Неточные совпадения
В ее больших черных глазах виднелась смелая душа, гордая
своею силою и
своим прошлым страданием, оттиснутым стальным штемпелем
времени на пергаментном лбу игуменьи.
Вне всякой радости и вне всякого внимания оставался один Юстин Помада, шедший несколько
в стороне, пошевеливая по
временам свою пропотевшую под масляной фуражкой куафюру.
Самый серьезный русский мужичок, вабящий перепелов
в то
время, когда ему нужно бы дать покой
своим усталым членам, всегда добродушно относится к обтрепанному франту.
Вспомните это недавно прошедшее
время, когда небольшая горсть «людей, довременно растленных», проснулась, задумалась и зашаталась
в своем гражданском малолетстве.
Дивно оно для нас тем более, что все ее видали
в последнее
время в Москве, Сумах, Петербурге, Белеве и Одессе, но никто, даже сам Островский, катаясь по темному Царству, не заприметил Оли Тихониной и не срисовал ее
в свой бесценный, мастерской альбом.
Лиза
в это
время никак не могла оставаться
в своей комнате.
Сафьянос дал солдату за это статистическое сведение двугривенный и тотчас же занотовал
в своей записной книге, что по реке Саванке во всякое
время года
в изобилии ловится всякая рыба и даже стерлядь.
— Так помните же, — подлетая на
своих черных крыльях к Рациборскому, начал каноник, — помните, что со
времен Поссевина нам нет здесь места, и мы пресмыкаемся здесь или
в этом шутовском маскараде (ксендз указал на
свой парик и венгерку), или
в этом московском мундире, который хуже всякого маскарада. Помните это!
Брюхачев стоял за женою и по
временам целовал ее ручки, а Белоярцев, стоя рядом с Брюхачевым, не целовал рук его жены, но далеко запускал
свои черные глаза под ажурную косынку, закрывавшую трепещущие, еще почти девственные груди Марьи Маревны, Киперской королевы. Сахаров все старался залепить вырванный попугаем клочок сапога,
в то
время как Завулонов, ударяя себя
в грудь, говорил ему...
В это же
время он отделывал
свою докторскую диссертацию и мечтал о заведении собственной, частной лечебницы.
Все служебное
время года он читал дела, обрабатывал
свои «мнения» да исподтишка любовался сыном Сержем, только что перешедшим во второй курс университета, а летом подбивал дорожки
в саду
своей подмосковной, лечил гомеопатиею баб и мужиков да прививал оспу ребяткам, опять издали любуясь сыном, поставленным матерью
в положение совершенно независимое от семейства.
— Да, может быть; но у ней столько серьезных занятий, что я не думаю, чтоб ей доставало
времени на мимолетные знакомства. Да и Лизанька ничего не найдет
в ней для
своих лет.
Самым приятным занятием маркизы было воспитание Лизы. Ей внушался белый либерализм и изъяснялось его превосходство перед монтаньярством. Маркиза сидела, как Калипсо
в своем гроте; около нее феи, а перед ними Лиза, и они дудели ей об образцах, приводя для контраста женщин из
времени упадка нравов
в Риме, женщин развратнейших дней Франции и некую московскую девицу Бертольди, возмущающую
своим присутствием чистоту охраняемых феями нравственных принципов.
Дальнейшая судьба этого сочинения достоверно не известна. Но если
в это
время у сторожа никто не купил табаку полфунта разом, то вряд ли сочинение Соловейчика сохранится для потомка, который задумает вполне изобразить
своим современникам все многоразличные чудеса нашего достославного
времени.
Лобачевский с Розановым лечили Пармена Семеновича для его утехи, а сами для
своей потехи все втроем травили друг друга. Пармен Семенович
в это
время вообще глумился над медициной.
В это
время его супруга нашла магнетизера.
Но мнения углекислых не уходили дальше
своей сферы, и если бы они даже вышли за пределы ее, то не принесли бы этим никакой пользы для Розанова, а только были бы новым поводом к вящим для него обвинениям. Белые были
в это
время жертвами искупления общей глупости.
Несколько приятелей получали письма, пришедшие на имя Райнера во
время его отсутствия, распечатали их и ничего
в них не нашли, хотя тем не менее все-таки остались о нем при
своем мнении.
Неудачи
в это
время падали на наших знакомых, как периодические дожди: даже Лобачевский не ушел от них. Главный доктор больницы решительно отказал ему
в дозволении устроить при заведении приватную медицинскую школу для женщин. Сколько Лобачевский его ни убеждал, сколько ни упрашивал, немец стал на
своем — и баста.
При всей
своей расположенности к Розанову Помада отошел от него далеко
в первое же
время, ибо
в первое же
время, чтобы долго не раздумывать, он послал просьбу об отставке.
Лиза была
в это
время в разладе с
своими и не выходила за порог
своей комнаты. Полинька Калистратова навещала ее аккуратно каждое утро и оставалась у ней до обеда. Бертольди Ольга Сергеевна ни за что не хотела позволить Лизе принимать
в своем доме; из-за этого-то и произошла новая размолвка Лизы с матерью.
Полинька Калистратова обыкновенно уходила от Лизы домой около двух часов и нынче ушла от Лизы
в это же самое
время. Во всю дорогу и дома за обедом Розанов не выходил из головы у Полиньки. Жаль ей очень его было. Ей приходили на память его теплая расположенность к ней и хлопоты о ребенке, его одиночество и неуменье справиться с
своим положением. «А впрочем, что можно и сделать из такого положения?» — думала Полинька и вышла немножко погулять.
А Полинька Калистратова, преследуемая возобновившимися
в последнее
время нашествиями
своего супруга, уехала
в Петербург одна. Розанов всячески спешил управиться так, чтобы ехать с нею вместе, но не успел, да и сама Полинька говорила, что этого вовсе не нужно.
Он как будто впал
в забытье; но через четверть часа опять широко раскрыл глаза и скоро-скоро, как бы боясь, что ему не будет
время высказать
свое слово, залепетал...
Лиза давно стала очень молчалива, давно заставляла себя стерпливать и сносить многое, чего бы она не стерпела прежде ни для кого и ни для чего.
Своему идолу она приносила
в жертву все
свои страсти и, разочаровываясь
в искренности жрецов, разделявших с нею одно кастовое служение, даже лгала себе, стараясь по возможности оправдывать их и
в то же
время не дать повода к первому ренегатству.
Зато Белоярцев любил и поощрять
своих сателлитов и вербовал их, особенно
в последнее
время, без особенной трудности.
Он не верил ни
в какие реформы, считал все существующее на земле зло необходимым явлением
своего времени и хотя не отвергал какого-то прогресса, но ожидал его не от людей, а от
времени, и людям давал во
времени только пассивное значение.
Белоярцев прошелся во
время продолжавшегося хохота по комнате и, рассмеявшись сам над
своим предложением, обратил все это
в шутку.
В это
время он, против
своего обыкновения, решился прочесть рекомендованную ему кем-то скандалезную книжечку: «Правда о мужчине и женщине».
Белоярцев
в это
время хотя и перестал почти совсем бояться Лизы и даже опять самым искренним образом желал, чтобы ее не было
в Доме, но, с одной стороны, ему хотелось, пригласив Помаду, показать Лизе
свое доброжелательство и поворот к простоте, а с другой — непрезентабельная фигура застенчивого и неладного Помады давала ему возможность погулять за глаза на его счет и показать гражданам, что вот-де у нашей умницы какие друзья.
Вязмитинова неслышными шагами подвинулась за занавеску, и через полминуты Розанов услыхал, как щелкнул замок
в ее ванной. Вслед за тем Женни выскочила, как бы преследуемая страшным привидением, схватила со стола свечу и побежала через зал и гостиную
в кабинет мужа. Во все это
время она судорожно совала что-то
в карман
своего платья и, остановясь у мужниного письменного стола, что-то уронила на пол.
Силы, еще кое-как державшие ее во
время совершаемого Белоярцевым аутодафе и при сцене с лавочником, оставили ее вовсе, как только она затворилась
в своей комнате.
— Ну, это мы увидим, — отвечал Розанов и, сбросив шубу, достал
свою карточку, на которой еще прежде было написано: «
В четвертый и последний раз прошу вас принять меня на самое короткое
время. Я должен говорить с вами по делу вашей свояченицы и смею вас уверить, что если вы не удостоите меня этой чести
в вашем кабинете, то я заговорю с вами
в другом месте».
Розанов возвратился домой от Вязмитиновых весьма поздно. Проходя через
свою гостиную, он едва не упал, наткнувшись на большой узел, и
в то же
время увидал, что с стоящего здесь мягкого дивана поднялась и села женская фигура
в спальном чепце и белой кофте.