Неточные совпадения
Постепенно начиналась скептическая критика «значения личности
в процессе творчества истории», — критика, которая через десятки лет уступила место неумеренному восторгу пред новым героем, «белокурой бестией» Фридриха Ницше. Люди быстро умнели и, соглашаясь с Спенсером, что «из свинцовых инстинктов не выработаешь золотого поведения», сосредоточивали силы и таланты
свои на «самопознании», на вопросах индивидуального бытия. Быстро подвигались к приятию лозунга «наше
время — не
время широких задач».
У повара Томилин поселился тоже
в мезонине, только более светлом и чистом. Но он
в несколько дней загрязнил комнату кучами книг; казалось, что он переместился со всем
своим прежним жилищем, с его пылью, духотой, тихим скрипом половиц, высушенных летней жарой. Под глазами учителя набухли синеватые опухоли, золотистые искры
в зрачках погасли, и весь он как-то жалобно растрепался. Теперь, все
время уроков, он не вставал со
своей неопрятной постели.
Тогда, испуганный этим, он спрятался под защиту скуки, окутав ею себя, как облаком. Он ходил солидной походкой, заложив руки за спину, как Томилин, имея вид мальчика, который занят чем-то очень серьезным и далеким от шалостей и буйных игр.
Время от
времени жизнь помогала ему задумываться искренно:
в середине сентября,
в дождливую ночь, доктор Сомов застрелился на могиле жены
своей.
Он ушел
в свою комнату с уверенностью, что им положен первый камень пьедестала, на котором он, Самгин, со
временем, встанет монументально.
В комнате стоял тяжелый запах масла, — утром стекольщик замазывал на зиму рамы, — Клим понюхал, открыл вентилятор и снисходительно, вполголоса сказал...
Но через некоторое
время Прейс рассказал Климу о стачке ткачей
в Петербурге, рассказал с такой гордостью, как будто он сам организовал эту стачку, и с таким восторгом, как бы говорил о
своем личном счастье.
На его взгляд, Варвара должна бы вносить
в эту дружбу нечто крикливое, драматическое и
в то же
время сентиментальное, а он видел, что и Маракуев и она придают отношениям
своим характер легкой комедии.
Были часы, когда Климу казалось, что он нашел
свое место,
свою тропу. Он жил среди людей, как между зеркал, каждый человек отражал
в себе его, Самгина, и
в то же
время хорошо показывал ему
свои недостатки. Недостатки ближних очень укрепляли взгляд Клима на себя как на человека умного, проницательного и своеобразного. Человека более интересного и значительного, чем сам он, Клим еще не встречал.
Мысли его растекались по двум линиям: думая о женщине, он
в то же
время пытался дать себе отчет
в своем отношении к Степану Кутузову. Третья встреча с этим человеком заставила Клима понять, что Кутузов возбуждает
в нем чувствования слишком противоречивые. «Кутузовщина», грубоватые шуточки, уверенность
в неоспоримости исповедуемой истины и еще многое — антипатично, но прямодушие Кутузова, его сознание
своей свободы приятно
в нем и даже возбуждает зависть к нему, притом не злую зависть.
— Революция неизбежна, — сказал Самгин, думая о Лидии, которая находит
время писать этому плохому актеру, а ему — не пишет. Невнимательно слушая усмешливые и сумбурные речи Лютова, он вспомнил, что раза два пытался сочинить Лидии длинные послания, но, прочитав их, уничтожал, находя
в этих хотя и очень обдуманных письмах нечто, чего Лидия не должна знать и что унижало его
в своих глазах. Лютов прихлебывал вино и говорил, как будто обжигаясь...
Мрачный тон статьи позволял думать, что
в ней глубоко скрыта от цензора какая-то аллегория, а по начальной фразе Самгин понял, что статья написана редактором, это он довольно часто начинал
свои гражданские жалобы фразой, осмеянной еще
в шестидесятых годах: «
В настоящее
время, когда».
Всех приятелей жены он привык считать людями «третьего сорта», как назвал их Властов; но они, с некоторого
времени, стали будить
в нем чувство зависти неудачника к людям, которые устроились
в своих «системах фраз» удобно, как скворцы
в скворешнях.
«Сейчас увижу этого, Якова… Я участвую
в революции по
своей воле, свободно, без надежды что-то выиграть, а не как политик. Я знаю, что
времена Гедеона — прошли и триста воинов не сокрушат Иерихон капитализма».
Он легко, к
своему удивлению, встал на ноги, пошатываясь, держась за стены, пошел прочь от людей, и ему казалось, что зеленый, одноэтажный домик
в четыре окна все
время двигается пред ним, преграждая ему дорогу. Не помня, как он дошел, Самгин очнулся у себя
в кабинете на диване; пред ним стоял фельдшер Винокуров, отжимая полотенце
в эмалированный таз.
«Возраст охлаждает чувство. Я слишком много истратил сил на борьбу против чужих мыслей, против шаблонов», — думал он, зажигая спичку, чтоб закурить новую папиросу. Последнее
время он все чаще замечал, что почти каждая его мысль имеет
свою тень,
свое эхо, но и та и другое как будто враждебны ему. Так случилось и
в этот раз.
«Мне тоже надо сделать выводы из моих наблюдений», — решил он и
в свободное
время начал перечитывать
свои старые записки. Свободного
времени было достаточно, хотя дела Марины постепенно расширялись, и почти всегда это были странно однообразные дела: умирали какие-то вдовы, старые девы, бездетные торговцы, отказывая Марине
свое, иногда солидное, имущество.
Хотя он уже не с такою остротой, как раньше, чувствовал бесплодность
своих исканий, волнений и тревог, но
временами все-таки казалось, что действительность становится все более враждебной ему и отталкивает, выжимает его куда-то
в сторону, вычеркивая из жизни.
— Попы, но невежеству
своему, зовут кормщиков — христами, кормщиц — богородицами. А организация, — как ты сказал, — есть церковь, и немалая, живет почти
в четырех десятках губерний,
в рассеянии, — покамест, до
времени…
Самгин взглянул
в неряшливую серую бороду на бледном, отечном лице и сказал, что не имеет
времени, просит зайти
в приемные часы. Человек ткнул пальцем
в свою шапку и пошел к дверям больницы, а Самгин — домой, определив, что у этого человека, вероятно, мелкое уголовное дело. Человек явился к нему ровно
в четыре часа, заставив Самгина подумать...
Ее слова о духе и вообще все, что она,
в разное
время, говорила ему о
своих взглядах на религию, церковь, — было непонятно, неинтересно и не удерживалось
в его памяти.
«У него тоже были
свои мысли, — подумал Самгин, вздохнув. — Да, “познание — третий инстинкт”. Оказалось, что эта мысль приводит к богу… Убого. Убожество. “Утверждение земного реального опыта как истины требует служения этой истине или противодействия ей, а она, чрез некоторое
время, объявляет себя ложью. И так, бесплодно, трудится, кружится разум, доколе не восчувствует, что
в центре круга — тайна, именуемая бог”».
Бердников все
время пил, подливая
в шампанское коньяк, но не пьянел, только голос у него понизился, стал более тусклым, точно отсырев, да вздыхал толстяк все чаще, тяжелей. Он продолжал показывать пестроту словесного
своего оперения, но уже менее весело и слишком явно стараясь рассмешить.
Преступление открыто при таких обстоятельствах: обычно по воскресеньям М. П. Зотова закрывала
свой магазин церковной утвари
в два часа дня, но вчера торговцы Большой Торговой улицы были крайне удивлены тем, что
в обычное
время магазин не закрыт, хотя ни покупателей, ни хозяйки не замечалось
в нем.
Когда Самгин вошел и сел
в шестой ряд стульев, доцент Пыльников говорил, что «пошловато-зеленые сборники “Знания” отжили
свой краткий век, успев, однако, посеять все эстетически и философски малограмотное, политически вредное, что они могли посеять, засорив, на
время, мудрые, незабвенные произведения гениев русской литературы, бессмертных сердцеведов,
в совершенстве обладавших чарующей магией слова».
— Ведь вот я — почему я выплясываю себя пред вами? Скорее познакомиться хочется. Вот про вас Иван рассказывает как про человека
в самом деле необыкновенного, как про одного из таких, которые имеют несчастье быть умнее
своего времени… Кажется, так он сказал…
Клим Иванович Самгин был убежден, что говорит нечто очень оригинальное и глубоко
свое, выдуманное, выношенное его цепким разумом за все
время сознательной жизни. Ему казалось, что он излагает результат «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет» красиво, с блеском. Увлекаясь
своей смелостью, он терял привычную ему осторожность высказываний и
в то же
время испытывал наслаждение мести кому-то.
Связь с этой женщиной и раньше уже тяготила его, а за
время войны Елена стала возбуждать
в нем определенно враждебное чувство, —
в ней проснулась трепетная жадность к деньгам, она участвовала
в каких-то крупных спекуляциях, нервничала, говорила дерзости, капризничала и — что особенно возбуждало Самгина — все более резко обнаруживала презрительное отношение ко всему русскому — к армии, правительству, интеллигенции, к
своей прислуге — и все чаще,
в разных формах, выражала
свою тревогу о судьбе Франции...
Он перестал развертывать мудрость
свою потому, что пригласили к столу, но через некоторое
время за столом снова зазвучал его внушительный голос, и
в памяти легко укладывались его фразы.
— Для меня лично корень вопроса этого, смысл его лежит
в противоречии интернационализма и национализма. Вы знаете, что немецкая социал-демократия
своим вотумом о кредитах на войну скомпрометировала интернациональный социализм, что Вандервельде усилил эту компрометацию и что еще раньше поведение таких социалистов, как Вивиани, Мильеран, Бриан э цетера, тоже обнаружили, как бессильна и как,
в то же
время, печально гибка этика социалистов. Не выяснено: эта гибкость — свойство людей или учения?
Он не мог определить
своего отношения к смыслу сказанного Воиновым, но он почувствовал, что
в разное
время и все чаще его мысли кружились близко к этому смыслу.