Неточные совпадения
— Да бахаревские, бахаревские, чтой-то вы словно не видите, я барышень к тетеньке из Москвы везу, а вы не пускаете. Стой, Никитушка, тут, я сейчас сама к Агнии Николаевне доступлю. — Старуха стала спускать
ноги из тарантаса и, почуяв землю, заколтыхала к кельям. Никитушка остановился, монастырский сторож не выпускал из руки поводьев пристяжного коня, а монашка опять всунулась
в тарантас.
Только пробило одиннадцать часов, я и стала надевать шубейку, чтоб к мужу-то идти, да только что хотела поставить
ногу на порог, а
в двери наш молодец из лавки, как есть полотно бледный.
Слева стоит законная супруга предводителя, приобретенная посредством ночного похищения, Ольга Сергеевна,
в белом чепце очень старого и очень своеобычного фасона,
в марселиновом темненьком платье без кринолина и
в большом красном французском платке,
в который она беспрестанно самым тщательным образом закутывала с головы до
ног свою сухощавую фигурку.
Платье его было все мокро; он стоял
в холодной воде по самый живот, и
ноги его крепко увязли
в илистой грязи, покрывающей дно Рыбницы.
Теперь только, когда этот голос изобличил присутствие
в комнате Помады еще одного живого существа, можно было рассмотреть, что на постели Помады, преспокойно растянувшись, лежал человек
в дубленом коротком полушубке и, закинув
ногу на
ногу, преспокойно курил довольно гадкую сигару.
Они посидели с полчаса
в совершенном молчании, перелистывая от скуки книги «О приходе и расходе разного хлеба снопами и зерном». Потом доктор снял
ногою сапоги, подошел к Лизиной двери и, послушав, как спит больная, возвратился к столу.
Потом
в городе была еще замечательна улица Крупчатная, на которой приказчики и носильщики, таская кули, сбивали прохожих с
ног или, шутки ради, подбеливали их мучкой самой первой руки; да была еще улица Главная.
Еще иначе все это смотрело позднею осенью, когда пойма чернела и покрывалась лужами, когда черные, бархатные султаны становились белыми, седыми, когда между ними уже не мелькали бахромчатые повязочки и самый ситник валился
в воду, совершенно обнажая подопревающие цибастые
ноги гренадер.
— Да ведь преступление последний шаг, пятый акт. Явление-то ведь стоит не на своих
ногах, имеет основание не
в самом себе, а
в другом. Происхождение явлений совершается при беспрерывном и бесконечном посредстве самобытного элемента, — проговорил Вязмитинов.
— Что ты, матушка, бог с тобой. У меня уж
ноги не ходят, а она
в кадриль меня тянет. Вон бери молодых.
Какие этой порой бывают ночи прелестные, нельзя рассказать тому, кто не видал их или, видевши, не чувствовал крепкого, могучего и обаятельного их влияния.
В эти ночи, когда под
ногою хрустит беленькая слюда, раскинутая по черным талинам, нельзя размышлять ни о грозном часе последнего расчета с жизнью, ни о ловком обходе подводных камней моря житейского. Даже сама досужая старушка-нужда забывается легким сном, и не слышно ее ворчливых соображений насчет завтрашнего дня.
Здесь был только зоологический Розанов, а был еще где-то другой, бесплотный Розанов, который летал то около детской кроватки с голубым ситцевым занавесом, то около постели, на которой спала женщина с расходящимися бровями, дерзостью и эгоизмом на недурном, но искаженном злостью лице, то бродил по необъятной пустыне, ловя какой-то неясный женский образ, возле которого ему хотелось упасть, зарыдать, выплакать свое горе и, вставши по одному слову на
ноги, начать наново жизнь сознательную, с бестрепетным концом
в пятом акте драмы.
А дело было
в том, что всеми позабытый штабс-капитан Давыдовский восьмой год преспокойно валялся без рук и
ног в параличе и любовался, как полнела и добрела во всю мочь его грозная половина, с утра до ночи курившая трубку с длинным черешневым чубуком и кропотавшаяся на семнадцатилетнюю девочку Липку, имевшую нарочитую склонность к истреблению зажигательных спичек, которые вдова Давыдовская имела другую слабость тщательно хранить на своем образнике как некую особенную драгоценность или святыню.
— Что это! бунт! — крикнул sous-lieutenant и, толкнув замершую у его
ног женщину, громко крикнул то самое «пали», которое заставило пастора указать сыну
в последний раз на Рютли.
Далее,
в углублении комнаты, стояли мягкий полукруглый диван и несколько таких же мягких кресел, обитых зеленым трипом. Перед диваном стоял небольшой ореховый столик с двумя свечами. К стене, выходившей к спальне Рациборского, примыкала длинная оттоманка, на которой свободно могли улечься два человека,
ноги к
ногам. У четвертой стены, прямо против дивана и орехового столика, были два шкафа с книгами и между ними опять тяжелая занавеска из зеленого сукна, ходившая на кольцах по медной проволоке.
Варвара Ивановна взяла сына
в спальню, дала ему пачку ассигнаций, заплакала, долго-долго его крестила и, наконец, вывела
в залу. Здесь арестант простился еще раз с матерью, с отцом, с лакеем и дрожащими
ногами вышел из дома.
Генерал Стрепетов сидел на кресле по самой середине стола и, положив на руки большую белую голову, читал толстую латинскую книжку. Он был одет
в серый тулупчик на лисьем меху, синие суконные шаровары со сборками на животе и без галстука.
Ноги мощного старика, обутые
в узорчатые азиатские сапоги, покоились на раскинутой под столом медвежьей шкуре.
Когда Помада вынул из своего ранца последний сверток,
в котором были эти воротнички, и затем, не поднимаясь от
ног Лизы, скатал трубочкою свой чемоданчик, Лиза смотрела на него до такой степени тепло, что, казалось, одного движения со стороны Помады было бы достаточно, чтобы она его расцеловала не совсем только лишь дружеским поцелуем.
Помада
ноги отходил, искавши Розанова, и наконец, напав на его след по рассказам барсовского полового, нашел Дмитрия Петровича одиноко сидящим
в нумере. Он снова запил мертвым запоем.
На одном из окон этой комнаты сидели две молодые женщины, которых Розанов видел сквозь стекла с улицы; обе они курили папироски и болтали под платьями своими
ногами; а третья женщина, тоже очень молодая, сидела
в углу на полу над тростниковою корзиною и намазывала маслом ломоть хлеба стоящему возле нее пятилетнему мальчику
в изорванной бархатной поддевке.
— Ну, не правда ли! — подхватила Бертольди. — Ведь это все лицемерие, пошлость и ничего более. Ступина говорит, что это пустяки, что это так принято: тем-то и гадко, что принято. Они подают бурнусы, поднимают с полу носовые платки, а на каждом шагу,
в серьезном деле, подставляют женщине
ногу; не дают ей хода и свободы.
Мартемьян Иванов посидел среди улицы, вздел предательски свалившегося с
ноги неспособного демона и, разведя врозь руками,
в унынии пошел назад, чтобы получить новые инструкции.
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там
в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под
ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете,
в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с
ног. Только бы мне узнать, что он такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать
в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает
ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Городничий. Не гневись! Вот ты теперь валяешься у
ног моих. Отчего? — оттого, что мое взяло; а будь хоть немножко на твоей стороне, так ты бы меня, каналья! втоптал
в самую грязь, еще бы и бревном сверху навалил.
Аммос Федорович (строит всех полукружием).Ради бога, господа, скорее
в кружок, да побольше порядку! Бог с ним: и во дворец ездит, и государственный совет распекает! Стройтесь на военную
ногу, непременно на военную
ногу! Вы, Петр Иванович, забегите с этой стороны, а вы, Петр Иванович, станьте вот тут.