.
Шли они по ровному месту три года и три
дня, и всё никуда прийти не могли. Наконец, однако, дошли до болота. Видят,
стоит на краю болота чухломец-рукосуй, рукавицы торчат за поясом, а он других ищет.