Неточные совпадения
— Да, нахожу. Нахожу,
что все эти нападки неуместны, непрактичны, просто сказать, глупы. Семью нужно переделать, так и училища переделаются.
А то,
что институты! У нас
что ни семья, то ад, дрянь, болото. В институтах воспитывают плохо,
а в семьях еще несравненно хуже. Так
что ж тут институты? Институты необходимое зло прошлого века и больше ничего. Иди-ка, дружочек, умойся: самовар несут.
— Да
что ж это он хотел быть,
а не идет? — заметил Зарницын.
— Боже,
а я-то!
Что ж это я наделала, засидевшись до сих пор? — тревожно проговорила Лиза, хватаясь за свою шляпку.
—
Что ж это, по-твоему, — ничего? Можно, по-твоему, жить при таких сценах?
А это первое время; первый месяц, первый месяц дома после шестилетней разлуки! Боже мой! Боже мой! — воскликнула Лиза и, не удержав слез, горько заплакала.
— Не бил,
а так вот пилил бы. Да ведь тебе
что ж это. Тебе это ничего. Ты будешь пешкою у мужа, и тебе это все равно будет, — будешь очень счастлива.
—
Что ж, я говорю правду, мне это больно; я никогда не забуду,
что сказала тебе. Я ведь и в ту минуту этого не чувствовала,
а так сказала.
— Ну,
а после
ж что было? — спокойно спросила игуменья.
—
Что ж, тут вовсе не любовь,
а сожаление.
«
А впрочем, — опять размышлял Помада, —
чего ж у меня нет? Силы? Есть. Пойду на смерть… Эка штука! Только за кого? За
что?»
— Да какая
ж драма?
Что ж, вы на сцене изобразите, как он жену бил, как та выла, глядючи на красный платок солдатки,
а потом головы им разнесла? Как же это ставить на сцену! Да и борьбы-то нравственной здесь не представите, потому
что все грубо, коротко. Все не борется,
а… решается. В таком быту народа у него нет своей драмы, да и быть не может: у него есть уголовные дела, но уж никак не драмы.
—
А им очень нужно ваше искусство и его условия. Вы говорите,
что пришлось бы допустить побои на сцене,
что ж, если таково дело, так и допускайте. Только если увидят,
что актер не больно бьет, так расхохочутся,
А о борьбе-то не беспокойтесь; борьба есть, только рассказать мы про ту борьбу не сумеем.
—
Что ж делать! — сказала она, выслушав первый раз отчаянный рассказ Женни. — Береги отца, вот все,
что ты можешь сделать,
а горем уж ничему не поможешь.
— За идею, за идею, — шумел он. — Идею должно отстаивать. Ну
что ж делать: ну, будет солдат!
Что ж делать? За идею права нельзя не стоять; нельзя себя беречь, когда идея права попирается. Отсюда выходит индифферентизм: самое вреднейшее общественное явление. Я этого не допускаю. Прежде идея, потом я,
а не я выше моей идеи. Отсюда я должен лечь за мою идею, отсюда героизм, общественная возбужденность, горячее служение идеалам, отсюда торжество идеалов, торжество идей, царство правды!
— Ну, о то
ж само и тут.
А ты думаешь,
что як воны що скажут, так вже и бог зна що поробыться! Черт ма! Ничего не буде з московьскими панычами. Як ту письню спивают у них: «Ножки тонки, бочка звонки, хвостик закорючкой». Хиба ты их за людей зважаешь? Хиба от цэ люди? Цэ крученые панычи, та и годи.
—
А то
что ж еще? — с улыбкою ответил Пархоменко и, сев с некоторою, так сказать, либеральною важностию на кресло, тотчас же засунул указательный палец правой руки в глаз и выпятил его из орбиты.
— Цели Марфы Посадницы узки, — крикнул Бычков. —
Что ж, она стояла за вольности новгородские, ну и
что ж такое?
Что ж такое государство? — фикция. Аристократическая выдумка и ничего больше,
а свобода отношений есть факт естественной жизни. Наша задача и задача наших женщин шире. Мы прежде всех разовьем свободу отношений. Какое право неразделимости? Женщина не может быть собственностью. Она родится свободною: с каких же пор она делается собственностью другого?
— Надо держать крепче тех, которые меньше знают. У вас есть Арапов, рыжий, этот Пархоменко и капитан, Да Райнер, — помилуйте,
чего ж вам?
А что эти Белоярцев и Завулонов?
— Или адресные билеты, — зачинал другой. —
Что это за билеты? Склыка одна да беспокойство. Нет, это не так надо устроить! Это можно устроить в два слова по целой России,
а не то
что здесь да в Питере, только склыка одна. Деньги нужны — зачем не брать, только с
чего ж бы и нас не спросить.
— Как? Одно слово: взял да и пустил. Теперь, к примеру скажем, я. Я небольшой человек, кто как разумеет, может и совсем человек маленький,
а я центральный человек. У нас теперь по низовью рыбацкие артели: несколько сот артель одна, так
что ж мне.
«Все это как-то… нелепо очень…
А впрочем, — приходило ему опять в голову, —
что ж такое? Тот такой человек,
что его не оплетешь,
а как знать,
чего не знаешь. По началу конец точно виден, ну да и иначе бывает».
— Это запрещено законом! когда
ж это было запрещено законом? Знаем мы вас, законников. Небось, своего сына ты бы так упрятал,
что никто бы его и не нашел,
а к чужим так ты законы подбираешь, — ворчала Варвара Ивановна, возвращаясь домой с самым растерзанным и замирающим сердцем.
— И умно делаете. Затем-то я вас и позвал к себе. Я старый солдат; мне, может быть, извините меня, с революционерами и говорить бы, пожалуй, не следовало. Но пусть каждый думает, кто как хочет,
а я по-своему всегда думал и буду думать. Молодежь есть наше упование и надежда России. К такому положению нельзя оставаться равнодушным. Их жалко. Я не говорю об университетских историях. Тут
что ж говорить! Тут говорить нечего.
А есть, говорят, другие затеи…
— Обыск?
а! Идут? Ну так
что ж такое?
«Ну
что ж, — думал он, — ну я здесь,
а они там;
что ж тут прочного и хорошего. Конечно, все это лучше,
чем быть вместе и жить черт знает как,
а все же и так мало проку. Все другом пустота какая-то… несносная пустота. Ничего, таки решительно ничего впереди, кроме труда, труда и труда из-за одного насущного хлеба. Ребенок?.. Да бог его знает,
что и из него выйдет при такой обстановке», — думал доктор, засыпая.
— Я видел,
что ваша жена с душком, ну да
что ж такое, женщины ведь все сумасшедшие.
А вы себе табакерку купите: она капризничать,
а вы табачку понюхайте да свое дело делайте.
—
А это,
что ж это такое Сокольники? Деревня,
что ль, это такая? — спрашивал Помада, выйдя за ворота и оглянувшись назад по улице.
— Да это
что ж…
А вот Бертольди.
— Ну это, Лизавета Егоровна, вы сами придумали,
а мое мнение о теориях я еще сто лет назад вам высказывал. Не верю в теоретиков,
что ж мне делать.
—
Что ж в кафедре? На кафедре всякий свое дело делает,
а я тут под рукой институтец заведу. Тут просвещенные монголы мне в этом деле помогают.
— Так вот ты, Баранов, и сообрази, — говорил гораздо тише совсем опьяневший женский голос. —
Что ж она, Жанетка, только ведь
что французинка называется,
а что она против меня? Тьфу, вот
что она. Где
ж теперь, Баранов, правда!
— Где, сударыня, устать: всего верст десять прошла, да часа три по колени в грязи простояла. С
чего ж тут устать? дождичек божий,
а косточки молодые, — помыл — хорошо.
— Да кто лечит? Сулима наш прописывает. Вот сейчас перед вашим приходом чуть с ним не подралась: рецепт прописал, да смотрю, свои осматки с ног скидает,
а его новые сапожки надевает. Вам, говорит, пока вы больны, выходить некуда.
А он молчит. Ну
что же это такое: последние сапожонки, и то у живого еще с ног волокут! Ведь это
ж аспиды,
а не люди.
— Да вот же всё эти,
что опивали да объедали его,
а теперь тащат, кто за
что схватится. Ну, вот видите, не правду
ж я говорила: последний халат — вот он, — один только и есть, ему самому, станет обмогаться, не во
что будет одеться,
а этот глотик уж и тащит без меня. — «Он, говорит, сам обещал», перекривляла Афимья. — Да кто вам, нищебродам, не пообещает! Выпросите.
А вот он обещал,
а я не даю: вот тебе и весь сказ.
— Ну и
что ж такое? — говорил Белоярцев в другом месте, защищая какого-то мелкого газетного сотрудника, побиваемого маленьким путейским офицером. — Можно и сто раз смешнее написать, но
что же в этом за цель? Он, например, написал: «свинья в ермолке», и смешно очень,
а я напишу: «собака во фраке», и будет еще смешнее. Вот вам и весь ваш Гоголь; вот и весь его юмор!
— Так
что ж! Мне мои деньги нужны на честные торговые обороты,
а не на то, чтобы раздавать их всякой распутной девчонке на ее распутства.
—
Что ж, я извольте,
а только имя же ведь мое внизу подпечатают?
— «Ты
ж, говорю, сам крайний и пишешь в этом роде!» — «
А черт их, говорит, возьми: мало ли
что мы пишем!
— Комик! комик! — остановил его Розанов. — Ну,
а мало ли,
что мы с тобой говорим?
Что ж мы-то с тобой за люди?